Дарья Волкова - Падение Рыжего Орка

• Название: Падение Рыжего Орка
• Автор: Дарья Волкова
• Жанр: Современные любовные романы

Умнице и красавице Вареньке Самойловой и в голову не могло придти, что ее судьба, ее принц, ее суженый явится к ней в таком неприглядном виде. Но судьба не шутит, "принц" настырен - все толкает Варю в так не понравившиеся при первой встрече руки. Вот только можно ли доверять этим рукам, этим глазам, этому человеку? Да что он за человек на самом деле?

---

— Вряд ли мы уложимся в полчаса, да, Тиша?

Тиша угукнул, так и не отворачиваясь от стены.

— Наверное, мне придется начать рассказ с моего деда, — продолжил серьезно Аристарх Петрович.

— Даже с деда? — хмыкнул Глеб Николаевич. — От седьмого колена? Иаков породил Исаака? А покороче… гхм… нельзя?

— Сначала был Авраам, — улыбнулся Аристарх в бороду. — Авраам родил Исаака. Но мы так далеко не пойдем.

— Это радует, — вздохнул Глеб. — Рассказывайте про деда. Пока мне никто не позвонил.

Так Глеб Николаевич Самойлов, врачеватель тел человеческих, стал нечаянно исповедником отца и сына Тихих. Именно ему они и рассказали свою непростую историю. Доктору Глебу и друг другу.

Тихон Тихий был настоятелем одного из старых московских храмов. Тех самых, что так радостно взрывали новые хозяева страны в двадцатые и тридцатые годы прошлого столетия. Тихон Тихий новую власть не признал. За что и поплатился. Его храм взлетел на воздух в феврале двадцать восьмого. Настоятель присутствовал при этом — стоял за оцеплением. И в тот момент, когда белокаменный храм окутало огненное облако взрыва — в тот же момент разорвалось сердце старого священника. Инфаркт миокарда — если говорить сухими медицинскими фактами.

Вдова осталась с двумя сыновьями на руках. Петр и Павел Тихие. Или, как называла их матушка, бывшая родом с Полтавщины, на малороссийский манер — Петрусь и Павлусь. И Петрусь, и Павлусь выводы из судьбы отца сделали и поняли, что с новой властью надо дружить. Правда, происхождение им биографию подпортило, но мозгами оба юноши были не обделены. Старший пошел по инженерному делу, младший — по медицинскому. До поры, до времени все было благополучно. Но происхождение все-таки дало себя знать обоим Тихим — младшему раньше, чем старшему. Павла посадили в тридцать девятом. До войны не дожил — перед самым началом его унес туберкулез. Старшего ГУЛАГ забрал уже после войны, но без таких необратимых последствий. Петр Тихий в лагерях выжил. Чудом, как он полагал. Потому что когда «красного конструктора», помещенного в одну камеру с уголовниками, его сокамерники решили «опустить», он впервые во взрослой и сознательной жизни взмолился. Отчаянно, громко, вслух. Его крик Богородице слышали охранники, но, разумеется, и не подумали вмешаться. А Петр Тихий кричал, пополам со словами молитвы: «Живым не дамся, сам помру, но и с собой, кого смогу — заберу!».

Его все-таки не тронули. А благодаря вертухаям о Петре Тихом пошла слава по тюрьме. Так Петр Тихий уверовал по-настоящему. Так он вспомнил о своих корнях. Священником по факту он стал гораздо раньше, чем его рукоположили. За все годы в лагере он и выслушивал исповеди, и грехи отпускал, и молитвы писал — от души и как помнил от отца.

После освобождения он еще два года прожил там, на берегах Енисея. В суровых краях, полных такими, как он. А потом все же смог вернуться, но не в Москву, она была для него под запретом — в Подмосковье. Семинария — иного пути Петр не видел. Потом Бог подарил ему жену, Анну, уроженку Коломны. Там и обосновался.

Сын Аристарх пошел по пути отца и деда. Легко дался ему этот выбор, по велению души — как он сам считал. Но судьба приготовила и ему испытание веры и предназначения. Испытание, которое породил он сам.

Аристарх старался воспитывать детей так, как учили. Как положено. Но результат вышел прямо противоположный. Сын. Непослушный. Дерзкий. Отец не понял, как это вышло. Тиша рос скромным и хорошим мальчиком. А потом, вдруг, ни с того, ни с сего…

— Не вдруг! — это в исповедь вклинился Тихон. Пришла его очередь.

Он с какого-то момента стал стыдиться отца. И ему стало остро хотеться, чтобы у него батя был, как у Славки Ракитянского — пусть бывший комсомольский работник, зато сейчас — уважаемый человек, веселый, и, главное, все понимает! Или уж тогда лучше, как у Ваньки Тобольцева — вовсе без отца. Правда, мамаша у Ваньки — жуть полная. Именно она написала на Тихона заяву в милицию — что Тихий разбил в кровь лицо ее сыну. И ей ведь не объяснишь, что Ванька сам просил научить его давать сдачи. И тупо пропустил слева.

