Любовь Овсянникова - Вершинные люди

• Название: Вершинные люди
• Автор: Любовь Овсянникова
• Издательство: Стожары
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2016

В новой книге из цикла «Когда былого мало» автор показывает интересно прожитую жизнь любознательного человека, «путь, пройденный по земле от первых дней и посейчас». Оглядываясь, она пытается пересмотреть его. Говоря ее же словами — «так подвергаются переоценке и живот, и житие, и жизнь…»

Это некое подобие «Тропика Рака», только на наш лад и нашего времени, это щедро отданный потомкам опыт, и в частности — опыт выживания в период перехода от социализма и перестройки к тому, что мы имеем сейчас.

---

Я поняла, что уже поздно и стучаться в двери домов со своими бесполезными вопросами о наличии свободного угла неприлично — люди не станут открывать из осторожности или даже из страха, а мне будет еще обиднее. Во дворе одного из домов по улице Ленина, между Комсомольской и Чкалова, я села на лавочку отдохнуть и от отчаяния, от невозможности расположить к себе этот коварный, неласковый город, от его глухоты, от своей потерянности в нем расплакалась.

Я не услышала, как ко мне подошли.

— Что случилось, девонька? — вопрос прозвучал почти по-славгородски тепло и участливо.

Я подняла голову — возле меня стояли две очень красивые, нарядно одетые девушки, словно сошедшие со страницы журнала мод. Настоящие горожанки, таких показывают только в кино, подумала я, продолжая их рассматривать. До приезда в город я представляла себе, что тут все должны быть такими, но это оказалось не так. И вот они появились — такие, какими горожане казались мне издалека. Девушки были совсем молоденьки, от силы лет на пять старше меня.

— Тебя кто-то обидел? — дуэтом допытывались они, пока я молчала.

— Нет, — сказала я. — Но так получается, что да, — и я объяснила причину слез.

Они выслушали мой рассказ внимательно, с большим сочувствием и тут же пообещали, что не оставят меня в беде, обязательно что-то придумают. И принялись обсуждать между собой различные варианты, как это можно сделать. Их искренность была такой настоящей, а участие таким горячим, что это вселило в меня надежду, я постепенно успокоилась.

— Галя, вы же с мамой живете вдвоем, — наконец сказала та, которую завали Зиной. — Возьмите ее к себе!

— Ой, — растерялась Галя. — Не знаю, мама не согласится.

— А мы ее уговорим! — настаивала Зина. — Смотри, какая хорошенькая девочка и совсем одна в чужом городе. Вспомни, твоя мама тоже ведь из села в город приехала.

— Боюсь, она не захочет, — твердила Галя. — И потом, я работаю по сменам... Нет, это всем будет неудобно.

— Да это только на первый случай, позже мы ей найдем что-то более подходящее! — уже не отступала Зина. — Через своих знакомых, через сотрудников. У нас же больше возможности это сделать, чем у нее. Что же она будет ходить по улицам, как сирота? Ну!

— Пошли! — решилась Галя и первой зашагала к порогу своего домика.

Галина мама сидела около стола и лущила фасоль, она оказалась добродушной толстушкой, похожей на многих сельских женщин.

— Мама, эта девочка плакала у нас во дворе, — Галя опустилась на корточки перед матерью, в двух словах рассказала, с чем они пришли, и уговаривала ее согласиться. — Надо ей помочь.

— Плакала? — переспросила Галина мама. — Плакать не надо, — и она согласилась взять меня к себе: — Ничего, детка, пока поживешь у нас, а там мы тебя пристроим более удобно, — сказала она. — Вези сюда свои пожитки.

Девушки, успокоившись, что со мной все уладилось, тут же заулыбались и побежали в парк на танцы, а я, не помня себя от радости, помчалась за вещами.

Тяжелый чемодан обрывал мне руки, идти от дома Евдокии Андреевны, мамы Владимира Ивановича до остановки трамвая казалось близко лишь с пустыми руками. Сейчас это расстояние увеличилось в несколько раз. К тому же трамвай пришел на остановку переполненный, и я не смогла в него втиснуться. Сумерки сгущались, и я боялась, что в темноте не найду тот дом, где меня согласились приютить. Волнение накатывало волна за волной, нарастало с каждой минутой. Наконец я решилась приблизиться к входной двери очередного трамвая, несмотря на то что людей в салоне было много. И тут чьи-то крепкие руки подхватили меня сзади и почти что внесли в трамвай:

— Расступись, народ, дай дорогу молодежи! — услышала я веселый мужской голос, но обернуться и посмотреть на того, кто мне помог, в людской толчее не было возможности. — Тебе где выходить? — спросил все тот же голос.

— На Ленина, — ответила я.

— Выйдешь, даже не сомневайся!

Но на нужной остановке меня выплеснула на улицу волна выходящих, и посторонняя помощь не понадобилась. Трамвай захлопнул дверцы и уехал, а я отошла от толпы, поставила чемодан на асфальт и постаралась отдышаться. Идти предстояло еще более двух кварталов, а мои руки уже не держали ношу. И все же конечная точка путешествия стала чуть ближе, я приободрилась этой мыслью и начинала приходить в себя. Наконец, усталость немного отпустила. Я снова подняла поклажу и понесла вверх по улице Ленина, слегка приседая при каждом шаге. Нести было тяжело, и я наклониться набок, чтобы опереть руку о бедро. Так в селе женщины и дети носят от колодца в дом ведра с водой. Каждый шаг давался с трудом, казалось, я сейчас упаду, а ведь я только миновала первый перекресток.

