Ольга Елисеева - Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века

• Название: Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века
• Автор: Ольга Елисеева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03686-4

Так уж получилось, что именно по текстам классических произведений нашей литературы мы представляем себе жизнь русского XVIII и XIX веков. Справедливо ли это? Во многом, наверное, да: ведь следы героев художественных произведений, отпечатавшиеся на поверхности прошлого, нередко оказываются глубже, чем у реально живших людей. К тому же у многих вроде бы вымышленных персонажей имелись вполне конкретные исторические прототипы, поделившиеся с ними какими-то чертами своего характера или эпизодами биографии. Но каждый из авторов создавал свою реальность, лишь отталкиваясь от окружающего его мира. За прошедшие же столетия мир этот перевернулся и очень многое из того, что писалось или о чем умалчивалось авторами прошлого, ныне непонятно: смыслы ускользают, и восстановить их чрезвычайно трудно.

Так можно ли вообще рассказать о повседневной жизни людей, которых… никогда не существовало? Автор настоящей книги — известная исследовательница истории Российской империи — утверждает, что да, можно. И по ходу проведенного ею увлекательного расследования перед взором читателя возникает удивительный мир, в котором находится место как для политиков и государственных деятелей различных эпох — от Петра Панина и Екатерины Великой до А. X. Бенкендорфа и императора Николая Первого, так и для героев знакомых всем с детства произведений: фонвизинского «Недоросля» и Бедной Лизы, Чацкого и Софьи, Молчалина и Скалозуба, Дубровского и Троекурова, Татьяны Лариной и персонажей гоголевского «Ревизора».

знак информационной продукции 16+

---

Анне Алексеевне не повезло. Полковник Сергей Дмитриевич Киселев, о котором она думала как о влюбленном, женился в Москве по давней взаимной склонности на Елизавете Николаевне Ушаковой. В марте 1830 года Пушкин написал о них П. А. Вяземскому, что «они счастливы до гадости»[274]. А барон Егор Федорович Мейендорф, генерал-майор, командир лейб-гвардии Конного полка, делавший блестящую карьеру, выбрал богатую вдову генерал-адъютанта, героя войны 1812 года Я. А. Потемкина — Ольгу Федоровну, урожденную Брискорн, красавицу на 15 лет его младше[275].

Однако характерно само направление мыслей барышни. Влюбленность — одно. Будущий муж — другое. Блестяще владея пером, Оленина нарисовала в «журнале» картину разбитого девичьего сердца и переход от горя к мысли о браке. Ее роман с неназванным героем — удел воображения, мира мечты. Самый жестокий поступок предмета страсти — не заметил и не посватал. «Кто вчера обрадовался и вместе испугался, увидя в Конюшенной улице коляску, в которой сидел мужчина с полковничьими эполетами и похожий на… — спрашивала себя Оленина. — Но зачем называть его! Зачем вспоминать то счастливое время, когда я жила в идеальном мире, когда думала, что можно быть счастливой или быть за ним, потому что то и другое смешивались в моем воображении: счастье и Он… Ах, зачем попалась мне коляска, она напомнила мне время невозвратное».

«Ужасное достоинство жены»

Дочки мадам Яньковых читали романы и начинали воображать любовь еще до встречи с реальным человеком. А когда сталкивались с подходящим господином, обрушивали на него давно выношенное и выстраданное чувство. Так случилось и с Татьяной:

Ты в сновиденьях мне являлся,
Незримый, ты мне был уж мил,
Твой чудный взгляд меня томил,
В душе твой голос раздавался!
Давно… нет, это был не сон!
Ты чуть вошел, я в миг узнала,
Вся обомлела, запылала
И в мыслях молвила: вот он!
Не правда ль? Я тебя слыхала:
Ты говорил со мной в тиши…
И в это самое мгновенье
Не ты ли, милое виденье,
В прозрачной темноте мелькнул,
Приникнул тихо к изголовью?
Не ты ль, с отрадой и любовью,
Слова надежды мне шепнул?

Что здесь от реальности? Что от прочитанных книг и от «тоски волнуемой души»? Давно замечено, что чувства, выраженные в «Письме Татьяны», очень книжные[276], они взяты с полки вместе с томиком Ричардсона. Но именно так должна была ощущать и говорить «стройная меланхоличная девушка, воспитанная на романах и на бланманже»[277]. Пушкин сам назвал истории Ричардсона и Руссо «обманами», но и выдуманные страсти могли потрясать барышень почти до потери разума. «Слава Богу, дружбе и рассудку, они взяли верх над расстроенным воображением моим, — свидетельствовала Оленина, — и холодность и спокойствие заменили место пылких страстей и веселых надежд… И к счастью, а то проститься бы надобно с рассудком. Вообразите каникулярный жар в уме, в крови и в воздухе. Это и мудреца могло бы свести с ума»[278].

Все, что Анна пережила в воображении, было для ее сердца реально и вылилось в «тоску душевной пустоты». И вот тут возникала мысль о браке, о семье, о доме. О заботах и «любви супружественной», которая сильно отличается от пережитого прежде. Это отличие составляли не только спокойствие сердца — «холод» по Олениной, но и женские «должности», как тогда говорили. «Муж, будь он ангел, не заменит мне все, что я оставлю».

