Гилберт Честертон - Золотая коллекция классического детектива (сборник)

• Название: Золотая коллекция классического детектива (сборник)
• Автор: Гилберт Честертон
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2013
• ISBN: 978-966-14-5009-6

Подарок всем любителям детектива!

Здесь есть истории на любой вкус: классические, динамичные, приключенческие! Их авторы – признанные мастера детективного жанра – А. Конан Дойл, Э. А. По, Г. К. Честертон, Э. Габорио и др.

Вас ждет встреча с любимыми персонажами – обаятельным Арсеном Люпеном и хладнокровным Ником Картером, прославленным Шерлоком Холмсом и скромным отцом Брауном, бесстрашным Натом Пинкертоном и другими.

Здесь собраны только лучшие детективы с непредсказуемым финалом! Дерзкие ограбления и рискованные авантюры, покушения из-за угла и поединки лицом к лицу, запутанные головоломки и их блестящие решения – эти истории держат в напряжении до последней страницы!

---

После того как завтрак завершился превосходным кофе и ликерами, гостей провели по саду, библиотеке и представили экономке, смуглой красивой женщине, которая держалась царственно и мрачно, как какая-нибудь повелительница подземного царства. Похоже, она и дворецкий были последними из иностранного сопровождения принца, остальные слуги в доме были набраны в Норфолке из местных жителей самой экономкой. Эту даму звали миссис Энтони, но разговаривала она с легким итальянским акцентом, и у Фламбо не возникло сомнения, что Энтони – это норфолкский вариант какой-то романской фамилии. Мистер Пол, дворецкий, тоже производил впечатление иностранца, но речь его и манеры были такими же английскими, как у всех вышколенных слуг.

Каким бы необычным и красивым ни было это место, в его яркости чувствовалась какая-то странная грусть. Часы тянулись здесь, как дни. Длинные комнаты с множеством окон были полны света, но свет этот казался мертвым, а случайные звуки – разговор за стеной, звон тарелок или шаги слуг – не могли отвлечь от постоянного тоскливого журчания воды в реке, которое слышалось со всех сторон.

– Недобрым был тот поворот, и недоброе это место, – сказал отец Браун, выглядывая в окно на серо-зеленые заросли осоки и серебряную гладь реки. – Но ничего, иногда и в недобром месте можно принести добро.

Маленький отец Браун, хоть и был обычно немногословен, странным образом умел притягивать к себе людей и за несколько бесконечно долгих часов ожидания, сам того не осознавая, проник в секреты Рид-Хауса глубже, чем его профессиональный друг. Священник обладал даром, сохраняя дружелюбное молчание, вызывать окружающих на разговор и, едва ли проронив хоть пару слов, сумел узнать у своих новых знакомых все, что они могли рассказать. Мрачный дворецкий, правда, был от природы человеком необщительным. Он был беззаветно, почти по-собачьи предан своему хозяину, с которым, по его словам, «очень плохо обошлись». Главным обидчиком, похоже, был брат его высочества, от одного имени которого губы старика поджимались, а похожий на клюв попугая нос презрительно морщился. Судя по словам дворецкого, капитан Стефан был никчемным бездельником, который вытянул из своего великодушного брата сотни тысяч и вынудил его покинуть свет и жить затворником в этой глуши. Больше дворецкий Пол ничего не сообщил, но и этого хватило, чтобы понять, насколько безгранична его преданность хозяину.

Экономка-итальянка оказалась несколько разговорчивее, наверное, из-за того, что, как посчитал отец Браун, была менее довольна жизнью. О хозяине своем она говорила тоном язвительным, но и не лишенным некоторой боязни. Фламбо со своим другом стоял в зеркальном зале и рассматривал красный набросок двух мальчиков, когда туда по какому-то делу быстро вошла экономка. Особенностью этого светлого помещения являлось то, что любой, кто входил сюда, сразу же отражался в четырех или пяти зеркалах, поэтому отец Браун, произносивший какое-то критическое замечание по поводу отношений, связывающих принца с братом, на полуслове замолчал, но Фламбо, который наклонился и рассматривал эскиз вблизи, громко произнес:

– Похоже, это братья Сарадины. Оба выглядят так невинно. Трудно даже определить, кто из них хороший брат, а кто плохой.

Потом, заметив присутствие экономки, заговорил о каких-то мелочах и ретировался в сад. Но отец Браун продолжал всматриваться в сделанный красным мелом эскиз, миссис Энтони же продолжала всматриваться в отца Брауна.

Большие трагические карие глаза экономки приглушенно поблескивали на оливковом лице, выражая то опасливое любопытство, которое можно заметить во взгляде человека, пытающегося разгадать незнакомца. То ли сутана священника и его вероисповедание затронули какие-то далекие южные воспоминания об исповеди, то ли ей вдруг подумалось, что ему известно больше, чем ей казалось раньше, но неожиданно тихим голосом заговорщика она сказала ему:

– Кое в чем ваш друг прав. Он говорит, что трудно понять, кто из братьев хороший, а кто плохой. Ох, как это сложно, ужасно сложно выбрать хорошего.

– Я вас не понимаю, – произнес отец Браун и начал отодвигаться.

Женщина шагнула к нему, брови ее грозно насупились; теперь она смотрела исподлобья, словно бык, опустивший рога.

– А хорошего и нет, – прошипела она. – Да, капитан поступал плохо, когда брал эти деньги, но, я думаю, принц, давая их, поступал не намного лучше. Не только у капитана есть грехи.

Лицо отвернувшегося клирика озарилось, губы его уже сложились, чтобы произнести слово «шантаж», но в этот миг женщина резко повернула в сторону сделавшееся белее снега лицо и чуть не упала, потому что дверь в зал беззвучно отворилась и в проеме, словно призрак, возник Пол. Из-за странной особенности зеркальных стен показалось, что сразу пять бледных Полов одновременно вошли через пять дверей.

