Мария Романовская - Обузданные тучи

• Название: Обузданные тучи
• Автор: Мария Романовская
• Издательство: Алконост
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2016

Остросюжетная научно-фантастическая повесть советской украинской писательницы М. М. Романовской (1901–1983) о проблемах создания искусственного дождя, управления погодой и борьбы с вредителями.

---

— О, — сказал Горный — не кое-чего, а больших успехов! Ваша ценная теория химических оксидов в дождевых каплях и их зарядов помогла мне позднее изобрести мой дождевит и дозировать электрические воздействия. Без нее я бы никогда не создал этой станции!

— Да, это было лучшее время моей жизни, — вздохнул Ролинский, — и я был другим. Затем все пошло… не так. Совсем не так.

Он помолчал немного, снова вздохнул и продолжал:

— Я был полон сил и бодрости, но однажды случилось то… страшное. Думаете, потеря пальцев? Это мелочь. Я даже не заметил. Нет, я говорю об этой… шаровой молнии, отнявшей у меня жену и моего друга и помощника.

В то время я увлекся шаровой молнией. Я объездил все метеорологические станции, собирая данные об этом страшном и интересном явлении. Но я не мог до конца постигнуть тайны этой молнии. У меня были только некоторые гипотезы, например, о том, что шаровая молния образуется в результате распада атомного ядра азота и еще кое-каких газов, выделяющих при этом колоссальную энергию. Я начал работать над созданием искусственной молнии. Вы помните мой «факел», который в те дни был определенным достижением? О нем много писали.

Но «факел», в отличие от шаровой молнии, оставался привязан к аппарату. Тогда я решил создать сверху, над этим «факелом», дополнительное поле напряжения и приступил к новому опыту.

Все было учтено. Все было предусмотрено. Моя шаровая молния должна была пролететь некоторое расстояние и безопасно разрядиться в отведенный в землю шпиль. Но…

Ролинский помедлил. Хотя прошло много лет, ему до сих пор было трудно вспоминать о случившемся.

— Произошло другое. Шар моей молнии взорвался преждевременно. Взорвавшись, молния убила мою жену и моего друга. Я отделался лишь потерей сознания.

Надо знать, чем была для меня моя жена, в какой любви мы жили и работали с ней много лет. И я стал виновником ее смерти! Я поседел за одну ночь, стал злым, нелюдимым, старым. У меня начала трястись голова, руки. Я везде приковывал внимание своим ужасным видом. И тогда я начал прятаться от людских глаз.

Мое горе отразилось и на опытах с дождем. Я стал иначе смотреть на научную работу. Неудача с молнией сказалась на мне. Я потерял половину веры в могущество человеческого разума. Я начал думать, что искусственный дождь — дело далекого будущего. Неверие в себя я перенес на всех ученых. Именно тогда я начал утверждать, что нашим дождям проливаться еще рано, что нужны еще десятки лет лабораторной работы, и стал называть наивными фантастами тех ученых (в том числе и вас), кто одновременно с лабораторными опытами проводил и полевые.

Я закопался в своем институте, как крот. Старый Мустафа и несколько моих помощников — это все, с кем я имел дело. Я стал совсем нелюдимым. Интерес к проблеме дождя приобрел у меня болезненную окраску. Словом, я стал прятать свою работу от всех, даже от ученых. Мне казалось, что в скороспелых мечтах о дожде они украдут мои достижения, изуродуют их неудачными опытами. Кто-то написал по этому поводу возмущенную статью, сравнивая меня с Кощеем Бессмертным, что прячет свои сокровища. Это меня обидело и еще больше замкнуло в себе. Тогда приезжали ко мне и вы, но вас я тоже не принял.

А жизнь шла вперед. Другие институты дождя тоже проводили свои опыты. Любопытство ученого иногда охватывало меня, мне хотелось взглянуть на их работу. Но мое самолюбие и уединение мешали мне приехать к ним и посмотреть на их достижения.

Ролинский замолчал и открыл портсигар. Но там не осталось ни одной папиросы. Горный гостеприимно протянул ему свои. Ролинский затянулся. Клубы голубого дыма скрыли на миг его лицо.

— И вот тогда-то книга Уэллса навела меня на мысль о невидимке!

Быть невидимым. Пробраться совершенно незаметно во все научные лаборатории, услышать и увидеть все научные секреты, когда только захочется, не ущемляя при этом своего самолюбия… Узнавать о новых достижениях моей любимой науки о дождевании без того, что-бы кто-то сказал: «Это старик Ролинский, он не может сам решить проблему искусственного дождя и пришел к нам поучиться!..» Разве это было не привлекательно?..

