Сергей Белошников - Полнолуние

• Название: Полнолуние
• Автор: Сергей Белошников
• Жанр: Криминальный детектив

---

Слышу – Михайлишин тихонько вздохнул. Потом он быстро посмотрел на меня: ждал от начальства указаний. Но начальство мрачно молчало. И поэтому Михайлишин тоже не произносил ни слова, время от времени искоса поглядывая на меня с высоты своего роста – участковый был под метр девяносто. Здоровый парень, накачанный. Насколько я знаю, он давно и серьезно занимается карате. Лицо у Михайлишина загорелое, крупно вылепленное. Гладко выбритое. Интересно, когда это он успел? Наверняка с вечера брился – сегодня утром у него времени не было. Хорошее лицо, подвижное. Но сейчас оно ничего не выражало и казалось даже безмятежным. Но я-то видел: светло-серые глаза старшего лейтенанта были прищурены и в них – по крайней мере для меня – легко читалось скрытое напряжение. И на лбу у него выступили мелкие капельки пота. А ведь было еще не жарко.

Я полез в карман плаща и вытащил пачку "Мальборо". Достал сигарету и прикурил от почти невидимого в утреннем свете огонька "зиппо".

Надо было с чего-то начинать.

Глава 3. МИХАЙЛИШИН

– Что молчишь, сынок? – повернувшись ко мне, резко спросил Терехин. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности.

– Доброе молчанье лучше худого ворчанья? – продолжал он. – Мысли-то есть?

Это очень похоже на нашего майора: может вот молчать, как бирюк, хоть час, хоть два, а потом вдруг шарах – вопрос на засыпку. С ним не замечтаешься. Я искоса посмотрел на него. Он стоял, выдвинув вперед квадратную челюсть. Стоял жутко мрачный в своей знаменитой кепке, тень от козырька которой падала ему на глаза. Поэтому их выражения мне не было видно. Но коли обращается: "сынок" – значит, злой он сейчас как собака. А поговорками он сыплет, когда совсем злой. Но в любом случае – злой или добрый – Терехину лучше не врать: он на лжи любого поймает за пару секунд. На то он и Волкодав. Я его почти всегда так называю, за глаза конечно. И не я один. Он такой. Ему палец в рот не клади – мигом отхватит, и "мама" вымолвить не успеешь. Поэтому я честно ответил:

– Нет, товарищ майор.

При других обстоятельствах я обязательно обратился бы к нему по имени-отчеству: Петр Петрович. Он не очень любит официальные обращения. Но сейчас был неподходящий момент для задушевной беседы.

Он угрюмо посмотрел на меня:

– Ни одной?

– Ни одной, – признался я.

– Ничего не нашел? Орудие убийства?

– Нет. Я все тут облазил, товарищ майор, – сказал я.

– Следы не затоптал?

Я даже обиделся – что он меня, за пацана держит, который только позавчера из школы милиции вылупился? А еще к себе перетащить хочет. Об этом мне один мой дружок из его отдела по большому секрету шепнул. Правда, с Терехиным я упорно прикидываюсь, будто ничего про это не знаю. Но, честно говоря, жду не дождусь, когда это произойдет. Думаю, в самое ближайшее время. Особенно если я хоть как-то помогу ему распутать это убийство. Так что пахать я готов не за страх, а за совесть. А он мне про следы.

Но обиды я не то что не высказал, даже глазом не моргнул в ответ на его реплику: Терехин таких дел на дух не выносит. Я только коротко ответил:

– Я был осторожен.

– И?..

– Пусто. Да вы ж сами смотрели.

– Я-то смотрел, – проворчал он. – Какие-нибудь необычные детали?

– Ничего подозрительного. Все, как обычно. К тому же ночью гроза была, вы же знаете. Так что следы… – Я пожал плечами и добавил:

– Надо ждать собаку, товарищ майор.

– Собаку. Я сам ее жду, собаку. Как любимую барышню. Долго ждут, да больно бьют…

Терехин ожесточенно сплюнул, не глядя на меня:

– Слушай, сынок, а ты выяснил, что он тут делал?

– Кто? – не понял я его. – Убитый?

– Да нет, старикан твой, который труп обнаружил.

– А-а, Бутурлин… Понимаете, товарищ майор, он бежал.

– От кого?

– Ни от кого. Он джоггингом занимается.

– Чем-чем? – Он повернулся ко мне неуловимо быстрым движением.

Я мысленно себя обматерил. Лучше его сейчас не раздражать. Дело в том, что Терехин терпеть не может, когда в разговоре употребляют всякие новомодные, особенно американские словечки и выражения. Хотя готов поставить на кон свою месячную зарплату: он прекрасно знает, что такое джоггинг.

– Ну, то есть он бегает трусцой, товарищ майор, – сказал я. – Он пенсионер и на здоровье слегка зациклился. Встает ни свет ни заря каждое утро и делает пробежку… Всегда по одному и тому же маршруту. В том числе через этот овраг и обратно.

