Наталья Думова - Имени Бахрушина

• Название: Имени Бахрушина
• Автор: Наталья Думова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990

Увлекательная история создания музея театрального искусства в Москве. Из серии "Московские меценаты" опубликовано в журнале "Знамя" № 3 за 1991 год

---

Ленский славился искусством грима. Недоброжелатели утверждали даже, что свою внешность он меняет при помощи каких–то необыкновенных красок. Среди вещей покойного Бахрушин увидел зарисовки сценических образов и гримировальный прибор, в котором не оказалось никаких особых красок — только тушь, белила и румяна. Ленский обладал талантом не только актера, но и художника: простейшими средствами умел в каждой роли придавать своему лицу яркую и неповторимую характерность.

Большую часть своего архива завещал Бахрушинскому музею Савва Иванович Мамонтов. Крупнейший московский меценат, богач, он был обвинен в незаконном использовании денег, находившихся в казне возглавляемого им акционерного общества. Тюрьма, суд… Мамонтов был оправдан, но полностью разорен. Когда он вышел на тюрьмы, Алексей Александрович решил устроить в его честь званый вечер. Мамонтов долго отнекивался, просил, чтобы не было никого посторонних. Придя в дом на Лужниковской, долго стоял перед роялем, который Бахрушин купил на распродаже мамонтовского имущества. На этом рояле когда–то играл Шаляпин…

В 1913 Году прославленная актриса Малого театра Г. Н. Федотова передала Бахрушину все свои театральные реликвии и полученные за годы сценической деятельности подарки. Парализованную, ее привезли в дом на Лужниковской в инвалидном кресле. После смерти Федотовой в 1925 году в Бахрушинский музей поступил весь ее архив и это кресло, в котором дожившая до глубокой старости актриса провела долгие годы.

Бахрушин собирал не только личные вещи деятелей театра, но и предметы, отражающие его историю. Например, долго мечтал приобрести старинные народные кукольные театры — вертеп и Петрушку, но владельцы ни за какие деньги не соглашались их уступить.

31 января 1908 года Бахрушин писал своему петербургскому корреспонденту и постоянному помощнику в пополнении коллекции В. А. Рышкову: «Я давно уже и очень тщетно ищу вертеп… Он давно уже не попадался в руки антиквариев, так что уже бросили попытку найти мне его… Если явится возможность получить настоящий, старинный вертеп, хотя бы и попорченный, то я с восторгом приобрету их столько, сколько найдется, тем более, что трудно допустить, чтобы внутреннее содержание их было одинаковым». Прошло полгода, и газета «Рампа» сообщила о пополнении бахрушинской коллекции: «На днях в Виленской губернии приобретен случайно вертеп — прообраз театра… В вертепе 35 кукол». А вскоре Рышков купил для Бахрушина и Петрушку.

В 1909 году Алексей Александрович заинтересовался зрительскими трубками — предтечей театральных биноклей. С детства многие помнят строчки из «Евгения Онегина» про «трубки модных знатоков из лож и кресельных рядов». Но что они совой представляли, как выглядели? «Я даже не имею понятия, какой формы вещь ходила под этим названием», — писал Бахрушин Рышкову. Настойчивые поиски позволили ему стать обладателем целой коллекции зрительских трубок.

Было у него и большое собрание театральных биноклей. «Вчера со всей семьей ездили по–провинциальному на трамвае в Монте — Карло, — писал он Рышкову в декабре 1911 года из Франции, — где я нашел очень интересный бинокль, на обеих трубках которого нарисованы две танцовщицы, Камарго и Сюлли, работа очень ценящаяся сейчас за границей и потому цена ему основательная — 600 франков; я называл ему 300 франков, он и слышать не хочет… Надеюсь, что бинокль не уйдет, и на будущей неделе придется дать ему, сколько он захочет».

«Дать, сколько он захочет» — решение для Бахрушина удивительное. Обычно он отчаянно торговался, делал вид, что желанная вещь его вовсе не интересует, Какие длительные и упорные переговоры вел, к примеру, Алексей Александрович по поводу приобретения уникального документа — дворянской грамоты, пожалованной создателю первого русского профессионального театра Федору Волкову!

24 марта 1908 года он писал Рышкову, через которого шли эти переговоры «Относительно грамоты Волкова, мне думается, надо оставить сейчас без движения. Вы сказали свою цену, теперь дело за владельцем, и если он пойдет навстречу, тогда можно говорить, а лезть теперь самим — только портить дело».

