Петр Валуев - Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. 1861 год

• Название: Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. 1861 год
• Автор: Петр Валуев
• Жанр: Прочая документальная литература

«1 января 1861 г. Утром во дворце. Заезжал два раза к гр. Блудову. Записывался по обыкновению в швейцарских разных дворцов. Все это при морозе в 17°.

Обедал у Вяземских. Вечером дома…»

---

Ввиду позднейших событий это заседание во многом может казаться страшным, но оно хорошо характеризует тогдашнее настроение высших правительственных лиц. Начиная с государя, все члены Совета, кроме гр. Строганова, находили нужным что-нибудь сделать для успокоения и даже удовлетворения умов Польши. Один член, оговоривший мимоходом интересы империи, т. е. России, был немец – бар. Мейендорф. Военный министр (тогда ген. Сухозанет) молчал. Министр внутренних дел Ланской – почти молчал. Ген. Муравьев, впоследствии покоритель мятежа в Северо-Западном крае и всемогущий виленский проконсул, предлагавший заселять поляками Туруханские тундры, сказал толыко два слова, и те в пользу польских вольных слушателей в учебных заведениях. Кн. Долгоруков ближе всех роднился с моими собственными ощущениями и мыслями, что и продолжалось до его кончины, но большею частью держал себя на втором плане и высказывался неохотно и нерешительно. Наконец, кн. Горчаков (faisait la phrase (разглагольствовал (фр.)).) и в то же время, как здесь по вопросу об Университете, смелее других смотрел делу в лицо и называл его по имени. (Карлсбад, 30 мая/11 июня 1868). См. т. I, лл. 34–35.

15

Эту роль кн. Горчаков играл не столько по личному влиянию или по званию министра иностранных дел, сколько по свойству двоюродного брата наместника кн. М.Д. Горчакова. (Карлсбад, 30 мая/11 июня 1868). См. т. I, л. 35 об.

16

Помнится, это не были буквально слова гр. Строганова, но это положительно был смысл его слов (Карлсбад, 3/15 июля 1868).

17

В предшедших заметках за 13 и 14 апреля многое может показаться излишним, как относящееся более к моим собственным взглядам и тогдашним суждениям, чем к событиям, которых я был свидетелем. Я оставил эти заметки в том виде, каком они занесены в мой дневник, преимущественно по тому соображению, что со временем может быть небесполезным знать, как думали в то время некоторые лица, подобно мне стоявшие в рядах правительства и довольно близко к его центру. (Карлсбад, 5/17 июня 1868). См. т. I, л. 46 об.

18

Это дело с. Бездны. На местах был флиг. – ад гр. Апраксин. Ген. Бибиков ничего не сделал, ничего не разъяснил, и даже не представил никакого донесения. Государь был очень недоволен и приказал ему это поставить на вид. (Карлсбад. 5/17 июня 1868). См. т. I, л. 47.

19

К сожалению, кроме разрозненных бумаг, большею частью не приведенных в порядок, и частной переписки, у меня не сохранилось следов первых четырех месяцев моего управления Министерством. В дневнике, за исключением заметки 7 мая, пробел с 25 апреля по 15 августа. В моей памяти изгладились или слились с другими воспоминаниями все подробности моих первых начинаний, затруднений, испытаний и опытов. Помню однако же ряд тяжелых впечатлений, которые вызывались встречею с неотразимою действительностью, противоречившею руководившим мною отвлеченным началом. Помню те неблагоприятные особенности моего положения, р которых будет ниже пространнее упомянуто. Помню также, что я взялся за управление Министерством и занял свое место в высших коллегиях без соблюдения даже самых обиходных обрядных формальностей. Таким образом, я был с первого раза в Государственном совете в обычной форме, без ленты. При мне не читался указ о моем назначении и со мною не раскланивались по этому поводу члены Совета. (Карлсбад, 6/18 июня, 1868). См. т. I, л. 50.

20

Я управлял Министерством внутренних дел семь лет. Меня часто упрекали в колебаниях, нерешительности, недостатке энергии и стойкости. Выписки из моего дневника могут отчасти облегчить суждение о том, насколько эти упреки были основательны или неосновательны, и насколько в течение семи лет я был верен или не верен нескольким коренным началам, последователен, или непоследователен. Здесь я не имею в виду ни опровергать, ни оправдываться, но считаю не лишним оговорить, что никогда никто не сознавал более меня самого недостатка моего влияния и шаткости моего положения. Всем моим товарищам и ближайшим сослуживцам известно, что я признавал и называл себя не министром внутренних дел, а «докладчиком» по Министерству и управляющим делами Министерства; что я никогда, кроме скрепы или контрассигнировки указов, не подписывался собственноручно «Министром внутренних дел», а писал только «статс-секретарь N. N.», что у меня даже не было, до поездки за границу в 1867 году, визитных карточек с обозначением звания министра; наконец, что я никогда не считал себя прочным или долговечным министром и уже с 1863 года постоянно предусматривал перемену или ее ожидал, или об ней думал. Если, несмотря на то, проходили годы и перемены не было, то главною тому причиною едва ли не было то обстоятельство, что в это время, при данной обстановке, никто не мог быть министром внутренних дел в полном смысле слова, т. е. министром, пользующимся преобладающим и прочным на все внутренние дела влиянием, кроме, быть может, людей крайних, и притом крайних в направлении, противоположном моим общим взглядам и моему общему направлению. Влияние Главного комитета по делам крестьянским и влияние Милютина и других по делам западным служат тому подтверждением и пояснением. Рядом с вопросом, оставаться ли, при данных условиях, или не оставаться, постоянно становился вопрос: какие последствия будет иметь мой уход? Следы постановления и сопоставления этих вопросов далее будут встречаться достаточно часто и ясно.

