Игорь Забелин - Загадки Хаирхана (Записки хроноскописта)

• Название: Загадки Хаирхана (Записки хроноскописта)
• Автор: Игорь Забелин
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Я думаю, ты заметил. У нее же несимметричные крылья. И на амфоре, и на вазе.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ,

в которой мы, ожидая ответа от Мамаду Диопа, продолжаем расшифровку сюжета, запечатленного на амфоре, венецианской вазе и еще на одной серебряной вазе; в этой же главе хроноскоп проводит расследования, которые хотя и приоткрывают некоторые тайны серебряной вазы, но заканчиваются трудно объяснимым курьезом.

Я чувствую по складу повествования, что местами невольно бросаю на Брагинцева тень, хотя ничего более нелепого невозможно вообразить. Я пересмотрел предыдущие страницы, кое-что смягчил, а кое-что даже вычеркнул, но не уверен, что достиг желаемого результата. Во всяком случае, прошу не переносить недостатки рассказа на человека, о котором рассказывается, тем более, что человек этот очень симпатичен и мне, и Березкину.

Едва переступив порог рабочего кабинета Березкина, Брагинцев - он держал в руках сверток - сказал, что стыдится своего собственного эгоизма.

- Я же знаю, что вы заняты расследованием африканской истории, сознаю, что у вас масса дел и навязываюсь со своими вазами, с каким-то торговым домом Хачапуридзе...

- Очень хорошо, что навязываетесь, - сказал Березкин, интонационно взяв в кавычки последнее слово. - Расследование африканской истории нам пришлось временно прервать, а вазы ваши как будто тоже обещают любопытное. В свертке у вас третья ваза?

- Да, про которую я говорил.

Брагинцев разорвал плотную бумагу, скомкал ее и бросил в мусорную корзину.

- Снова Венеция, - сказал он. - Снова конец шестнадцатого века.

Почему-то я внутренне вздрогнул при этих словах. Что за наваждение? И статуэтка из Дженне, и вазы в Москве, и амфора с затонувшего корабля... Трудно было допустить какую-либо связь между, скажем, серебряной вазой из Оружейной палаты и статуэткой из Дженне. И все-таки...

- Как видите, в данном случае художник воспользовался для сюжетного изображения чернью, или ниелло, как говорят в Италии, - сказал Брагинцев. Черневые изображения были широко распространены в ту пору.

С нашей же - хроноскопистов - точки зрения ваза была примечательна прежде всего многочисленными деформациями и даже пробоинами, таившими, наверное, немало интересного.

- Итак, продолжим сравнительный анализ почерков? - спросил Березкин Брагинцева и после его утвердительного ответа сформулировал задание.

Мы приготовились к положительному результату, и не ошиблись: хроноскоп вновь подтвердил, что образцом служила одна и та же рукописная строка.

- Ну, не наваждение ли? - сказал Березкин моими словами.

- Нет, отчего же, - улыбнулся Брагинцев. - Звенья одной цепи. И не забывайте, что в конце шестнадцатого столетия Хачапуридзе уже перестали заказывать вазы в Венеции...

- Продолжим хроноскопию, - сказал я Березкину. - Некогда вазу сильно помяло. Как ее выпрямляли?

- А зачем тебе это знать? - спросил Березкин.

- Пока не могу ничего объяснить. Но раз уж мы взялись за хроноскопию...

Березкин сформулировал задание, и мы увидели на экране сильные руки с длинными тонкими пальцами, выпрямляющие вмятины.

Я подошел к хроноскопу и еще раз осмотрел весьма массивную вазу. Да, только очень сильный человек мог руками распрямить металл, придать серебряной вазе прежнюю форму.

- Повтори, пожалуйста, задание, - попросил я Березкина, - но сделай акцент на руках.

- Зачем вам понадобились руки? - спросил Брагинцев. - Гораздо интереснее происхождение пробоин.

- Все интересно, - сказал я. - А мелочей в хроноскопии нет. Ничем нельзя пренебрегать.

Очертания вазы на экране как бы размылись, затушевались, но зато руки проступили отчетливо - руки хирурга с длинными крепкими ногтями. Я прекрасно сознаю, что мое определение - "руки хирурга" - шаблонно, но мне важнее точность, чем оригинальность сравнения, хотя кое в чем я и грешу: ногти, пожалуй, у хирурга покороче. В общем же стереотипность характеристики должна лишь помочь составить правильное представление о том, что мы увидели.

Я смотрел на руки, выпрямляющие стенки серебряного сосуда, и мне все определеннее казалось, что я уже видел эти руки. Березкин выключил хроноскоп. Пытаясь припомнить, где я мог видеть руки, я перебирал в памяти прежние сеансы хроноскопии, начиная с тех, о которых рассказано в очерке "Долина Четырех Крестов", но - тщетно!

