Александр Белокопытов - Рассказы о литературном институте

• Название: Рассказы о литературном институте
• Автор: Александр Белокопытов
• Жанр: Прочий юмор

---

Между тем мы не уходим, некуда нам идти с пустыми руками. Вот она, жестокая правда жизни, отчаянная реальность! И жесты наши становятся все отчаяннее и требовательнее, наглее. Наконец щелкнул замок, приоткрылась дверца, соблаговолил-таки один откликнуться, посмотреть на нас с ленцой и полупрезрительно. Смотрит, а в глазах ответ один: водки нет. Его лиловые губы давно бы уже могли послать нас куда подальше, но отчего-то не посылают. Ничего не обещающее молчание бутлегера дает нам какую-то призрачную надежду, по крайней мере - так хочется думать.

Я не выдерживаю и начинаю сыпать словами, метать бисер, меня лихорадит... Даже обычно молчаливый и флегматичный Витя начинает помогать мне, - мычать и издавать горловые звуки. Он бывает и не в меру энергичным, крайне редко, но бывает, может сорваться в агрессию и наломать дров, а это - недопустимо. Я говорю о том, что мы постоянные и честные клиенты, о том, что мы их, рвачей, любим и уважаем, и даже спрашиваю о здоровье детей. В моем монологе - темперамент и искрометность, неопровержимые аргументы, заискивание и слезливость, и ни капли фальши. Я искренен - как никогда. Я рассказываю о том, какие у нас сегодня дорогие гости, две девушки, одна из них - англичанка, из самой Англии, точнее из Ирландии, что впрочем, один черт! Сидят они с нами за одним столом и пьют водку.

- Часто ли, - спрашиваю я всех и себя в том числе, - бывают у нас в гостях англичанки? Нет, не часто. Она прекрасная девушка, у нее чудесное русское имя Таня, и она желает выпить еще. Выпить по-русски и за Россию, за нашу родину. Разве это плохо? - Я перевожу дух. - Разве можно не поддержать престиж страны? Тоже нет. Так что если есть, уважаемые, у вас хоть минимальная возможность помочь, то помогите! А на этот счет у нас есть даже не простые советские рубли, а настоящие полновесные английские фунты, которые по весу тяжелее, чем доллары. Вот, пожалуйста, целых пять благородных английских фунтов. - В моих руках шуршит заветная бумажка. - Мы желаем с ними распрощаться, но не знаем, кому их вручить и получить за них всего ничего, каких-нибудь две бутылки водки.

В глазах человека появляется проблеск интереса. Он не спеша берет купюру, включает внутренний свет и долго рассматривает, вертит ее перед носом, шевелит лиловыми губами, потом, скрипя полушубком, поворачивается к напарнику и что-то говорит.

Мы молчим, у нас трясутся поджилки. Я лихорадочно думаю: "Давай, давай, рассматривай, нюхай, пробуй на зуб, все одно они настоящие, здесь лажи нет. Даже такие прожженные негодяи, как вы, и то не так часто держите в руках фунты, верно? Фунты - это вам не какие-нибудь недозрелые доллары, это уже нечто запредельное, фантастика!"

Фунты действительно обладают убойной силой тарана. После короткого совещания бутлегеров и пристального знакомства с банкнотой, в руках у нас оказывается две бутылки с весело булькающей жидкостью. Один из них, на манер фокусника, достал их из широких валенок. Мы поражены и повержены случившимся, у нас не хватает дыхания, мы даже не благодарим. Мы летим домой, как пули из ружья, и никто не в силах остановить нас и противостоять нам.

Не буду описывать, как мы поднимались, это уже не важно, важно то, что водка у нас в руках, и это свершившийся факт. А дома нас ожидали, ни на секунду не забывали о нас и встретили с распростертыми объятиями. И начался праздник. Мы выпивали по капельке, не спешили, а куда спешить, пусть ночь коротка, зато жизнь - бесконечна. Мы улыбались друг другу и радовались как дети. Скоро и в Маше как в переводчике надобность отпала. Да и разве нужен для умных слов и настоящих чувств переводчик? Потом пели песни, но очень-очень тихо, по-партизански, чтобы не потревожить благостную тишину общежития. Спели "Катюшу" и "Ямщик, не гони лошадей". Потому что иногда бывает так, что не запеть - невозможно. Потому что душа - широка, а сердце - безмерно. Пели и плакали. И Таня плакала, слов не понимала, но плакала. Слишком жалостливо получилось. Потом танцевали. Без музыки, просто так. Мы галантно приглашали девушек, а они приглашали нас на белый танец. Потом все слишком расчувствовались и я стал требовать фотографа.