Сзади послышались торопливые шаги, явно имеющие цель настичь меня, и скоро кто-то властно подхватил мой чемодан.

— Давай помогу! — рядом оказался парень почти одного со мной возраста или чуть старше, веселый, уверенный в себе, бодрый. — Ты студентка? — спросил он.

— Да.

— Где учишься, на каком курсе?

— На первом, в университете.

— А я в медицинском, — сказал он.

Больше я об этом парне ничего не узнала. Он донес мой чемодан до нужного места и попрощался все в той же манере:

— Удачи тебе, не вешай нос!

— Спасибо, — сказала я, и вдруг добавила: — Ты мне очень помог, я этого не забуду.

— Помогай и ты, кому надо! — он махнул мне рукой и растаял в темноте, а я провела его взглядом, сожалея о расставании, затем снова подняла чемодан и повернула во двор.

С новой хозяйкой Варварой Ильиничной мы быстро поладили, хотя в двух крошечных проходных комнатах и коридорчике, соединенном с кухней, на самом деле было неимоверно тесно, и мое присутствие только стесняло их еще больше, нарушало быт и режим. Ее дочь Галю я почти не видела. К сожалению, не виделась больше и с Зиной, благодаря которой оказалась у этих людей. Девушки работали в три смены на каком-то большом заводе, в свободные вечера бежали на танцы, а в выходные дни я уезжала домой.

Однако дней через десять я распрощалась с Галей и ее мамой, но не навсегда. Ведь мир тесен. Ушла я от них потому, что сестра подыскала другую квартиру, где для меня нашлась отдельная комната. Эта квартира находилась рядом с тем корпусом университета на улице Шевченко, где была прекрасная художественная библиотека, располагались наши чертежные залы, где я питалась в столовой и занималась в большом и богатом своим фондом читальном зале. В этот зал я приходила сразу после занятий, занимала место за столиком, заказывала у библиотекаря нужные книги и шла в столовую обедать, а потом возвращалась, забирала книги и до самого вечера занималась. В нем проходили все мои свободные часы, посвященные подготовке к семинарам и самостоятельной работе над лекциями.

Сразу после переезда к Лиде Галиновской, так звали мою новую квартирную хозяйку, нас, студентов, отправили на месяц в колхоз. Так что после возвращения с полевых работ я окунулась в новую жизнь, более удобную, уже свободную от забот о быте.

Раздаю удачу

Да, мир тесен.

Месяца через два после описанных событий я, как обычно, ехала на выходные дни домой в пригородной электричке "Днепропетровск–Запорожье". Этот маршрут недавно пустили, и он был удобен мне, как и многим другим студентам, тем, что не надо было пересаживаться в Синельниково. Тех, кто ехал дальше на юг, набиралось достаточно много, ибо в Запорожье было гораздо меньше вузов, чем в Днепропетровске. Не было, например, сельскохозяйственного, транспортного, медицинского.

Студенты шумной гурьбой заполонили большинство вагонов, расселись кучками и радовались возможности немного отдохнуть. Кто-то дремал, многие читали или беседовали, а я, по установившейся привычке, переводила "тысячи" — английские тексты, заданные домой. Все вместе мы представляли собой тесный круг людей с одинаковой судьбой, некое братство попутчиков. Мы хорошо знали друг друга в лицо, и этого было достаточно для теплых приветствий и необременительных бесед во время поездки. Среди нас были ребята из разных сел и городков и из разных вузов, которые могли видеться только здесь, они особенно радостно встречались и всю дорогу оживленно беседовали. Короче, меня окружали знакомые лица, и я чувствовала себя в своей тарелке.

Вдруг ко мне подсел парень, о котором я знала только, что он из Запорожья. Он подал мне пакет из черного крафта, в каких продавалась фотобумага.

— Возьми, это тебе память о наших поездках. Ну и обо мне, конечно, — сказал он.

Я взяла пакет и вынула его содержимое.

— Ха! — выдохнула я от радостной неожиданности, увидев свои портреты. На них я сидела с полосатым шарфиком на плечах и книгами на коленях и смотрела куда-то в сторону, как будто обдумывала только что прочитанное. — Когда ты успел меня сфотографировать?

— Уметь надо, — ответил парень.

Мы разговорились. Оказалось, что он старше меня, учится в медицинском институте, сам же родом из Софиевки. Этот городок переименовали недавно, и я не сразу поняла, что это бывшая Ново-Гупаловка. Попал в институт не сразу. Сначала, окончив восемь классов школы, поступил в медицинское училище, стал фельдшером, потом отслужил в армии, и лишь после этого его мечта осуществилась — теперь учится на хирурга. У парня были затруднения — он жил на квартире у дяди, но недавно вернулся из армии дядин сын и, против ожидания родителей, привез с собой жену. Теперь Павлу, как звали моего нового друга, надо было освобождать комнату для молодоженов.