Рассказ невидимки

— Об этом, только об этом я мечтал, бессонными ночами читая «Невидимку» Уэллса. Помните, там один чудак изобрел средство стать невидимым, чтобы завоевать себе в капиталистическом мире положение, деньги, сытую жизнь?.. Для меня это смешно. Ведь я, советский ученый, имею все, к чему стремится культурный человек… Меня интересовали другие сокровища, сокровища любимой науки!..

— А разве, Николай Иванович, — мягко прервал рассказ Ролинского Горный, — эти сокровища не были вам открыты? Разве я, например, не поделился бы своим опытом с профессором Ролинским, если бы он пришел ко мне?..

— Конечно, вы бы поделились, но я не мог… Поймите, мой хороший, что я не мог. Я не хотел дарить вам свои знания — как же я мог прийти за вашими? Не забывайте, что на моей коже осталось еще немало пятен старого мира… И в моем характере, в моих привычках — ох, как долго давали о себе знать остатки этих пятен! Словом, я мог приходить к вам только невидимкой.

Как-то, проверяя влияние моего дождя на живых животных (я боялся во время опытов повредить населению), я случайно сделал почти прозрачной маленькую лягушку…

На досуге я занялся этим вопросом и довольно легко нашел способ обесцвечивать тело на несколько часов.

Все то, что утверждал Невидимка Уэллса, оказалось совершенно правильным… А именно то, что все частицы человека, за исключением красных кровяных телец и темных пигментов волос, состоят из бесцветных тканей. Невидимка изобрел вещество, обесцвечивающее тело, но сам процесс превращения в невидимку сопровождался физическими страданиями. Мой же невидит был даже приятным… Во время химического воздействия он выделял легкий газ, который, заполняя все клетки моего тела, проникал в кровь и лимфу… Клетки становились белыми, а потом совсем прозрачными. Это было даже приятно. Когда маска, пропитанная жидким невидитом, охватывала мою голову, казалось, что все тело погружается в приятную ванну и становится значительно более легким, почти невесомым. Именно поэтому шаги невидимки такие легкие, неслышные. Неприятно было только сначала видеть свое прозрачное, как у медузы, тело… Странное, анемичное…

Но быть прозрачным еще не означает быть невидимым. И я стал работать в этом направлении дальше. Какое тело может быть невидимым? То, которое не преломляет, не вбирает и не отражает свет. Стеклянная прозрачный ящик не вбирал бы много света, и его общая поверхность также отражала бы не так много света. Однако в отдельных местах, например, в острых углах, где перекрещиваются плоскости, свет и преломляется, и отражается интенсивнее. Значит, надо было свести к минимуму количество плоскостей моего прозрачного тела.

Мне посчастливилось изготовить невидимый плащ — наряд из особой пористой ткани, которая в особой камере определенное время проходила обработку газообразным невидитом. Плащ этот словно сглаживал все плоскости прозрачного тела, делал его почти круглым, придавал ему обтекаемую форму.

Короче говоря, я всеми средствами пытался снизить коэффициент преломления света в моем теле, довести его до нуля — до коэффициента воздуха… Я обнаружил, что белое тело, помещенное в среду с еще более низким коэффициентом преломления, еще заметней теряет свою видимость… прозрачное тело в еще более прозрачном обтекаемом плаще становилось совсем невидимым в воздухе, как стеклянная пластинка в воде.

Наибольшее беспокойство доставляли мне глаза. Да, глаза, потому что Уэллс совсем забыл об этом оптическом аппарате. А ведь он обязательно должен отражать любой свет и создавать на своей пластинке-сетчатке отражение окружающих вещей. Невидимка Уэллса, вероятно, был слеп!

После долгих поисков я нашел выход. Я впрыскивал в глаза особую жидкость, предохраняя их от влияния невидита. Благодаря этому сетчатка, даже ее самая чувствительная желтая часть против зрачка, сохраняла нормальный вид. Это было не так страшно: хрусталик и так прозрачен, а роговицы у меня как раз серо-желтого, бледного цвета. Словом, части глаз, которые я оставлял видимыми, не были слишком заметны, если к ним не очень присматриваться. Но живые зрачки блестели, как черненькие мушки. Значит, надо было и маскироваться под мух. Но что, если кому-то вздумается поймать этих мушек? Это меня иногда очень тревожило.

Чтобы не рисковать, я сначала не оставил в плаще выреза для глаз. И они были незаметными. Но видел я тогда значительно хуже. Позже я сделал так, что когда опасности не было и в помине, напротив глаз в плаще открывались дырочки. Тогда я видел нормально.

Так я достиг достаточной невидимости… Только при очень ярком освещении человек с чрезвычайно острым зрением сумел бы рассмотреть легкие очертания моего тела, похожего на мешок… Ведь эти линии дрожали, расплывались, колебались, словно ток воздуха… Да еще, вероятно, меня мог бы увидеть кот, острое зрение которого улавливает минимальное количество света!..