. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)

• Название: Лиловый (I) (СИ)
• Автор: . Ганнибал
• Издательство: СИ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016

Глубоко темнело, уходя в бездну лилового, ночное небо над Саидом. Рассыпали боги на нем свои слезы, блестящие, яркие, будто бриллианты на платье богатой женщины. На губах была соль уходящей дневной жары, ноги начинали мерзнуть. Он стоял, не замечая подкрадывающегося холода.    Сабаин был невелик, всего пятьдесят с небольшим жилищ да окружающая плато стена. Саид -- огромен. Саид простирал свои могучие барханы на многие, многие фарсанги: десятки, сотни дней караванного пути, ледяные ночи, огненные рассветы. Он стоял на стене поселка и смотрел вперед, чувствуя себя стоящим на краю гигантской чаши. Было почти страшно свалиться туда, покатиться по пологому склону, оказаться на дне. Что там, на дне? Он никогда не покидал свой сабаин.

---

-- Но ты дрался, как лев! -- восхитился Леарза. -- Жаль, мы не успели настичь этих двоих.

-- А надо бы настичь их во что бы то ни стало, -- заметил Абу. -- Иначе Острон и Искандер становятся почти что бесполезными. К тому же, еще остаются два других долгара, если я правильно помню слова белоглазого, да всякие хитрые бестии, управляющие ветром и Ансари знает чем еще.

***

Ночью снова содрогалась земля. Люди спали плохо; сидевший на карауле Ханса уныло ворошил угли в костре веткой, и огонь отражался двумя алыми точками в его черных глазах. Кто-то из Северных стражей вдруг вскрикнул во сне. Когда луна уже склонялась к западу, Хансу сменил Острон, который будто и не спал вовсе, и лицо нари было осунувшимся и уставшим. Ханса улегся рядом с Сунгаем, вздрагивавшим время от времени, и попытался уснуть. В то же время сменились стражи на краях лагеря; двоих из них заменили Абу Кабил и Дагман, будто бы случайно оказавшись рядом друг с другом. Погода стояла совершенно безветренная, но все равно то и дело шуршал песок, то ли от сотрясений земли, то ли от движения неведомых ночных животных, которые раньше всегда населяли пустыню, но теперь в южном Саиде были редки.

В первое время Острон не очень одобрял, если в караул назначали Абу или нахуду, считал, что лучше пусть на страже стоят воины; впрочем, в пути выяснилось, что оба неплохие бойцы, в особенности нахуда, который управлялся со своим скимитаром не намного хуже самого Острона, а Абу еще в Ангуре выковал себе поистине гигантский меч, который, должно быть, весил не меньше кузнечного молота, и одна лишь сила кузнеца, махавшего этим мечом, как тростинкой, многого стоила. Даже Ханса, попробовав поднять "двуручник", как назвал его Абу, с уважением цокнул языком.

Дагман сидел спиной к костру и неспешно сворачивал на колене самокрутку. Абу Кабил смотрел в темноту, небрежно набросив на плечи бурнус, -- как обычно, холод не очень-то беспокоил его, и длинные светлые волосы лежали поверх плотной ткани, а рафа почти съехала с его затылка. Закончив с самокруткой, нахуда оглянулся: поблизости спали люди, в основном беспокойно шевелясь во сне и вздрагивая, а остальные стражи (еще трое с других концов лагеря и Острон в центре его, у костра) были слишком далеко.

-- Тебе тоже сообщили? -- еле слышно спросил он у Абу. Кузнец коротко кивнул.

-- Времени все меньше, -- пробормотал Абу Кабил. -- Продолжать работу опасно и бессмысленно. Результат практически очевиден, в любом случае.

-- Бесперспективная это затея, -- задумчиво произнес Дагман, закуривая. -- Процесс уже начался, его не остановить... и ведь они до самого последнего не поймут истины.

-- Я надеялся, что поймут. Но, кажется, уже слишком поздно. ...Бел ничего не говорил тебе?

-- Только то, что с ним тоже связывались. Я подозреваю, он принимает происходящее слишком близко к сердцу.

-- Такова наша работа. Каждый рано или поздно проходит через это.

Дагман вздохнул и ничего не сказал, хмурясь.

-- Я не смог ее остановить, -- много позже произнес он. -- Даже не сразу понял, что происходит.

-- Лучше не вспоминай об этом, -- ответил ему Абу. -- Смотреть нужно только вперед. Я пойду первым, потом ты.

-- Не лучше ли пустить Бела? Он молчалив в последнее время, я боюсь, что он совершит необдуманный поступок.

-- ...Да, он всегда был самым несдержанным в группе. Дай угадаю, он не пойдет сейчас. Предпочтет держаться до последнего.

-- Ладно, -- вздохнул Дагман и оглянулся. -- Жизнь все равно расставит все по своим местам.

