Пэлем Вудхауз - Как бросают курить

• Название: Как бросают курить
• Автор: Пэлем Вудхауз
• Жанр: Проза

---

Вудхауз Пэлем Грэнвил Как бросают курить

П.Г.ВУДХАУЗ

КАК БРОСАЮТ КУРИТЬ

Среди мыслителей, каждый вечер собирающихся в "Привале рыболова", не всегда царит гармония. Мы люди пылкие, а пылкие люди неизменно спорят друг с другом. Поэтому в нашей мирной гавани можно услышать звон голосов, стук кулака, визг: "Нет, разрешите!.."; баритон: "Должен вам сказать..." и многое другое.

К счастью, мистер Маллинер всегда с нами, а чары его личности усмиряют любую бурю. Скажем, сегодня, когда я пришел туда, он разнимал Кружку Эля и Лимонного Сока.

-- Господа, господа, -- говорил он мягким голосом посланника, -- зачем вам спорить?

Кружка указал сигарой на Сока.

-- А что он говорит?

-- Умные вещи.

-- Что-то не слышал!

-- Я говорю, что курить -- вредно. Так оно и есть.

-- Нет.

-- Есть. Вот я курил, курил и заболел. Щеки ввалились, лицо пожелтело, глаза погасли, словом -- настоящий скелет. Бросил -- и пожалуйста!

-- Что "пожалуйста"? -- спросил Кружка.

Но Сок, на что-то обидевшись, встал и исчез в ночи, а мистер Маллинер с облегчением вздохнул.

-- Я рад, что он ушел, -- сказал он. -- У меня твердые взгляды. Табак -- величайшее благо, доводы эти глупы. Как легко их опровергнуть! Хорошо, две капли никотина мгновенно убивает собаку -- так не капайте! Кто вас просил?

Он попыхтел сигарой, помолчал, и его приятное лицо стало очень серьезным.

-- Бросать курение не только глупо, -- сказал он. -- Это опасно. Просыпается бес, живущий в нас, и мы становимся угрозой для общества. Никогда не забуду, что случилось с моим племянником. Кончилось-то все хорошо, но сперва...

-- Те из вас (сказал мистер Маллинер), кто вращается среди художников, знают имя и картины моего племянника Игнатия. Слава его неуклонно растет. Однако во времена, о которых я расскажу, он еще не был так известен, заказы случались реже, и в свободные дни он играл на укелеле, если не делал предложения прекрасной Гермионе, дочери сэра Герберта Росситера и леди Росситер, Кенсингтон, Скэнтлбери-сквер, 3. Скэнтлбери-сквер очень близко от его мастерской, так что у него вошло в привычку завернуть за угол, сделать предложение, получить отказ, вернуться, поиграть на своем укелеле, раскурить трубку и предаться размышлениям о том, почему Гермиона его отвергает.

Бедность? Нет, он не беден.

Сплетни? Нет, он чист.

Внешность? Он хорош собой, а в некоторых ракурсах -- красив, и вообще, если ты выросла рядом с такими мордами, как Сиприан и Джордж, и не тому обрадуешься. Сиприан, тощий и бледный, был критиком; Джордж, толстый и розовый, развил в себе редкую прыть, которая помогала ему непрестанно занимать деньги.

Игнатию пришло в голову, что кто-то из них может знать причину. Как-никак они часто видели сестру, и она могла обмолвиться, почему отвергает любовь замечательного человека. Итак, он пошел к Сиприану -- у того своя квартира -- и прямо спросил, в чем дело. Сиприан выслушал его, поглаживая тонкой ручкой левую бакенбарду.

-- Страдаем от неразделенной любви? -- уточнил он.

-- Страдаем, -- ответил мой племянник.

-- Не понимаем, в чем дело?

-- Не понимаем.

-- Теряемся в догадках?

-- Вот именно.

-- Что ж, если мы не боимся истины, -- сказал Сиприан, переходя к правой бакенбарде, -- я случайно знаю причину. Ты напоминаешь ей Джорджа.

Игнатий попятился и закричал:

-- Джорджа?!

-- Да.

-- Чушь какая! Человек не может быть похож на Джорджа.

-- А вот ты похож.

Игнатий побежал в "Козла и бутылку" немного утешиться и тут же увидел другого брата Гермионы.

-- Привет! -- сказал Джордж. -- Привет, привет, привет!

-- Джордж, -- сказал Игнатий, -- ты, часом, не знаешь, почему твоя сестра меня не любит?

-- Как же, знаю, -- ответил Джордж.

-- Знаешь?

-- Да.

-- Почему же?

-- Сказать прямо?

-- Говори.

-- Ну ладно, только одолжи мне фунтик до пятницы.

-- Нет.

-- Не одолжишь?

-- Ни в коем случае. Вернемся к нашей теме. Почему Гермиона мне отказывает?

-- Потому, -- отвечал Джордж, -- что ты похож на Сиприана.

Игнатий пошатнулся.

-- На Сиприана?

-- Она так считает.

Вернувшись к себе, Игнатий стал размышлять. Чтобы облегчить себе дело, он составил такой список:

Д ж о р д ж: С и п р и а н:

Похож на свинью. Похож на верблюда.

Прыщи. Бакенбарды.

Ничего не делает. Пишет об искусстве.

