Иван Катавасов - Ярмо Господне

• Название: Ярмо Господне
• Автор: Иван Катавасов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Продолжение Шестикнижия инквизитора повествует о духовно-рыцарском ордене, противостоящем злонамеренной магии. Только для взрослых.

Религиозная сайнс фэнтези для верующих и не очень верующих в XXI веке от нашей христианской эры.

Насколько по содержанию, настолько и по форме, роман «Ярмо Господне» соотносится с «Коромыслом Дьявола», поэтому авторское предупреждение благосклонным читателям остается в силе и в неизменности.

Если кому-нибудь когда-нибудь придет в голову, будто бы ваш автор хоть как-то разделяет политические, натурфилософские и религиозные воззрения своих персонажей, значит, кто-то из нас в чем-то заблуждается. Совсем уж безысходно обманется тот, кто разглядит в этом повествовании что-либо физическое вместо метафизического.

---

Ведь главное не жилье, а люди, которые здесь живут; те с кем можно пообщаться, зайти на огонек, поболтать о том, о сем. Потом, глядишь, и на душе становится легче, если тебя по-дружески привечают, принимают такой, какая ты есть, снисходительно относясь к твоим чудачествам и выкрутасам.

У Филиппа Вику по-домашнему в халате и в тапочках приветливо встретила тоже вся такая домашняя, коренастая, круглолицая девушка Прасковья с пухлой мягкой грудью и толстой темно-русой косой. Фил ее представил как троюродную сестру из Владивостока.

«Знаем мы гэтких сверхдальних сестричек, братик Филька! Жена в Америке, так он к постели поближе кругломордую тетеху завел с кулинарными сиськами и кисельной задницей.

Очень, заметим, мясомолочная особь: вымя, окорока, голяшки… Куда ему столько? Прасковьей, говорит, его пассию зовут. По-моему, у людей таких имен не бывает…»

Вика тут же перестала обращать какое-либо внимание на Филькину подругу, лишь только ей показали три изящных золотых колечка. Казалось, они как живые ластятся, льнут к телу и коже, просятся, чтобы врасти, стать единым целым с хозяйкой.

Тотчас заявилась высоченная старуха, медсестра из «Трикона-В», и Вика неохотно рассталась с кольцами. Черноволосая злобная грымза, иссохшая, как деревянная вешалка-стояк на трех лапах, нимало не медля отобрала у нее золото и сунула дезинфицироваться в электрический автоклав.

Медсестра бесцеремонно командовала хозяином, услужливо помогавшим ей доставать из сумки и подключать блестящие медицинские прибамбасы. Приказала Вике раздеваться догола. Филиппа же услала на кухню, мрачно пошутив: мол, тут ему не анатомический театр, чтобы у женских трупов половые признаки разглядывать.

Медсестра брезгливо глянула на мускулистое тело пациентки. Больно оттянула соски, грубо ткнула обрезиненным пальцем в половые губы. Затем взялась за непонятный и страшноватый никелированный аппарат, снизойдя до успокоительных объяснений:

— Работа современного лазерного скальпеля не требует стандартной анестезии и стерилизации.

Попрошу уважаемую пациентку не нервничать. Ей-ей, могу ведь ненароком вам не то что сжечь волосики на вульве, но и клитор, матку или мочевой пузырь проколоть. Лечи вас после, таких нервных и нежных.

Чтобы вы знали, пациент в переводе с латыни означает «претерпевший», дорогая моя.

Вика уж приготовилась вытерпеть адские муки, но медсестра, аккуратно придерживая, один за другим мастеровито и совсем безболезненно пронзила тончайшим красным лучом оба соска. Тотчас же достала два маленьких колечка из стерилизатора и ловко продела их в свежие бескровные отверстия.

Спросив, как и где точно прожечь прободения для интимного пирсинга снизу, медсестра аналогичную операцию не менее профессионально проделала с вульвой пациентки, не задев лобкового оволосения. Вынув прямо из автоклава, она вставила ей в интим кольцо побольше, тоже оказавшееся совсем не обжигающим.

Высокопрофессиональную косметологию медсестра завершила контактным облучением мест, подвергшихся оперативному вмешательству, и с гордостью за мастерски выполненную работу пояснила:

— На малой мощности алый лазерный луч обеспечивает быстрое рубцевание поврежденных тканей.

Пациентке настоятельно рекомендую не мочить ранки на теле в течение суток. В случае маловероятных осложнений найдете меня через разгильдяя Фильку Ирнеева.

Кто мне, милочка, заплатит за косметические работы, он или вы?

Вика достала из сумочки деньги, отсчитала необходимую сумму с чаевыми и, не глядя на Прасковью, что-то ей говорившую, скорей побежала в Филькину спальню покрасоваться перед большим зеркалом. Немного погодя натянула черные чулки на широкой резинке, обула туфли на каблуках и гордо продефилировала на кухню, чтобы показаться Филу Ирнееву.

Филипп ее интимный пирсинг галантно одобрил, особо не вглядываясь. Тут-то до Вики, наконец, дошло, в каком таком сценическом виде она картинно разгуливает по квартире молодого мужчины ярким солнечным майским утром. Девушка смутилась, судорожно прикрылась кухонным полотенцем, попятилась в прихожую, ретировалась, стушевалась в женское общество одеваться.