Направление крестьянского дела представляло на первых порах особые затруднения. Я считался человеком новым. Главный комитет, напротив того, состоял большею частью из лиц, непосредственно участвовавших в составлении законоположений 19 февраля и признававших себя не только специалистами в отношении к подробностям дела, но и главными, почти исключительными представителями его основных начал. Притязания руководить Министерством внутренних дел обнаруживались нередко. Надлежало уклониться от этого руководства, но без раздражительных объяснений и явного разлада, внося в Комитет только дела законодательного или общего свойства и распоряжаясь самостоятельно по всем прочим. Надлежало, кроме того, не опешить переменами в личном составе. Вел. кн. ген.−адмирал постоянно восхвалял тех именно губернаторов, которых я считал вредными по их односторонности или неправильным канцелярским связям с Главным комитетом, например, калужского – Арцимовича и нижегородского – Муравьева. Начальник Земского отдела Соловьев также признавался отменно полезным и даже необходимым. Они все впоследствии сошли со сцены, но на первое время я должен был их сохранить. Новый закон был уже повсеместно обнародован. Везде начали (вводить его в действие. Между тем на местах недоставало одной из главных к тому призванных властей. Составители крестьянских Положений не приняли или не хотели принять во внимание, что процедура утверждения мировых посредников Правительствующим сенатом при наших канцелярских порядках требовала немало времени и что последствием всякой в этом отношении проволочки при упразднении в силу нового закона помещичьей власти и ослаблении власти полицейской было междувластие или даже отсутствие всякой ближайшей власти в местах, где вводился в действие этот закон. Устранение этого важного неудобства было первой моей заботой. Я немедленно испросил через Главный комитет высочайшего разрешения допускать лиц, избранных в мировые посредники, к отправлению их обязанностей, не ожидая утверждения их Сенатом. Это разрешение объявлено всем губернаторам по телеграфу. Вскоре дело везде приняло не только более или менее правильный оборот, но и ход более спокойный, чем сначала можно было ожидать. Добрые свойства народа и не утратившаяся в нем разом привычка повиноваться облегчали достижение этого результата. Благодаря распорядительности начальников губерний деятельность дворянских предводителей и уездных полиций, а затем и мировых посредников, по мере их вступления в должность, закон в одно и то же время вводился в действие, разъяснялся народу и охранялся от произвольных нарушений, как с одной, так и с другой из прикосновенных к делу сторон. Решительное прекращение беспорядков там, где они возникали, и подавление всякого упорного сопротивления в местах, где они обнаруживались, производили полезное нравственное впечатление на соседние местности. Первая пора замешательств и волнений, не без основания возбуждавшая сильные опасения, миновалась. При всем том повсеместно встречались беспрерывные и разнообразные сомнения и затруднения. В некоторых губерниях, как именно в Калужской, распоряжения самих губернаторов не соответствовали их скорому устранению. Сетования и жалобы слышались со всех сторон и свойственная человеческой природе наклонность преувеличивать всякое зло и уменьшать значение всякого постороннего успеха обнаруживалась в обычных формах и размерах. Кн. Долгоруков писал мне из Москвы 9-го августа: «Ici on voit l'avenir sous un aspect excessivement noir. On se plaint d'un manque complet d'autorites reelles dans le fond des provinces et on craint que l'anarchie ne s'etablisse partout. Si se basant sur ce qu'il n'y a pas dans certames localites de desordres paipables on habitue les masses a ne faire que ce qui leur plait. Je console les peseimistes en promettant que les „мировые посредники“ servent d'un grand secours: mais il est certain que pour cela ils doivent etre bien intentionnees actifs et forts. Voila, cher П. A. a quoi nous devons travailler avec ardeur» («Здесь видят будущее в очень черном свете. Жалуются на полное отсутствие реальной власти в глуши провинций и боятся, как бы анархия не водворилась повсюду. Основываясь на том, что в некоторых местностях нет явных беспорядков, позволяют массам делать только то, что им захочется. Я успокаиваю пессимистов, обещая, что „мировые посредники“ могут, конечно, оказать большую помощь, для этого они должны иметь хорошие намерения, действенные и сильные. Вот, дорогой П.А., над чем мы должны с жаром трудиться» (фр.)).