- Вас интересуют пробоины? - спросил Березкин Брагинцева. - Что ж, займемся пробоинами. Одна из них похожа на след от удара рубящим предметом, саблей скорее всего... А вторая, круглая... Гм! Кто-то сначала выстрелил по вазе, вернее, по ее хозяину, из мушкета, а потом дело дошло до рукопашной. Некогда ваш сосуд попал в нехорошую историю!

Березкин не ошибся. Он не навязывал хроноскопу своего мнения, задания формулировал совершенно объективно, но ответы получил именно те, которые предсказал: мы увидели и маленький круглый предмет - пулю - пробивающий вазу, и саблю, стремительно падающую на сосуд.

- А теперь посмотрим общую хроноскопию, - предложил я.

Общая хроноскопия всегда чревата неожиданностями, и мне лично она доставляет особое удовольствие как раз тем, что заранее невозможно предвидеть ее результат. И вот дополнительный пример тому: на экране появилась ваза, летящая вниз по крутому каменистому склону; ваза падала долго, а потом ударилась о камень и отскочила в сторону...

- Кажется, тут прямая связь с предыдущими кадрами, - сказал Брагинцев.

- Со временем из вас получится отличный хроноскопист, - улыбнулся Березкин. - Конечно, прямая связь. Хозяин вазы, а точнее, караван, шедший по горной тропе, подвергся нападению. Стрельба, рубка. Вьюк рассыпался в свалке, и пробитая пулей и саблей ваза полетела под откос.

Березкин уточнил задание и несколько раз повторил его, но на экране не произошло почти никаких изменений - только скалы приобрели желтовато-белый оттенок.

- Да, на склоне ничего не росло, - сказал Березкин. - Или ваза случайно миновала стволы деревьев. А скалы, судя по цвету, были такими же, как в долине Хосты.

- Известняк, - уточнил я.

- Известняк, - словно машинально повторил Брагинцев. - Вот так она и летела. Потом ее подобрали и выпрямили...

- Последовательность событий надо еще проверить, - возразил я. Давайте-ка выясним, действительно ли вазу сначала пробили пулей и саблей, а потом уж она покатилась...

- Пустяковое дело, - сказал Березкин. - Но уверен, что хроноскоп подтвердит правильность нашего предположения.

И действительно, хроноскоп подтвердил, что сначала ваза пострадала от оружия, а потом - от скал. Труднее оказалось выяснить, когда ее распрямляли сразу же после падения или много позднее. Березкину не удалось добиться четкого ответа, но по косвенным признакам мы заключили, что распрямляли вазу сравнительно недавно.

- Что будем делать дальше? - спросил Березкин, глядя на Брагинцева.

- Не знаю, - ответил тот. - Думаю, что со временем мне удастся сформулировать дополнительные вопросы. А пока - все как будто.

Березкин, подойдя к хроноскопу, долго стоял перед ним, о чем-то размышляя. Потом, ничего не говоря нам, он дал хроноскопу задание, и на экране замелькали какие-то непонятные значки... Березкину пришлось повторить и уточнить задание, и тогда значки выстроились в ряд, и мы узнали ту самую надпись на картули эна, которую видели на всех трех сосудах... Надпись действительно была той же самой и в то же время чем-то отличалась от каждой из трех.

- Хроноскоп убрал искажения, допущенные мастерами, и создал осредненный вариант, близкий, по-моему, к подлинной рукописной строке, - сказал Березкин.

- Не понимаю, для чего тебе это понадобилось.

- Хочется что-нибудь узнать о Хачапуридзе.

- По почерку?

- Не беспокойся, я читал в Большой Советской Энциклопедии, что графология - лженаучная теория, - усмехнулся Березкин. - Но состояние человека, какие-то доминирующие черты его характера хроноскоп же определял. Вспомни "Долину Четырех Крестов".

Мы с Березкиным, поначалу незаметно для самих себя, стали различать эпизоды хроноскопии по названиям моих очерков-отчетов, и теперь это уже вошло в привычку.

- Я ничего не отрицаю. Дерзай.

Березкин сформулировал задание, и тут произошел один из курьезов, которыми отнюдь не бедна наша практика: словно услышав слова Березкина о Долине Четырех Крестов, хроноскоп показал нам... Зальцмана. Экранированный Зальцман сделал несколько шагов, раскрыл тетрадь и, нервничая, словно кого-то опасаясь, сделал в ней запись.

Я тотчас сообразил, что хроноскоп выбрал в своей "памяти" эпизод у поварни, когда Зальцман прятал дневник начальника экспедиции. Но с чего бы вдруг?

- Уж не твои ли это штучки? - спросил я Березкина.

- Ничего не понимаю, - ответил тот. - Я же не лунатик, я точно сформулировал задание!

Березкин выключил хроноскоп, выждал несколько минут и повторил задание.

Экран вспыхнул мгновенно, и... Зальцман, сделав несколько шагов, раскрыл тетрадь! А потом зеленые волны как бы стерли фигуру Зальцмана с экрана, и его место занял другой человек с жестким, почти жестоким лицом.