Юрий Левада - Время перемен. Предмет и позиция исследователя (сборник)

• Название: Время перемен. Предмет и позиция исследователя (сборник)
• Автор: Юрий Левада
• Жанр: Культурология
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4448-0448-3

Сборник призван впервые познакомить широкую аудиторию с наследием выдающегося российского социолога Юрия Александровича Левады (1930–2006). Книга включает его ранние статьи, теоретические работы, ставшие классикой социологии, публикации последних лет, посвященные изучению общественного мнения, воспоминания. Наряду с сугубо научными исследованиями в издании представлены популярные эссе и публицистика Левады, всегда затрагивавшие самые острые вопросы современной жизни.

---

1. Город как общественный институт

Место города в жизнедеятельности общества может рассматриваться в плане социальной организации и в плане культуры. В первом плане город предстает как концентрация социальных структур, групп, ролевых функций. Во втором – это средоточие культурных ценностей, образцов, определенных норм человеческой деятельности, реализация которых обеспечивает «связь времен», воспроизводство и развитие общественного целого.

Ключ к пониманию уникальности положения города в социокультурной «системе координат» дает генезис города[329]. Городской социокультурный узел оказывается не только методологически, но и исторически началом координат в общественном пространстве; лишь с появлением города реально происходит обособление соответствующих «осей» и способов социальной и культурной организации общества. Историческая дихотомизация названных плоскостей общественной деятельности обусловила формирование прогрессирующего ряда функциональных социальных институтов (государство, семья, религия и т. д.), которые играют роль «узлов» социокультурной сети, обеспечивая социальную реализацию определенных аспектов культурного потенциала общества. Город – тоже своего рода узел той же сети; его специфика – концентрация различных функциональных институтов и различных видов активности общества в пространстве человеческого общения. В отличие от возможной и в «догородских» формах общественной жизни концентрации однообразных функций здесь происходит концентрация разнообразия. В этом предпосылка колоссальной информационной емкости городского социокультурного узла. Городское или, шире, урбанизированное пространство общения – это система каналов взаимодействия, взаимовлияния людей и групп в рамках города на территории, центром которой он выступает.

Формируя пространство человеческого общения, город становится фокусом всего пространства общества. Именно с городом появилась пространственная организация в макромасштабах (и сами эти масштабы, разумеется). Характерный показатель такой организации – разделение социокультурных функций центра и периферии общества[330], а в связи с этим и поляризация определенных линий коммуникации в обществе, появление новой меры социальной дистанции, иерархии и т. д.

Другая сторона того же по существу процесса – формирование категории и мер социального времени. Догородские общины, воспроизводившие свою структуру в сфере изустной и зримо передаваемой традиции, не знали времени как чего-то внешнего по отношению к процессу собственной жизни. Поскольку город опредметил в специальных структурах формы своей жизнедеятельности, он создал и овеществленные, внешние меры социального времени в его микро– и макроритмах (то есть хронометрию и хронологию). Образование «искусственных» временных форм – едва ли не наиболее характерный показатель «искусственности» всей городской среды. Фазам природных (биокультурных) циклов, находящих свое выражение в циклах аграрного календаря и аграрных культур, город противопоставил специфически общественную дифференциацию временных отрезков и самих средств их выделения. В основе современных форм «социализации» времени лежат веками складывавшиеся категории временной культуры, которые характерны для европейского культурного ареала[331]. В них противополагается актуальное прошлому, современное – будущему, конструируются причинно-следственные цепи явлений исторического (макровременного) порядка и оцениваются сами затраты времени как ресурс в системе целенаправленного действия. Отсюда, в частности, та непрестанная напряженность временного ритма («расписания»), которая столь зримо – и нередко болезненно – ощущается в современной городской жизни[332].

Функциями города, таким образом, являются организация социального пространства общества и социализация его временных характеристик. Городская организация общества может поэтому рассматриваться как его морфология, а процесс урбанизации – как морфогенез общества[333].

С этим процессом связаны наиболее мощные толчки в развитии человеческой цивилизации – появление социальных институтов письменности («урбанистическая революция», по В.Г. Чайлду[334]), а в Новое время – промышленная революция со всем богатством ее социальных последствий и противоречий, находящих свое дальнейшее продолжение в эпоху нынешней научно-технической революции. Историческая задача соединения достижений научно-технической революции с социализмом решается в настоящее время в условиях интенсивного развития процесса урбанизации социалистического общества, который находит свое выражение, в частности, в качественных изменениях трудовых ресурсов, способов жизнедеятельности и запросов населения.