К тому времени медсестра, быстро собрав аппаратуру, незаметно удалилась, не попрощавшись с хозяином, а Прасковью Вика давно перестала замечать. Потому за пирсинг вполне пристойно одетая она сконфуженно, почему-то краснея, благодарила Филиппа.

Когда Вика ушла не своим пружинистым физкультурным шагом, но мелко семеня, наподобие кисейной, субтильной и жеманной девицы, Прасковья сперва с размаху хлопнула Филиппа по плечу и прижала к груди. Потом расхохоталась, повалившись на софу:

— Ой не могу! Ну ты дал шороху, братец Фил!

Рыцарь-инквизитор Филипп не разделил веселье кавалерственной дамы. Прасковья поспешно запахнула шелковый халат, надетый на голое тело, благопристойно встала, хотя извинилась в своеобычной манере:

— Простите, рыцарь, деву сущеглупую, похотливо ляжки раздвигающую, до смешных позорищ охочую. Уж больно весело вы, сударь мой, захомутали и обротали неслабую ведьмачиху.

Я ведь не ошибаюсь, вы, рыцарь Филипп, претворили ритуальное сопряжение корпорального импринтинга с лишением колдовского естества и подготовкой к хиротонии субалтерна?

— Вы правы, дама Прасковья.

Прасковья задумалась и совершенно посерьезнела:

— Надо же! Господи Боже мой, своими глазами зрила, прикрывала запредельный ритуал адепта, три в одном, с раздельной активацией через чужой сигнум. Достопримечательный Солнцеворот Мниха Феодора?

— Он самый, Прасковь моя Васильна, он самый. Могучий, надо сказать, экстрактор земнородной скверны. Режет чище лазерного скальпеля. Добавим сюда и твои трансмутированные срамные побрякушки для полной зачистки.

— Мозговитый субалтерн для особых поручений, я правильно понимаю?

— Абсолютно верно, дева моя Параскева. Но покамест никому об этом ни полслова.

— Буду, сударь мой, молчать, как свежемороженая рыба подо льдом. Клянусь: сестрам и братьям ни словечка!

Все же об остальной сегодняшней веселухе, надеюсь, можно как-нибудь келейно да кулуарно разболтать, рыцарь?

— Отчего ж нет? Мой округ — мои проблемы, успешно разрешаемые. Нужные сведения будут мною своевременно отосланы в анналы гильдии арматоров.

— О-хо-хонюшки, — Прасковья вовсе не куртуазно прикрыла рукой зевок. — Признаться, мой батюшка, не люблю я резкой смены часовых поясов.

— Тогда ступай в Филадельфию, дщерь моя сонливая. Прямой канал открыт. Соснешь там пару часиков до заутрени.

Спокойной ночи, княжна…

— 3-

Спустя четверть часа после ухода Прасковьи Олсуфьевой из асилума вышла, выглянула Настя Ирнеева, свежая, умытая, причесанная, правда, в абсолютном дамском неглиже. Таясь, скоренько шмыгнула к шкафу, нырнула в долгополый халат, туго подпоясалась и только затем прильнула к мужу:

— Ой, Фил, вот я и дома! Хоум, суит хоум. Спать не хочу — шесть часов отсыпалась у себя в убежище без видений и сновидений. По крайней мере в жесть о том не помню…

Ну-кася, муж мой любимый, быстренько ублажай жену кофием, достохвальными зефирными пирожными и колись, повествуй о постэффектах «престера Суончера». Летать голой под потолком с настежь распахнутыми женскими воротцами, мне, знаешь, больше не хочется…

Внимательно выслушав краткое повествование Филиппа, Настя сделала значимый вывод:

— Получается, умиротворение этой мышечной массы, то бишь муляж женщины без эпидермиса, величаемый Виктория Ристальская, завершает купирование неприглядной ситуации. Так ведь?

— Пожалуй, дама-неофит.

— В субалтерны ее рукополагать вы будете лично, рыцарь?

— Посмотрим, дама Анастасия, ситуативно. Мой округ — мои проблемы и непреложные прерогативы.

— Ой, Фил, не мне тебе советовать. Как скажешь, так и будет.

Надо так надо. Куда ж нам деться от Ярма Господня? Тащи и не ропщи…

Господи, помилуй мя, грешную… Спаси и сохрани люди Твоя…

Фил, смотри! — Настя широко улыбнулась. — Зубки у твоей маленькой женушки уж прорезались, слава Богу. Благослове душе моя Господа…

Думаю, грешной деве Параскеве от тебя за меня вчера в жесть перепало утром и вечером. И Манька свое сегодня сто пудов огребет. Так?

— А вот о том, об этом, моя маленькая, тебе ясновидчески знать не полагается. Да и никому другому тоже. Присно и во веки веков.

— Извините, отец инквизитор, глупость сморозила. Ваши орденские прерогативы непреложны, сударь.

— Извинения принимаются, дама-неофит. Господь наш всемилостив и всепрощающ.

— Тогда похвалите жену свою, рыцарь Филипп. Правда ведь, я четко запечатала эту Вику Ристальскую, наш женский муляж, сверху и снизу?

«Ох мне тщеславная суетность слабых жен наших…»