Галина Мосияш - Встреча навсегда

• Название: Встреча навсегда
• Автор: Галина Мосияш
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010

Сергей Мосияш, современный русский писатель, автор 10 исторических романов («Александр Невский», «Без меня баталии не давать», «Ханский ярлык» и других), последние 13 лет жил в Беларуси, в Гомеле. Его жена, детская писательница Галина Мосияш, предлагает читателю воспоминания об их совместной жизни и литературной деятельности.

---

Зато дед Ефим, когда был помоложе, джигитовал на конях не хуже любого джигита. Легко скакал на коне стоя. И на всем скаку перебрасывался с одного коня — на второго, с него — на третьего… Дед был донской казак».

После этого рассказа я, смеясь, сказала Сереже:

— А ведь ты, дружок, изрядно похож на своего деда Ефима.

— Есть отчасти… — тоже засмеялся он, соглашаясь.

А меня Сергей расспрашивал о «гражданке» (он уже седьмой год был в армии),

о том, как жил Новосибирск в последние годы войны, о нашей студенческой жизни, зная, что мы с его «тетушкой» Еленой увлекались тогда искусством, театрами. (Это ему было особенно интересно.) Посещали все городские выставки художников, премьеры. И почти на каждый понравившийся спектакль писали отзывы или «рецензии» — для себя, чтобы не забыть. Или для студенческой газеты.

На экранах кинотеатров начали вдруг показывать зарубежные фильмы (кажется, в 1944 году). Больше шли трофейные (немецкие), но были и американские, которые вместе с гуманитарной помощью присылали наши союзники. Заграничные фильмы мы видели впервые. До войны о «той» жизни не имели никакого представления, кроме того, что «там все подавил капитализм». И как же было не посмотреть что–то совершенно для нас новое!..

Но ради справедливости скажу, что во время войны не только студенты «аккуратно» посещали кино и театры, — залы были заполнены людьми всех возрастов. Шли не просто развлечься. Нет… Они искали отдушину, чтобы можно было немного забыться, хоть на час–два уйти в другое время, отдохнуть душой. На всех лежал тяжелый, никогда не оставлявший гнет. Мысли и думы каждого были все время там, где шли кровопролитные бои, где всякую секунду падали, умирали наши родные солдаты. Не осталось, наверное, ни одной семьи, из которой кто–то не ушел бы на фронт.

Но ничто не приносило облегчения. Мы с подругой замечали, что выходившие из кино люди шли всегда молча, понуро, не глядя друг на друга: «А может, вот сейчас, в эту самую минуту, бежит в атаку, на смерть мой милый сын, мой любимый муж, мой родной отец, брат…» Только у пожилых женщин иногда прорывалось вслух: «Сидим, смотрим на чужую радость… А что у нас творится там?!..»

Люди с трепетом ждали каждую сводку Информбюро. Бывало, прямо на улице, у репродуктора, простаивали часами (в мороз, в жару), ожидая вестей с фронта. Я все это по себе знаю…

На нас, подростках, лежало много забот и, в основном, — вся тяжелая работа. Учиться мы начинали (равно — и в селе, и в городе, и школьники, и студенты) только после того, как убирали весь урожай с полей и огородов. Летом ездили в лес на заготовку дров. Иногда кому–то, старшим по возрасту, приносили повестки — срочно поработать два–три месяца (в подсобке) на военном заводе.

Молодежь рвалась на фронт. Старшеклассники добровольно являлись в военкоматы с просьбой отправить на передовую. Их отправляли в военные училища. В классах, начиная с шестого–седьмого, оставалось по два–три мальчика, а то и вовсе не было. Большинство из них поступили учиться в ФЗО (фабричнозаводское обучение), чтобы заменить на заводах квалифицированных рабочих, ушедших на фронт.

На фронт мы не попали — не успели.

Но все же и нашу судьбу война капитально перекроила. Сережа, имевший незаурядный артистический талант, стал механиком авиации по вооружению. Он также добровольно ушел после девятого класса в военное училище. Я, серьезно думавшая о большой литературе, журналистике, неожиданно для всех (особенно для преподавателя литературы) пошла с десятого класса в медицинский. Тоже поэтому: если уж не успеем на фронт, так будем лечить раненых, тысячами лежащих в госпиталях. Причем, поступила в особую, только что открывшуюся «Группу ускоренного четырехгодичного обучения по полной программе института». До войны в мединституте было пятигодичное обучение.

А по своему призванию я все же закончила Алма — Атинский университет (факультет литературоведения), будучи уже с детьми школьного возраста. Потому что в первую очередь необходимо было дать образование Сереже: он не имел даже аттестата за среднюю школу.

Такая судьба была у всего нашего поколения. Мы не успели или не смогли сделать вовремя то, что хотели. Многое было отнято войной.