Урбанизация формирует и трансформирует пространственно-временную организацию человеческого общества, изменяя социальные функции и само культурное содержание ее городских «ядер». Эти изменения могут прослеживаться по трем принципиальным линиям: трансформация культурного содержания («текста») города, универсализация городских функций в обществе, эволюция социокультурной структуры города.

2. Культурный текст города и его трансформации

Революционная роль города в общественном развитии в конечном счете состояла в изменении способа хранения и передачи культурного наследия общества. В условиях города сформировались предметные средства культурной записи. По сравнению с «догородскими» (изустными, фольклорными) такой способ оказывался неизмеримо более емким, универсальным, динамичным. «Овеществление» культурного текста можно считать существенным моментом становления тех общественных форм «вещной» зависимости, при которых, по Марксу, «впервые образуется система всеобщего общественного обмена веществ, универсальных отношений, всесторонних потребностей и универсальных потенций»[335]. В конечном счете именно эти изменения обеспечивают возможность развития и социальных функций города, и его структуры со всеми характерными для нее противоречиями и проблемами.

Формами вещественной записи (культурного текста) выступают, во-первых, здания, сооружения, вся архитектоника городской территории как в ее пространственном, так и во временном аспекте. Во-вторых, это развивающиеся в городской культуре системы специфически знаковой природы, письменность в ее различных видах.

Таким образом, в городских условиях фольклорная традиция превращается в дополнение к институционализированным и так или иначе связанным с записью механизмам движения культуры. Несмотря на экспансию последних, изустный и фольклорный способы трансляции культуры сохраняются и сохраняют ряд монопольных функций в общей работе культуры, например в процессе первичной социализации личности или в поддержании «стиля жизни», необходимого духа коллективности и живого общения в рамках производственных или научных организаций.

Соотношение письменности и других форм записи достаточно сложно. История дает и примеры городской культуры, существовавшей без письменности в собственном смысле слова (древнее Перу). Такого рода примеры, на наш взгляд, еще раз указывают на значимость и консерватизм вещественной (монументальной) записи культурного текста.

С появлением письменности происходит переоценка культурного значения вещественных предметов культуры. В догородской (отчасти, видимо, и в раннегородской, архаической) культуре дом, очаг, храм, путь к ним, их взаимное расположение непосредственно значимы, прямо связаны с определенными формами культурного действия, прежде всего ритуального. Когда текст отделяется («отслаивается») от сооружения, последнее становится прежде всего функциональным (ср. замечания Ф. Шое и Р. Барта о судьбах семиотики города[336]). Возникают, правда, вторичные формы культурного освоения (ресемиотизации) вещи: на нее может просто накладываться текст (надпись) или – что более существенно – новое символическое значение. Утрачивая священное значение, сооружение приобретает символическое значение памятника и т. п. Нечто подобное происходит ныне, например, с городским центром или другими фокусами планировочной структуры города, не говоря уже о монументальных сооружениях.

Другая сторона этого процесса – развитие собственно письменности, которое прослеживается в переходах от изобразительного письма к алфавитному, от иероглифического алфавита к буквенному, а затем (в машинных языках) к формульному.

Прежние способы культурной записи не исчезают, но уступают свое ведущее место иным, подвергаясь переоценке, – благодаря этому они и оказываются способными сохраниться в культуре. Здесь действует отмеченный выше механизм взаимовлияния элементов различных культурных слоев.

Следующее важное направление трансформации текста городской культуры определяется изменением самой структуры значений, передаваемых записью. Примитивные формы культуры в принципе целостны: они фиксируют образцы социального поведения, не расчлененного на составные части. Обособление и овеществление культурной деятельности общества, связанные с его убранизацией, приводят к дифференциации культурного образца и спецификации отдельных его элементов. Ускоренное социальное развитие последних двух-трех столетий непосредственно связано с обособлением и выдвижением на первый план технологии и науки. Это находит свое выражение в дифференциации познавательных, нормативных и ценностных структур в современных способах культурной записи. Для прогрессирующей урбанизации характерны растущая секуляризация (то есть утрата священности значения) доминирующих ярусов культуры, выдвижение на первый план инструментальных, утилитарных ее потенций.