Николай Сперанский - Ведьмы и ведьмовство

• Название: Ведьмы и ведьмовство
• Автор: Николай Сперанский
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2001

---

И эти дикие россказни повторялись даже среди образованных язычников с крайним упорством: Афиногор, Юстин и Татиан должны были точно так же защищать христиан против взводившихся на них обвинений в безбожии, в кровосмешении и в людоедстве.

Ту участь, которую своевременно претерпевали христиане среди римских язычников, пришлось испытать и еретикам в среде римских католиков. Главным противником римского католицизма с XI по XIII столетие являлось еретическое учение катаров. Катары были дуалисты, глядевшие на весь материальный мир как на царство духа тьмы, который хитростью заточил туда искры божества — бессмертные человеческие души. В сознании массы правоверных католиков это преломлялось в том виде, что катары истинным своим повелителем признавали не Бога, а сатану. Считая плоть нечистой, катары отвергали святость брака. Полное человеческое совершенство для них лежало в строжайшем целомудрии. Отсюда вывод массы, что катары, презирая брак, проповедуют распутство. В несложной обрядности катаров на первом месте стояло духовное крещение (consolamentum), переводившее человека из разряда ищущих в разряд «совершенных». На голову вновь принимаемого члена один из старших «совершенных» в молитвенном собрании возлагал руки, затем над ним читалась первая глава Евангелия от Иоанна, после чего ему давался поцелуй мира. В воображении правоверных католиков этим поцелуем всякий вступавший в секту катаров обменивался с самим сатаной: для них это был тот самый поцелуй, которым во многих местностях Европы принято было скреплять homagium — известный уже нам термин для присяги, делавшей ленника «человеком» нового господина. Отвергая все католические таинства, катары удержали, однако, обряд благословения хлебов. Такой благословенный хлеб они брали с собой, пускаясь в дорогу. Им они всячески старались снабжать во время гонения братьев, которым приходилось бежать на далекую чужбину. Существовало даже мнение, что если брату приходится умирать, не сподобившись принять духовного крещения, то этот хлеб может считаться заменою consolamentum. Хлеб этот в рассказах про катаров обращается в волшебный порошок, который катары носят при себе, употребляя вместо причастия: и кто его попробует, тот неизбежно впадает в ересь. О том же, как готовился подобный порошок, лучше всего послушать монаха Павла Шартрского, писавшего в конце XII века на основании свидетельств «очевидцев».

Ночью с фонарями в руках они собирались в доме одного из своих и наподобие литании выкликали имена демонов, пока вдруг демон не спускался к ним в виде какого–нибудь животного. Как только появлялось это видение, все светочи тушились, и каждый торопливо хватал первую под руку попавшуюся женщину, чтобы совершить с ней грех. Была то мать, или сестра, или монахиня — им это было не только все равно, но святость и монашество делали даже грех гораздо слаще. Младенец, явившийся на свет от такого непотребства, на восьмой день в их собрании и по языческому обычаю делался жертвой очистительного огня: разведя огромное пламя, они на нем опаливали ребенка. Пепел его собирался и сохранялся ими с таким же благоговением, с каким у христиан сохраняются Св. Дары, назначенные для напутствия отходящим из этой жизни. И в этом порошке была такая сила дьявольского обмана, что кто из этой секты его хотя бы раз попробовал немножко, тому уж невозможно было никогда возвратиться умом своим на путь истинной веры.

В первых рассказах про гнусности, которые творятся на шабашах еретиков — в «синагогах сатаны», как окрестило католическое правоверие молитвенные собрания катаров, — дьявол является еретикам еще в человеческом образе, в виде арапа или даже в образе ангела света. Но позже утвердилось мнение, что чаще всего дьявол при этом принимает образ черного кота, заставляя лобызать себя не в губы, а под хвост. Иначе средневековая наука, при незнакомстве с греческим языком, затруднялась объяснить самое название «катары» (от греческого — чистый). Cathari dicuntur a cato, quia, ut dicitur, osculantur posteriora cati, in cuius specie, ut dicunt, apparet eis Lucifer[33], — так писал Doctor Universalis, профессор богословия в Парижском университете, схоластик Алан из Лилля. Явление сатаны в виде кота — опять–таки со слов очевидцев — не раз описывалось в литературе очень картинно. В урочный час еретики сбираются на шабаш в синагогу. К потолку синагоги прикреплена длинная веревка. Все ждут. И вот по этой веревке задом с поднятым хвостом спускается огромный черный кот. Это их божество, это их повелитель. Все бросаются лобызать его самым позорным образом. Затем огонь в синагоге потухает, и начинается неслыханная оргия. На ряду с образом кота сатана любил принимать также образ гигантской жабы. Тогда он требовал, чтобы его лобызали прямо в уста — и Вильгельм Парижский серьезно размышлял о том, почему свыше «попускаются» такие поцелуи.