Прошло уже несколько десятилетий, а мы это до сих пор чувствуем — следы свои война оставила.

Лиха беда начало

Наконец долгожданная демобилизация! Домой мы возвращались втроем, уже с двухлетним сыном — Сережей–младшим.

Оказалось, что мои родители собирались переезжать к сестре в Кемеровскую область. Нам надо было немедля устраиваться на работу, чтобы до их отъезда успеть получить какую–нибудь квартиру.

Предприятие на станции было одно (а до войны здесь располагался красивый пригородный район отдыха) — Военный завод, который теперь медленно, но верно снижал выпуск своей прежней продукции. Шла реорганизация цехов и всей рабочей системы. И конечно, было большое сокращение. Люди уезжали, освобождали комнаты в заводских общежитиях барачного типа.

Для меня сразу нашлось место в здравпункте завода. А Сереже отказали. Второй раз мы пошли уже вместе: я просила, чтобы дали какую–нибудь работу моему мужу. Дали, причем, мастером (!) одного из цехов, с чем он никогда не имел дела. Сказали: «Другого пока ничего нет…»

Здравпункт был на территории завода, совсем недалеко от того цеха, где работал Сергей. Двери в цехе были очень широкие — заходили машины. И я часто специально проходила мимо, чтобы его увидеть, сказать что–то ободряющее. Он почти всегда стоял около этих дверей. С каким–то безысходнотоскливым видом, словно не зная куда себя деть. Не знал, что ответить рабочим на их вопросы. Всем сердцем я чувствовала, понимала, как ему несладко, что эта работа не для него.

Позже он признался мне в своем раскаянии — в отказе, когда в армии несколько раз ему предлагали подать рапорт на офицерскую должность. Я тогда тоже его уговаривала, хотя и не очень настойчиво. Рисовала ему реальную картину — что ожидает его первое время на гражданке. Он отвечал одно:

— Галя, я уже несколько лет живу только по команде. Утром поднимаюсь по команде, вечером ложусь по команде. Даже пищу принимаю по команде…

— А там будет гудок завода. В полседьмого — вставай, в полвосьмого — выходи, в восемь — будь на рабочем месте.

— Зато остальное время я свободен…

Через некоторое время его перевели на другую работу — испытателем боевого оружия, в частности, гранат, которые завод еще продолжал выпускать. Это был своего рода контроль. Брали из каждой партии по несколько штук для пробы взрыва. Для этого было отведено «боевое» поле, и гранаты бросали из–за специальных щитов. Работа была не сложная, но опасная, требующая большого внимания. Я все время волновалась, потому что Сергей был рассеянный, несобранный. И то, от чего я предостерегала его, все же произошло. Как–то, не дождавшись взрыва только что брошенной гранаты, он по рассеянности тут же швырнул другую. Взорвались они обе одновременно. Взрыв был такой силы, что волной вышибло тот игрушечный щит, полетели осколки.

— Хорошо, что тут я молниеносно среагировал — брякнулся вниз лицом, — рассказывал он. — И еще лучше, что на голове у меня на этот раз была металлическая каска. Иногда я ее просто не надевал. Видно, сам Бог (впервые он упомянул Бога) спас меня, ради вас, — он прижал к себе стоявшего рядом и слушавшего сынишку.

Не знаю, как Сергей видел нашу дальнейшую жизнь, но я часто думала об этом. Выход я видела только один — ему надо учиться. И как только начнется учебный год, решила я, не откладывая, ему нужно поступать в школу рабочей молодежи.

Стали опять собирать учебники. Но вижу — нет у Сережи моего никакого энтузиазма…

— Утопия все это, Галя. Не смогу я, наверное, снова начать учиться, ничего у меня в голове не осталось.

Тут уж я не давала ему слабинки:

— Ты просто лентяй! Как говорит хорошая немецкая пословица: «Нет слова «не могу», а есть слово «не хочу». Захочешь — все сможешь. А данное мне обещание ты держишь или нет?

В то же время я прекрасно понимала: он просто потерял всякую уверенность в себе. За семь с лишним лет армейской службы, да еще в низших чинах, от постоянных команд и подчинения можно было потерять не только уверенность, но и все знания.

И все–таки ближе к весне в любое свободное время — в выходные дни, после работы (как только управлюсь с сынишкой, с домашними делами) — мы садились с Сережей за учебники. В занятия втягивала его без нажима, старалась чем–то заинтересовать, как первоклашку. Сначала брали предметы, которые ему больше нравились: географию, историю, литературу, по очереди. Часто рассказывала ему что–нибудь интересное (по теме) из прочитанных книг (в школьные и студенческие годы я очень много читала). И он мало–помалу все же взялся, часто уже сам, без напоминаний, брал то один, то другой учебник — что–то вспоминалось, восстанавливалось в памяти.