Ожесточенная торговля продолжалась полтора месяца. 9 мая в письме к Рышкову Бахрушин как бы сам себя уговаривал, что «зелен виноград»: «Сегодня утром я телеграфировал Вам, что грамоту Волкова я ценю в 150 рублей, и во — всяком случае дороже 200 руб. давать за нее не следует. Дело в том, что я пришел к заключению, что сама грамота, как совершенно испорченная, ничего не стоит; таких грамот, совсем свежих, можно найти еще достаточное количество, единственный интерес, что в ней упоминается актер Волков, но кому же она нужна, кроме ярых поклонников старины, а где они?..»

Ох, лукавил Алексей Александрович! Ему страсть как хотелось завладеть грамотой. И когда это, наконец, случилось — еще через полтора года, — газеты писали, что приобретенный уникум «будет служить одним из лучших украшений этого редкостного музея».

Прижимистость, даже скаредность собирателя раздражала многих. В архиве сохранилось дышащее еле сдерживаемым возмущением письмо С. П. Дягилева, порекомендовавшего Бахрушину приобрести предложенный кем–то для продажи старинный портрет издателя журнала «Московский телеграф» Н. А. Полевого: «Ввиду того, что назначенная Вами цена за портрет Полевого далеко не сходится с оценкой владельца/желающего получить 200 руб. за эту вещь, прошу Вас не отказать прислать мне с подателем этой записки портрет, который, думаю, не представляет для Вас большого интереса».

Бывая за границей, Бахрушин за версту обходил фешенебельные антикварные магазины на главных торговых улицах. Зато с владельцами грошовых антикварных лавочек в Париже и Берлине, Ницце и Каннах, Ментоне и Монте — Карло сразу заводил дружбу. В Париже часами пропадал на набережной Сены, копаясь в развалах, и находил удивительные вещи, например, французскую книгу «Королевский балет» 1635 года издания, портрет легендарной артистки мадемуазель Жорж. В Ницце у вдовы старьевщика раскопал стеклянный стакан с монограммой актрисы мадемуазель Марс. Заинтересовался, откуда эта вещь. Оказалось, покойный старьевщик — разорившийся антиквар — приходился актрисе дальним родственником. Вдова вытащила ленты от похоронных венков, веер, автографы и свидетельство о смерти мадемуазель Марс, а еще портрет ее учителя Лекэна работы художника Ван — Jloo. И за все это Бахрушин заплатил совсем недорого — 300 франков. Когда директор парижской Гранд — Опера Дени Рош, будучи в Москве, увидел столь драгоценные для истории французского театра реликвии в коллекции Бахрушина, он был поражен.

Во время заграничных поездок Алексей Александрович разыскивал и собирал также то, что могло способствовать изучению истории отечественного искусства, например, скупал и систематйэировал европейские газеты и журналы с отзывами об успехах русского балета за рубежом. Нигде больше такого свода рецензий нет.

Коллекция все росла. Дом разбухал от вещей, книг, бумаг. В 1913 году отец отдал в распоряжение Алексея Александровича бывший особняк Королева, но и этого оказалось мало. Бахрушин постоянно перебирал, раскладывал свои сокровища, сортировал по отделам, а отделов было много — театральный, литературный, этнографический, музыкальных инструментов и т. д.

«Когда во мне утвердилось убеждение, что собрание мое достигло тех пределов, при которых распоряжаться его материалами я уже не счел себя вправе, я задумался над вопросом, не обязан ли я, сын великого русского народа, предоставить это собрание на пользу этого народа» — эти слова А. А. Бахрушин произнес, передавая свою коллекцию Российской Академии наук.

Решение созревало постепенно, но стимулом для него послужила судьба коллекции Алексея Петровича Бахрушина — двоюродного брата и наставника в собирательской деятельности. Тот не раз повторял и в своей записной книжке, опубликованной посмертно под названием «Кто что собирает», особо подчеркнул необходимость «пристраивать свои собрания еще при жизни, назначая их в тот или другой музей, в то или другое учреждение, но никоим образом не оставлять их в наследие даже самым ближайшим родственникам, например, детям, — потому что все это пойдет прахом, в продажу розницей, за что попало», И хотя А. П. Бахрушин завещал свое обширнейшее собрание русской старины Историческому музею, оно разошлось по другим хранилищам и перестало существовать как единая, любовно и тщательно отобранная и систематизированная коллекция.

Алексей Александрович встревожился. Он не мог допустить, чтобы такая же судьба постигла его детище — театральный музей. Немаловажным было и другое обстоятельство. Коллекция настолько разрослась, что требовала особого штата сотрудников. Содержание их и музея в целом стоило дорого, эти расходы

должно было, как считал Бахрушин, взять на себя какое–либо государственное учреждение,