А мне, Онегин, пышность эта,
Постылой жизни мишура,
Мои успехи в вихре света,
Мой модный дом и вечера,
Что в них? Сейчас отдать я рада
Всю эту ветошь маскарада,
Весь этот блеск, и шум, и чад
За полку книг, за дикий сад,
За наше бедное жилище,
За те места, где в первый раз,
Онегин, видела я вас.

Похоже? Но вот другое признание: «Буду ли я любить своего мужа? Да, потому что перед престолом Божьим я поклянусь любить его и повиноваться ему. По страсти ли выйду? Нет, потому что… я сердце схоронила навеки…» Супружество, по словам Анны Алексеевны, «есть вещь прозаическая, без всякого идеализма».

С эпохой стоит разговаривать на ее собственном языке, не подменяя современным значением смысл слова, кажущегося понятным. Что такое «прозаический» для первой четверти XIX века? Для самого Пушкина? В 1834 году он писал, полемизируя со старой статьей В. К. Кюхельбекера о романтизме: «Есть люди, которые находят Горация прозаическим (спокойным, умным, рассудительным — так ли?). Пусть так, но… нам приятно видеть поэта во всех состояниях и изменениях его творческой души: и в печали, и в радости, и в парениях восторга… и в маленькой досаде на скучного соседа». Итак, прозаическое включает поэзию реальности вплоть до скучного соседа. Брак, как поэзия жизни, с одной стороны, спокоен, умен, рассудителен — и Пушкин подчеркивает это в Татьяне, а с другой — имеет все состояния: печаль, радость, восторг, досаду, «отдохновение чувств» и «негодование»[279].

«Оставя дом, где была счастлива столько времени, я вхожу в ужасное достоинство жены! — не без горечи писала Оленина. — Кто может узнать судьбу свою и сказать, выходя замуж даже по страсти: я уверена, что буду счастлива. Обязанность жены так велика, она требует столько самоотречения, столько нежности, столько снисходительности и столько слез и горя!.. Но я преступлю ль законы долга, буду ли пренебрегать мужем? Нет, никогда!»

Итак, в любви «супружественной» много горького. Много обязанностей. И ничего от «каникулярного жара в крови». Обратим внимание на слово. «Каникулярный», то есть свободный, ведь на каникулах человек свободен от изнуряющей учебы. Но основную часть года он трудится. Исполняет долг. Так и в жизни женщины супружество — труд. «Для него и для долга моего перенесу все несчастья жизни, — заключает Аннет. — …Я хотела, выйдя замуж, сжечь журнал, но теперь думаю, что не сделаю этого… Ежели будут у меня дети, особливо дочери, отдам им его, пусть видят они, что страсти не ведут к счастью, а что путь истинного благополучия есть путь благоразумия».

Под последними словами могли бы подписаться и многие мужчины той эпохи, авторы мемуаров о «пылких заблуждениях молодости», которые, увы, как бы глубоко ни затронули душу, не принесли счастья. Опыт сердца, перегоревшего «в мятежном пламени», кажется молодой девушке на пороге замужества необходимым для ее дальнейшего самостояния. «Пусть и они пройдут пучину страстей, — пишет Аннет о своих детях, — узнают суетность мира, научатся полагаться на одного Бога… Он один дарит надежду и счастье»[280].

Благоразумная неосторожность

Итак, с надеждой на Бога Татьяна закрыла дверь в девичью жизнь и пошла под венец.

…Неосторожно,
Быть может, поступила я:
Меня с слезами заклинаний
Молила мать; для бедной Тани
Все были жребии равны…
Я вышла замуж.

Правомерно поинтересоваться, за кого? Из всех персонажей «Евгения Онегина» муж Татьяны не то чтобы самый загадочный — нет, он просто меньше других обрисован автором. Достаточно и того, что героиня, не спросясь поэта, «выскочила» за генерала. Ему даны чин, титул, место жительства — Петербург, богатство и шпоры. Эпитеты: от Пушкина — «важный», от героини — «толстый». Единственные человечные слова: «В сраженьях изувечен», — сказанные Татьяной, звучат как жалость.

Не герой — пустое место.

Именно так выглядели в глазах молодого Пушкина обремененные густыми эполетами мужья тридцатилетних красавиц, благосклонности которых добивался сам поэт. В плоскости «рыцарь пера — прекрасная дама» муж просто отсутствовал. В любовном треугольнике становился самой презираемой фигурой, вечно мешавшей влюбленным, — «старый муж, грозный муж» из «Цыган», седине которого смеется молодая Земфира.

Подразумевается, что для жен их сорокалетние супруги, со службой, делами и застарелыми увечьями, значили так же мало, как для самого поклонника. На деле выходило иначе. Целый пласт жизни не захватывался поэзией, но существовал. В «Онегине» он не вытянут на поверхность. Но для понимания образа главной героини очень важен. В начале романа относительно брака родителей Татьяны сказано: «На свете счастья нет, но есть покой и воля». В конце героиня: «Сидит спокойна и вольна». То есть она достигла того состояния, которое, по мнению поэта, было если не равно счастью, то его заменяло:

Души неопытной волненье
Смирив со временем, как знать,
По сердцу я нашла бы друга,
Была бы верная супруга
И добродетельная мать.

Речь далеко не об одной «привычке», данной свыше. Привычка — для матери Татьяны. Но поскольку героиня гораздо глубже, для нее возможно большее. С каким мужчиной?