– Это он тебе сказал?

– Нет. Я и раньше это знал.

Он что-то невнятно пробурчал себе под нос. Я терпеливо ждал новых вопросов.

– Он тебе домой позвонил?

– Да.

– Тебе, а не дежурному? Почему?

– Он меня хорошо знает.

– Откуда он звонил?

Я указал рукой в сторону видневшегося неподалеку дома под зеленой крышей:

– Вон оттуда, от Скоковых. Они хорошо знакомы. Сразу же после его звонка я позвонил дежурному, а сам сюда поехал.

Терехин помолчал. Потом спросил с эдакой ленцой в голосе, которая могла обмануть кого угодно, но только не меня:

– А где этот твой Бутурлин сейчас, сынок?

Вопрос явно не предвещал ничего хорошего.

– Я его подробно опросил и… и отпустил, товарищ майор, – сказал я. – Временно.

– Ишь ты… Отпустил, значит?

– Я не хотел его здесь держать, товарищ майор, – попытался объяснить я. – Но Николай Сергеич, то есть Бутурлин…

– Ты мне уже говорил, как его зовут, – в голосе Терехина послышались стальные нотки. Волкодав – он и есть Волкодав.

– Бутурлин одет был легко, а утро прохладное после дождя… И вообще, он человек старый…

– Хм, старый, – неодобрительно буркнул Терехин. – А я по-твоему, что, молодой?..

Я промолчал.

– Мда-а-а… – протянул он. – Ну, ты даешь, сынок. Надо же, вместо того чтобы придержать единственного свидетеля, он его спокойненько отпускает. Из милосердия. Ты что – мать Тереза? Может, у тебя в машине печка не работает, или бензина стало жалко? Так я тебе денег одолжу. На бензин. Получается, вместо того чтобы душегуба ловить, я тебя азам работы должен учить, сынок? Забыл, что торопыга обувшись парится?

Я по-прежнему молчал.

Да Терехин и не нуждался в моих оправданиях. Он занимался другим: вставлял мне, как он сам любит выражаться, "в мягкой французской манере". Но вставлял по полной программе.

Волкодав, конечно, был прав на все сто – свидетеля нельзя было отпускать до приезда опергруппы. Но я помнил, как расспрашивал Николая Сергеевича, когда примчался сюда первым. И как потом он, считая, что я не вижу его манипуляций, сунул под язык таблетку валидола. Я ведь знаю, что без лекарства он из дома не выходит.

Вот тогда-то я его и отпустил.

А теперь вот чувствую себя перед Волкодавом как щенок, бесстыдно нагадивший в чужой гостиной на персидский ковер. Как будто взял – и специально отпустил настоящего преступника, замочившего невинного егеря. Хотя в отличие от майора Терехина я не первый год знаю старого Бутурлина и, хоть застрели ты меня, представить его в роли хладнокровного убийцы ну никак не могу.

– Струхнул твой Бутурлин, когда труп обнаружил? – без улыбки спросил Терехин, но тон при этом слегка сбавил.

– Наверняка испугался. Но по его виду я бы не сказал. Он хорошо держался.

– Ладушки, Михайлишин. Потрясем твоего старикана, хоть ты его и отпустил… Попозже. У тебя все?

– Нет, не все. Вот что я выяснил у Бутурлина, товарищ майор. Покойный Пахомов ведь из гостей шел. А в гостях-то он вчера был как раз у Бутурлина. Они старинные приятели.

Терехин внимательно посмотрел на меня. Задумался.

– А это ты тоже самостоятельно выяснил, сынок? – тихо спросил он, выделив слово "самостоятельно".

– Нет. Это мне сам Бутурлин сказал.

– Без нажима?

– Сам. Сразу же. Это было первое, что он мне сказал, когда я сюда приехал.

– А ты говоришь, сынок, мыслей нет, – удовлетворенно сказал Терехин, оскалив белоснежные, как у двадцатилетнего, зубы. – Вот тебе и первая зацепка. Обязательно потрясем твоего бегуна. Время смерти определили?

– Доктор Вардунас как раз этим занимается. Я ему сказал, чтобы тело на берег не вытаскивали, пока вы не приедете и сами не осмотрите.

– Тело, сынок, я уже осмотрел, – ворчливо сказал Терехин. – Тело как тело, ничего особенного.

А вот тут он слукавил.

Способ убийства был необычен, и он это прекрасно понимал. Просто сейчас Волкодав зол на весь свет, потому и лается. Я знаю: он всегда злится, когда какое-нибудь серьезное дело, особенно убийство, начинает раскручивать. Не любит Волкодав убийц. Ох, не любит. Не завидую я тому, кто егерю горло перерезал.

Он достал из кармана плаща плоскую металлическую баночку. Открыл ее, загасил окурок о дно баночки и спрятал его туда же. Сунул баночку обратно в карман. И тут же закурил новую сигарету.