Выработавшись сначала в применении к катарам, эта картина еретического шабаша делается затем шаблоном, который прилагался ко всем сектантам, нарушавшим спокойствие римской церкви. Когда же за дело взялась инквизиция, то поднялась и степень достоверности такого рода фактов. Из рассказов «очевидцев и бывших членов секты» они теперь превратились в судебные показания, записанные со слов виновных следователями, облеченными полным доверием папского престола. В Германии катары никогда не имели большой силы. В ней преобладали секты рационалистического характера вроде вальденсов, мечтавших о возрождении на земле чистой евангельской нравственности. И тем не менее первый германский инквизитор, Конрад из Марбурга, всякого обвиненного в ереси человека допрашивал насчет того, не давал ли он поцелуй мира жабе, коту или другим страшилищам. Ответы, которые удавалось вымучивать Конраду, мы узнаем из буллы папы Григория IX от 1233‑го года, составленной на основании донесений германской инквизиции в Риме. Для курии являлось доказанным, что немецкие еретики в своих «школах» занимаются теми же гнусностями, которыми занимались катары в «синагогах». Булла Григория IX дает нам вообще одну из самых разработанных картин еретического шабаша. Приведенный впервые на шабаш новичок прежде всего лобызает дьявола в образе жабы. «Жаба эта всегда бывает достаточной величины: иногда с утку или с гуся, чаще же с целую печь». Затем навстречу новичку выходит мертвенно–бледный человек, с черными, как уголья, глазами, худой невероятно, одна кожа да кости. С ним тоже новичок обменивается поцелуем. Поцелуй этот холоден, как лед, и после него из сердца новичка сразу изглаживается всякая память об истинной вере. Затем собрание садится за пирушку. После пирушки из статуи, «которая всегда стоит в еретических школах», поднимается черный кот. Но к целованию кота допускаются лишь «совершенные». Прочие же еретики только склоняют перед котом головы, прося его о милости и обещая ему повиновение. За обожанием кота следует неизбежная оргия в кромешной тьме. Тьма эта рассеивается от нового явления дьявола. На этот раз он принимает до пояса вид человека, от которого исходит ослепительное сияние, ниже же пояса он остается, однако, шершав, как кот. Он благодарит «мастера», представившего пред его очи новичка, за верную службу и так далее. А в жизни, прибавляет булла, эти гнусные люди прикидываются добрыми католиками. Каждый год на Пасху они тоже являются к причастию. Но они не потребляют гостию, а принеся ее во рту домой, выплевывают в помойную яму, позоря своего Спасителя. Сходный шаблон был принят инквизицией и на процессе ордена храмовников. Этим еретикам тоже пришлось признаться, что они плюют на крест, поклоняются дьяволу в виде идола или в виде кота и предаются разнузданному разврату. Оргии у храмовников носили, впрочем, еще более сатанинский характер, чем у других еретиков. Место женщин у этих рыцарей–монахов заступали демоны–succubus'ы.

Каким же образом на свете отыскивались люди, способные вступать в такие отвратительные сообщества? Для добрых католиков казалось несомненным, что дело не могло тут обходиться без колдовства. Первое же гонение на катаров в начале XI века родило легенду об их волшебном порошке, заставлявшем забывать истинную веру. Известные нам безансонские еретики, у которых под мышкой был зашит договор с сатаной, совращали народ своими знамениями. Мы видели, как они пользовались характерной для всех колдунов потерей в удельном весе. Они кружили добрым католикам головы, ходя по воде как по суше и не оставляя следов на полу, усыпанном мукою. Огонь оказывался бессилен против еретиков не в одном Безансоне. В других местах тоже записаны были случаи, когда еретик не горел на костре, пока к костру не выносили Св. Даров. Приведенный у нас выше рассказ монаха Альбериха про подвиги толедского чернокнижника в Мастрихте тоже стоит в прямой связи с историей распространения ересей. От этих восьми клириков, развращенных чернокнижием, и пошла, по словам Альбериха, секта люциферан. Вообще у монахов–летописцев было что порассказать про гнусную дружбу демонов с еретиками. В 1233 году, заносит в свою хронику тот же Альберих, в Германии сожжено было несчетное множество еретиков, причем одна особенно дорогая сердцу Люцифера дружка с костра была подхвачена демонами и исчезла без следа. Он же передает нам еще более поразительный случай, обнаружившийся на большом процессе, который инквизиция вела в 1239 году против катаров в окрестностях Шалона на Марне. Некая еретичка показала там суду, как она однажды в страстную пятницу демонами перенесена была в Милан, чтобы прислуживать за трапезой тамошним катарам. А чтобы муж не заметил ее отсутствия, один из демонов скинулся ею и остался дома рядом с мужем… Одним словом, к тому времени, как инквизиция выступила на сцену, популярное мышление не знало уже строгого различия между еретиком и колдуном: все это были люди, связавшиеся с нечистой силой.