- Маша! Танечка! - кричал я. - Подайте сюда немедленно фотографа с магниевой вспышкой! Пусть он схватит и запечатлеет, он - мастер, пусть остановит миг! Или еще лучше художника! - Продолжал реветь я, мне казалось, что художник по отношению к вечности более значимая фигура. - Где художник с красками и кистями?! Пусть напишет, намажет нас маслом и акварелью, пусть изваяет! Мы швыряем ему дымящийся кусок нашей жизни! Я - честный человек, я - дитя своей родины и гражданин страны! Мне некого стыдиться, я никого не боюсь, даже вахты! Слава всем несвершенным свершениям и половодью чувств!

Наступившее утро было похожим на все другие. Та же головная боль, сухость во рту, духовная и физическая тщета. Все тот же убогий быт, мутное окно в мир, все плохо, нелепо, с ощущением надвигающейся катастрофы, но это обычное дело, к этому привыкаешь. Ни Маши, ни прелестной гостьи из Англии с таким чудесным именем Таня - нет. Остался лишь неуловимый запах женского присутствия, - сквознячковый холодок духов, и ощущение невосполнимой потери, горечь. Их мимолетное посещение кажется сном, родившимся в воспаленном мозгу. Все приснилось, пригрезилось, поблазнилось... И тем не менее они - были, но - улизнули, нашли в себе силы и улетучились. Что им? Они еще слишком молоды, непредсказуемы и решительны в помыслах и поступках. Для них это была всего лишь увеселительная прогулка, легкое замирание сердца. А для нас это, может быть, было предчувствием великой любви, которой никогда не суждено состояться. И поделом нам, подлецам!

Только через полгода Маша признается, что им тоже было нелегко. Утром у них была запланирована поездка в Сергиев Посад, тогдашний Загорск, по дороге приходилось несколько раз останавливать машину, - Тане было дурно, выводить ее на свежий воздух и держать под руки. Только тогда мы утешились: не одни мы, простые люди, страдаем, благородные дамы тоже.

Начал я отвлеченно писать о таксопарке под нескучным номером 13, а закончил конкретными фунтами и головной болью, похмельем. Что ж, похмелье закономерный конец всего: радости, нежности, любви и самой жизни. Сейчас, по просшествии времени, я твердо уверен, что, несмотря ни на какую головную боль, время наше было прекрасное, золотое, потому что все мы тогда слишком любили жизнь и жили "на разрыв аорты", - как любил говаривать один знакомец. И что с того, что всем хорошим начинаниям обязательно предшествовал таксопарк?

Таня побыла в Москве еще несколько дней и улетела к себе в Англию, посчитав знакомство с Россией далее невозможным. Была всем увиденным слишком удивлена и повержена, и так и улетела домой, не приходя в сознание. Иногда я вдруг вспоминаю ее, озябшую, милую, в свитере с чужого плеча, неуклюжую, как медвежонок, и беззащитную. Так, по крайней мере, мне сейчас кажется. Больше англичанок я не встречал.

Маша еще во время учебы вышла замуж за человека науки, почти академика, благообразного и немолодого. Потом развелась, не могла усидеть на шестке. Скоро снова вышла замуж за промышленника из Германии и сразу после окончания института укатила с ним в неметчину. По слухам, у нее двое очаровательных детей. Она, как ей и подобает, быстро освоила немецкий язык и активно занимается переводами чего-то там с немецкого на русский. Пусть сопутствует ей удача, все у нее выходило талантливо, даже и выпивать.

Витя, мой душевный приятель, получил диплом и вернулся к себе в Саратов. Литература в нем заглохла. Зато обнаружился талант резчика по дереву. Режет он ложки, поварешки, чем и живет. Все другие мои друзья-товарищи разбрелись по стране. Об одних я иногда что-нибудь слышу, о других нет, словно они умерли для меня навсегда. Грустно. Сам я живу, как получается. Не пью. Не знаю чем себя занять, ни к чему не лежит душа. Иногда мне кажется, что я остался у разбитого корыта. Как писатель я не состоялся, но не жалею об этом.

Иногда на меня накатывает, я остро ностальгирую по студенческим временам. Вспоминаю своих товарищей, общежитие, таксопарк и все с этим связанное. Тогда у меня болит сердце. Мне кажется, что чего-то я сделал не так и не то, что я мог бы совершить много хорошего, может быть, даже грандиозного. Впрочем, чувство неудовлетворенности свойственно каждому человеку. Как бы там ни было, а таксопарк пришелся как раз на ту пору, когда все мы были молоды и красивы и жизнь била из нас через край. И был праздник. А праздник должен быть всегда с нами. Если бы мне довелось повторить мой путь, наверное, все получилось бы точно так же.

Часть II

ОТТРУБИЛ1 В ЛИТИНСТИТУТЕ

ВСЕ ПУТИ ТЕБЕ ОТКРЫТЫ!

(Десять лет спустя)

ПРОЗРЕНИЕ

Марина Пожарская, автор знаменитых порнографических романов и рассказов, пострадала - лишилась одновременно и кошелька, и паспорта. Только ключи от квартиры остались, где изданные и неизданные романы лежат.