А Тихона никто не слушал. Потому что с учителями — огрызается. Оценки — хуже некуда, за исключением физкультуры, математики и эпизодами — физики. Хвалит его только тренер — по греко-римской борьбе. А это не аргумент.

Над Тином смеялись: «попович» — он огрызался. Бил морды. Никому не спускал. А в глубине души хотел, чтобы отец был нормальным. Обычным. Как у всех. И чтобы достаток был в доме. Чтобы праздники нормальные — как у других ребят. Пусть бы даже пил лучше! Чем все эти посты, службы. Но это было из разряда несбыточного. Все так, как есть, и тут уже ничего не изменишь. У него отец — поп. А сам Тихон — попович.

Только в тренировочном зале он забывал об этом. Там был только он сам. Его руки, ноги, сила, то, чему он научился. И там, в зале, Тихон был хозяин себе и своей жизни. Там от него все зависело. Как он захочет — так и будет. Захочет — и станет чемпионом. Сначала по области. Потом в Москву поедет. И там всех победит. Он всерьез верил, что станет именитым спортсменом. Потому что у него получалось. Потому что тренер говорил, что у Тихона есть способности. Потому что он сам в это верил. Потому что очень этого хотел — вырваться из чуждой ему атмосферы. Стать самому себе хозяином. И чтобы никаких постов, разговоров о праведности, чтения Евангелия, присутствия на богослужениях. Тогда ему это все было чуждо и противно. И он страстно мечтал уйти из дома. Мать с сестрами, конечно, будет жаль.

Тогда он еще не знал, что многое в жизни гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. И так горячо любимая им секция греко-римской борьба была не только спортивной организацией. Но и прикрытием для не совсем законных дел. Крепкие ребята-борцы под руководством тренера помогали нужным людям из криминального мира. Что конкретно они делали, Тихон узнать не успел. Ему предложили — в весьма завуалированной форме — стать взрослым и откушать романтики ночной опасной жизни города. Ну и материальное положение поправить заодно. Разумеется, он согласился — ко всему прочему, его тренер был хорошим психологом, знал, как и что сказать.

Дело ему поручили простое, чтобы проверить, на что годен — стоять на стреме, пока другие снимают колеса с машины. Но такое уж у Тихона было везение, что на первом же «деле» его и поймали. И тут всплыло все. И заявление матери Ваньки Тобольцева. И характеристики из школы. И много чего другого, включая поведение Тихона во время следствия.

Конечно, Тихон не знал тогда, сколько порогов обил отец, чтобы было принято то решение. Чтобы Тихона не отправили в интернат для трудновоспитуемых подростков. Зато помнил отчетливо лицо отца белое. Сам черный, в одном подряснике, без креста даже, а лицо белое. И волосы. И борода. Поседел враз — а раньше черные были волосы, только проседь редкая. Поседел после того, как Тихона Тихого, единственного сына отца Аристарха, настоятеля храма святых Марфы и Марии, отправили в реабилитационный центр для подростков. По закону, на оформление в такие центры требовалось согласие самого подростка. И Тихон его с удовольствием дал, проорав отцу, что куда угодно готов — лишь бы вон из постылого отчего дома.

Сначала его определили на полгода. Потом — продлили еще на полгода. Тихону там сказали тогда, что это родители настояли на продлении его пребывания в центре. Ну да, конечно. Так будет лучше. И не сказать, чтобы там, в центре, было так уж плохо. Внутри Тина было плохо. Очень. Он потом не любил вспоминать то время. Замороженный тогда был. Ничего не хотелось. Словно лишили его чего-то важного. Возможности дышать. Или любить. Быть с теми, кто был нужен. И кому не нужен оказался он сам.

Из реабилитационного центра Тихон вернулся домой. И понял, что может быть еще хуже, чем было там — когда вот глаза видишь. Эти глаза. Глаза родных, которые стыдятся тебя. Уже тогда его начало накрывать осознание собственной неправоты. Но Тихон был слишком молод, слишком озлоблен, чтобы дать этому осознанию прорасти в душе. И он ушел из дома — его приютил на пару месяцев тренер. За повесткой в армию Тихон Тихий пришел самолично, весьма ошарашив военкома.

С армией ему повезло — несмотря на год пребывания в реабилитационном центре его взяли во внутренние войска, в легендарный ОДОН — сыграло роль то, что он здоровый, крепкий, борец. Служил в Балашихе, сто десять километров всего до Коломны. Хотя Тихону на это было плевать — ощущение дома он сознательно вытравливал из себя. И, несмотря на то, что в армии было непросто, по сравнению с годом, проведенным в реабилитационном центре — даже хорошо. В смысле — нормально. Понятно. А еще он вырос, повзрослел и оброс шкурой. Теперь попробуй подступись.

После демобилизации Тин даже не показался в Коломне. Сразу в Москву. Там его уже ждал перебравшийся туда его бывший тренер. Там закрутились дела серьезнее и интереснее.