– Его высочество прибыли, – произнес он.

Тотчас за первым залитым солнцем окном, словно актер по освещенной сцене, прошел человек. Через секунду он прошел за вторым окном, и многочисленные зеркала повторили орлиный профиль и движение быстро шагающего мужчины. Держался он прямо и уверенно, но волосы у него были совершенно седые, а лицо имело странный желтоватый оттенок, напоминающий слоновую кость. Такой короткий с горбинкой римский нос, какой был у мужчины, обычно сочетается с вытянутыми худыми щеками и острым подбородком, но у него эти части лица были прикрыты усами и эспаньолкой. При этом усы были намного темнее бородки, что придавало ему слегка театральный вид, и одет он был столь же ярко: белый цилиндр, в петлице – цветок орхидеи, желтый жилет и желтые перчатки, которыми он на ходу помахивал и похлопывал о раскрытую ладонь. Когда он подошел к парадной двери, чопорный Пол открыл ее и вновь прибывший бодро произнес:

– Как видишь, я приехал.

Суровый Пол строго поклонился и ответил что-то неразборчивым голосом. Несколько минут они о чем-то тихо разговаривали. Потом дворецкий провозгласил: «Все в вашем распоряжении», – и размахивающий перчатками принц Сарадин радостно вошел в зал, чтобы приветствовать гостей, которые снова стали свидетелями необычайного зеркального эффекта: в комнате появилось сразу пять принцев.

Принц поставил белый цилиндр на стол, бросил на него желтые перчатки и радушно протянул руку.

– Ужасно рад видеть вас у себя, мистер Фламбо, – сказал он. – Весьма о вас наслышан. Надеюсь, вы не сочтете это замечание неосмотрительным?

– Что вы! – рассмеялся Фламбо. – Я не настолько тонкокожее существо. Люди редко добиваются известности благодаря одной лишь добродетели.

Принц бросил на него быстрый настороженный взгляд, очевидно желая удостовериться, что подобный ответ не является камнем в его огород, но потом тоже рассмеялся и предложил всем, в том числе и себе, кресла.

– Знаете, а мне здесь нравится, – заметил он между прочим. – Разве что, боюсь, на острове почти нечем заняться, но рыбалка тут отменная.

Какое-то странное чувство преследовало священника, который смотрел на принца внимательно и чуть исподлобья, как ребенок. Что-то такое, чего он пока не понимал. Отец Браун обвел взглядом седые тщательно завитые волосы, изжелта-бледное лицо и худую фатоватую фигуру. Ничего необычного в них не было, разве что просматривалась некоторая нарочитость, как у человека, освещенного светом рампы. Интерес непонятным образом заключался в чем-то другом, в самом контуре лица, возможно. Брауна мучила мысль, что оно было ему смутно знакомо. Этот человек выглядел, как переодетый старый знакомый. Но потом неожиданно Браун подумал о зеркалах и списал разыгравшееся воображение на какой-нибудь психологический эффект, вызываемый умножением человеческих масок.

Принц Сарадин распределял внимание между гостями весело и очень тактично. Узнав, что детектив любит отдых на природе и намерен провести отпуск активно, он сопроводил Фламбо вместе с его лодкой на самое рыбное место на реке, а через двадцать минут уже вернулся в своем каноэ, чтобы присоединиться к отцу Брауну в библиотеке и с не меньшей охотой погрузился в более философские удовольствия. Похоже, он разбирался одинаково прекрасно как в рыбалке, так и в книгах (правда, большей частью в книгах не самого поучительного свойства), знал он пять или шесть языков, хотя в основном в разговорной форме. Несомненно, ему приходилось жить в разных городах и вращаться в разных обществах, потому что самые веселые его рассказы касались подпольных игорных домов и опиумных притонов, жизни беглых каторжников в Австралии и итальянских разбойников. Отцу Брауну было известно, что последние несколько лет некогда блистательный принц Сарадин провел почти в беспрерывных путешествиях, но даже представить себе не мог, что путешествия эти были настолько дискредитирующими и настолько захватывающими.

Хоть принц Сарадин и был наделен чувством собственного достоинства светского льва, все же от глаз такого внимательного наблюдателя, как священник, не укрылось некоторое исходящее от него беспокойство, некая настороженность с его стороны, как будто он подспудно ожидал, что собеседник может усомниться в его словах. Выражение лица его было вполне уверенным, но глаза глядели как-то дико; у него чуть-чуть подрагивали руки, как у человека под воздействием алкоголя или наркотиков, и он совершенно не интересовался (по крайней мере, такое создавалось впечатление) домашними делами. Ведение домашнего хозяйства было полностью сосредоточено в руках двух старых слуг, особенно в руках дворецкого, который явно был главной опорой всего дома. Мистер Пол был не столько дворецким, сколько распорядителем или даже управляющим двором. Обедал он отдельно, и это было событием почти столь же важным, как обед хозяина. Остальные слуги боялись его как огня, и с принцем он разговаривал благопристойно, но, так сказать, совершенно без раболепства, словно был не слугой, а, скорее, каким-нибудь адвокатом. По сравнению с ним угрюмая экономка выглядела скромной тенью. Более того, она словно полностью отрешилась от происходящего и исполняла только поручения дворецкого. И Браун больше не слышал от нее того напористого шепота, которым она поведала ему историю о младшем брате, шантажировавшем старшего. Священник не мог быть полностью уверен, что отсутствовавший капитан действительно попил у принца столько крови, но в Сарадине чувствовался какой-то подвох, какая-то тайна, из-за чего вся эта история не казалась такой уж маловероятной.