Говорит: "Привет!" Говорит "мы", как врач какой-нибудь.

Жутко хохочет. Мерзко хихикает.

Жрет. Питается фруктами.

Рассказывает анекдоты. Читает стихи.

Руки -- толстые. Руки -- тонкие.

Тайна оставалась тайной. Он нахмурился; и вдруг прозрел:

Курит, как паровоз. К., как п-з.

Вот она, разгадка! Возможно ли?.. Да, конечно.

Любовь к Гермионе, звезда его жизни, стала лицом к лицу с другой любовью. Неужели надо поступиться трубкой? Способен ли он на эту жертву? Он заколебался.

И тут все одиннадцать фотографий Гермионы Росситер подбодряюще улыбнулись ему. Он решился. Мягко вздохнув, как вздыхает русский крестьянин, бросая сына волкам, бегущим за санями, он вынул трубку изо рта, взял табак, взял сигары, аккуратно все завернул и отдал приходящей служанке для ее мужа -- человека очень достойного, но небогатого.

Игнатий Маллинер бросил курить.

Те, кто бросал курить, прекрасно знают, что поначалу муки не так уж велики, потому что тебя распирает гордыня, похожая на веселящий газ.

Весь следующий день Игнатий смотрел со снисходительной жалостью на курящих людей, ощущая при этом то, что ощущает святой аскетического типа. Ему хотелось сказать заблудшим, что табак содержит окись углерода, которая, входя в непосредственный контакт с красными кровяными шариками, лишает их способности поставлять тканям кислород. А пиридин, а раздражение слизистых оболочек? Да что там, курение -- пагубная привычка, от которой сильный человек может отказаться, как только захочет.

Следующая фаза началась тогда, когда он вернулся в мастерскую.

Завтрак художника (две сардинки, остаток ветчины, бутылка пива) сменился странной пустотой, какую испытал Гиббон, закончив "Упадок и разрушение Римской империи". Жизнь лишилась смысла, и, мыкаясь по мастерской, мой племянник думал, что бы ему такое сделать. Иногда он пускал небольшие пузыри, иногда -- лязгал зубами. Трубки между ними не было.

Снедаемый сумеречной тоской, он взял свое укелеле и поиграл песню "Старик -- река", но лучше ему не стало. Однако он открыл причину: какая может быть радость, если ты не творишь добро?

Мир печален и угрюм, это ясно. Что отсюда следует? Если мы предадимся наслаждениям, мы увидим, что они пусты. Ветчина утратила свои чары, укелеле -- свою прелесть. Конечно, есть трубка -- но мы не курим. Так что остается добро. Короче говоря, к трем часам Игнатий Маллинер достиг третьей фазы -всерастворяющей жалости, которая и по ла его на Скэнтлбери-сквер.

Шел он туда не для того, чтобы жениться на Гермионе Росситер. Нет, из отдельных замечаний он давно вывел, что хозяйка дома хотела бы получить ее портрет, но оставался глух. Любовь -- это любовь, но и художник -- это художник он не любит писать даром. До сей поры художник побеждал

Теперь все изменилось. Коротко, но выразительно Игнатий сообщил леди Росситер, что больше всего на свете хочет написать ее дочь. За такую великую честь он, естественно! денег не возьмет, а потому -- ждет их с Гермионой завтра одиннадцать утра.

Он чуть не предложил написать и саму леди Росситер в вечернем платье с бельгийским грифоном, но удержался, зато потом, на улице, об этом горевал.

Снедаемый угрызениями, он решил пригласить Сиприана, чтобы тот высказал мнение о новой картине, а после отыскать дорогого Джорджа и одолжить ему денег. Через десять минут он был у критика.

-- Чего, чего мы хотим? -- недоверчиво переспросил тот.

-- Мы хотим, -- повторил Игнатий, -- чтобы ты пришел ко мне завтра с утра и сказал, что ты думаешь о новой картине.

-- Мы не шутим? -- уточнил Сиприан, которого приглашали нечасто, а выгоняли из мастерских -- очень много раз.

-- Что ты, что ты! -- заверил его Игнатий. -- Мы хотим узнать мнение знатока.

-- Значит, буду в одиннадцать, -- сказал Сиприан.

И племянник мой побежал в "Козла и бутылку".

-- Джордж! -- воскликнул он там. -- Мой дорогой! Я ночь не спал, думал, есть ли у тебя деньги. Если нет, возьми у меня.

Глаза над пивной кружкой просто полезли на лоб. Побледневший Джордж опустил кружку, но поднял руку.

-- Все, -- сказал он. -- Бросаю пить. Слуховые галлюцинации.

Игнатий ласково похлопал его по плечу.

-- Нет, мой дорогой, -- ответил он, -- это тебе не мерещится. Можешь верить своим ушам.

Джордж поверил им (заметим, что они были большими и красными), но все же не успокоился.

-- Ты предлагал мне денег?

-- Да.

-- Денег???

-- Вот именно.

-- Я не писал, я ничего не говорил, а ты?..

-- Ну, конечно!

Джордж глубоко вздохнул и снова поднял кружку.

-- Вот теперь пишут, чудес не бывает, -- сказал он. -- Какая чушь! Что там -- бред, -- сурово прибавил он. -- Сколько, фунт?