Ханса смотрел на пламя, очерчивавшее силуэт Острона рыжим сиянием, и ему вспоминались годы скитаний по северу Саида в разбойничьей шайке. Сколько он себя помнил, он всегда был с разбойниками; его приемная мать, Афанди, подобрала брошенного ребенка, -- она говорила, ему был едва ли годик, он потерялся и напуганно ревел, -- в одном из крошечных оазисов, куда их банда попала почти случайно; у разбойников и женщины в основном ведут себя, как мужчины, так что Афанди редко вспоминала о том, что она женщина, но при виде перепуганного мальчишки сердце у нее, видать, дрогнуло, и проснулся материнский инстинкт. Она взяла найденыша себе и окрестила его Хансой, в честь своего давно погибшего отца, и хотя скрывать от мальчика его настоящее происхождение Афанди и в голову не пришло, она всегда относилась к нему, как к родному сыну.

Ханса засыпал и сам не понял, как живой и реальный огонь переместился в серый мир снов; только люди, сидевшие и лежавшие вокруг, изменились, и возле костра сидела высокая темноволосая женщина, подстелив под себя бурнус, она скрестила ноги, и ее светлые шаровары разлеглись почти как юбка, а на голове ее был повязан платок, и Хансе с нежностью вспомнилось, как Афанди учила его повязывать себе такой же, когда он был сопливым мальчишкой. Она была смуглой и такой же черноглазой, и, в общем, они были похожи, хоть и неродные; мальчик перенял от нее многие повадки, точно так же цокал языком, щурил один глаз в выражении недоверия и завел привычку людей называть по кличкам вместо имен.

Даже шашка Афанди, которую Ханса взял себе после ее смерти, теперь лежала на бурнусе возле нее: разбойница никогда не расставалась со своим оружием.

-- Мама, -- сонно пробормотал Ханса и подполз к ней, потому что ему вдруг нестерпимо захотелось снова почувствовать тепло ее тела, вообразить себя маленьким...

Он и был маленьким, и вокруг были привычные люди, с которыми он провел детство; вон поодаль стоит небольшой шатер, в котором ночуют атаман Хулафа, его жена Амир и их дочка Лейла. Лейла старше него на целых четыре года, но Ханса давно уже решил, что женится на ней, когда вырастет, ведь она красивая. Пусть и заносчивая, прямо как ее мамка.

Он положил голову на колено Афанди, и мать обняла его теплой рукой за плечо. Костер освещал ее смуглое лицо, придавая ему красноватый оттенок, и Ханса смотрел на нее снизу вверх; у нее всегда было такое строгое выражение, которое на его памяти изменилось лишь однажды, когда он отбился в песчаной буре, и она два дня искала его в пустыне, и вот когда нашла, откопала его, засыпанного песком и задыхающегося, она плакала, впервые на его памяти.

Это был сон, Ханса подспудно знал; но такой теплый и успокаивающий, что просыпаться не хотелось. Не хотелось и помнить о том, что ждет его, когда он проснется: безжизненный южный Саид, холод, постоянная опасность...

В этом сне опасности не было.

Все эти люди, произнесла Афанди. Ради чего ты идешь за ними?

-- Они мои друзья, -- немного уязвленно отозвался Ханса.

Ты наивен. Кого в целом свете можно считать другом? Дружба -- это всего лишь обман. Я считала этих людей друзьями, а они предали и убили меня.

Что-то было не так. Но ощущение тепла чужого тела убаюкивало его, успокаивало, и Ханса лишь оглянулся на спящих разбойников; они лежали тут и там, укрытые бурнусами.

-- Острон не такой. Он никогда не предаст меня.

А если темный бог одолеет его?

-- Скорее он одолеет меня, чем его! Он очень сильный.

Ты в этом уверен?

-- Да!

...Хорошо, а остальные? Этот джейфар, который с каждым днем становится все мрачнее и подозрительнее? Быть может, в один прекрасный день он решит, что всех остальных необходимо убить, чтоб они не поддались влиянию врага.

-- Сунгай слишком умный, чтоб поддаться темному богу, -- возразил Ханса с горячностью. -- И он принципиальный. Он предпочтет покончить с собой, но не сдастся, я знаю это.

А маарри? Тот уже почти поддался, ты своими глазами видел, как он набросился на человека.

-- Но он устоял, и я думаю, это значит, Искандер еще долго продержится! До самого конца.

Даже если темный бог будет каждый день разговаривать с ним в облике его дорогой погибшей дочери?

-- Искандер все равно знает, что ее уже не вернуть.

Это просто ты не знаешь, дорогой, что такое -- родительская любовь... Она заставляет людей жертвовать собой.

Ханса поднял голову. Афанди по-прежнему смотрела в костер, и на ее лице было какое-то странное выражение, какое-то...

-- Ты не Афанди, -- прошептал он. -- Ты...

Да, ты догадливее маарри, согласился бесплотный голос; губы Афанди не шевелились, и она замерла, будто нарисованная картинка. Тепло развеялось без следа. И ты хитер. Но мне нет нужды обманывать тебя, марбуд. Обманывает слабый. Я силен, и я одержу победу над вами всеми.

-- Посмотрим, -- Ханса подобрался, будто готовясь к бою, хотя понимал, что это сон, и с чем тут бороться?..

Да, посмотрим и увидим. Скоро моя сила возрастет настолько, что вы не сможете более избавиться от моего голоса, проснувшись. Я буду говорить с вами дни напролет. Рассказывать вам правду, которой вы не хотите видеть. Посмотрим, долго ли вы устоите, глупцы.