Герберт Вотте - Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки)

• Название: Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки)
• Автор: Герберт Вотте
• Жанр: История

---

На нагорьях Замбези и реки Шире, по мнению Ливингстона, надо поселить трудолюбивых, верующих крестьян и ремесленников: там много пустующих необрабатываемых плодородных земель. Поселенцы положат конец вечной племенной розни африканцев и принесут здешним народам желанный мир.

Удивительно, что этот острый наблюдатель, столь трезво вникавший во все стороны жизни бурских поселений и португальских колоний, так легко поддался заманчивой утопии. В сущности он остался тем же мечтателем, каким был в юношеские годы, когда в разговоре с отцом грезил, что настанет время и богатые не станут больше тратить деньги на предметы роскоши, а предпочтут отдать их на создание новых миссионерских станций. С тех пор прошло двадцать два года, и почти все эти годы он провел в саваннах, джунглях, вдали от родины и от своих соотечественников. Среди родных и близких Ливингстон появлялся лишь на короткое время как прославленный человек и желанный гость. И они всегда проявляли к нему исключительное внимание. Англичанам пришлось по сердцу то доброе впечатление о них и об Англии, которое сложилось у Ливингстона. Ведь он искренен и честен, когда говорит, что "Англия делает доброе дело своим проявлением человеколюбия, которое признают и одобрят будущие поколения". При этом он имел в виду те британские крейсеры у западных берегов Африки, которые мешали отправке невольников в Америку, а также университетскую миссию, таких охотников на зверей, как Осуэлл и Уэбб, своего тестя Моффата и епископа Макензи, миссионеров Уоллера, Стюарта и многих, многих других. В этом по-детски кротком, добром человеке англичане усматривали воплощение своего собственного лучшего Я. По сути дела, никто не пожелал бы занять его место, но иные чувствовали, что и им надо бы быть такими. При нем многие стремились показать себя ревностными сторонниками идеи братства людей и любви к ближнему и тем самым еще больше подкрепляли его иллюзию. Только это своеобразное взаимодействие может объяснить, с одной стороны, то уважение к Ливингстону и популярность, которой он пользовался в Англии, и с другой - его безграничную веру в благородство и доброту своих соотечественников.

Ливингстон внес большой вклад в развитие географической науки. Так, его экспедицией были открыты озера Ширва и Ньяса, а также исследована Замбези от устья до водопада Виктория. Об этом он писал в своей книге.

Находясь в Англии в Ньюстедском аббатстве, он всей душой стремился в Африку, мысленно переносился в знойные долины, непроходимые леса, залитые солнечным светом саванны, к великим восточноафриканским озерам. Но его светлые мысли омрачали воспоминания о работорговле. "Красоты природы неотделимы там от человеческих страданий и забот". Правда, Ливингстон сознавал, что он не может многое сделать для искоренения работорговли. "Ведь наша экспедиция первая, которая познакомилась с рабовладением у самых его истоков и во всех его аспектах".

В последней главе своей книги Ливингстон снова вернулся к этому вопросу и кратко описал все виденные им способы охоты за невольниками. Работорговля вела к опустошению континента. Невольники, которые экспортировались в заморские страны или использовались внутри Африки, лишь незначительная часть захваченных в рабство людей. Основная масса пленников погибала в процессе захвата и их транспортировки. Из каждых пяти захваченных или купленных невольников к заморским рабовладельцам попадало не более одного. К этим потерям при захватах и транспортировке внутри Африки или по морю добавлялось немало жертв среди родственников, убитых грабителями или позже умерших от голода. За три столетия торговли невольниками в Африке, по оценке Ливингстона, было захвачено в рабство примерно сто миллионов человек. Особый гнев у Ливингстона вызывали его духовные собратья - христиане, подвизавшиеся на этом грязном поприще. Среди них были не только португальцы, но и французы, восполнявшие недостаток рабочей силы в своих колониях так называемой "вербовкой добровольных переселенцев из Африки". Такую систему вербовки Ливингстон именовал не иначе как "жестокость работорговли, достойной лишь проклятия". Он видел таких закованных в цепи "добровольных переселенцев" из племени маньянджа в до отказа наполненных лодках, спускавшихся вниз по Замбези.

Ливингстон, по-видимому, не знал, что в южных морях его соотечественники также занимаются этой "достойной проклятия" торговлей под благовидным наименованием "free labour trade" (поставки свободной рабочей силы). Он и представления не имел о тех способах обеспечения дешевой рабочей силой, которые некогда применяли английские железнодорожные и горнорудные компании в Южной Африке, и о том, как бесчеловечно обращались они с коренным населением.

Он искренне верил, что только неприкрытая работорговля "является неодолимым препятствием для духовного и экономического прогресса". "Искорените работорговлю - и путь к прогрессу будет открыт!" Снова и снова он обращается с этим призывом к своим соотечественникам. Британские политические деятели очень скоро поняли выгоду этого лозунга и начертали его на своем знамени, под которым они, применяя силу или хитрость, смотря по обстоятельствам, вели борьбу против колониальных народов, укрепляя свое господство в Африке. Тем самым старое примитивное рабовладение они заменяли "свободной" эксплуатацией.

Ливингстон никогда не одобрял политику эксплуатации африканских народов - тут он вне подозрений, - даже когда призывал англичан к поселению в Африке. Однако, не желая того, он непреднамеренно все же прокладывал путь британскому империализму в Восточной и Центральной Африке даже своими благородными поступками - его исследования и воспитание чувства безграничного доверия к европейцам у африканских народов занимали не последнее место.

Ливингстон знал и любил африканцев, нетерпимо относился к любому проявлению расового презрения и неуважения к этим народам. В заключительной главе второй книги о своих путешествиях и исследованиях он выступал также против всячески завуалированных попыток относиться к африканцам как к низшей расе. "Что касается места африканцев среди других народов мира, можно лишь указать: ничто виденное нами не может оправдать ту точку зрения, что они принадлежат к какому-то "особому виду людей", отличающемуся от цивилизованных народов. Африканец - такой же человек, обладающий всеми признаками, свойственными роду людскому... Физически он крепок почти так же, как и европеец, это удивительно выносливая раса. Ни болезни, ни алкоголь, оказавшие столь роковое влияние на североамериканских индейцев, на островитян южной части Тихого океана и на австралийцев, не смогут, по-видимому, одолеть африканцев. Природа одарила их большой физической силой, способностью выносить суровые лишения, жизнерадостностью, которая, как бы компенсируя многие трудности, помогает им в самых тяжелых условиях не терять присутствия духа".

Ливингстон не забывал упомянуть о чувстве гордости и свободолюбии африканцев и говорил, что в книгах европейских путешественников нередко дается искаженное представление о вождях африканских племен: "В результате длительного общения с властителями африканских народов мы так и не смогли понять, зачем сенсационным писакам выставлять африканских вождей в смешном виде. Поскольку соприкосновение с цивилизацией ведет к порче нравов африканского населения, и прежде всего старост деревень, то якобы бессмысленные зверства на западном побережье, описанные этими авторами, вероятно, представляют собой лишь реакцию на действия торговцев и работорговцев, с которыми многие из них имели дело". Дружелюбие, "деликатное, сердечное обращение с ними и достойное поведение" встретят почти всегда доброжелательность со стороны африканцев. Это - утверждение человека, прожившего много лет среди различных племен и народов Африки, человека, понимавшего их языки и говорившего на них. Оно основано на большом личном опыте.

Закончив книгу, Ливингстон решил, что задача, ради которой он задержался в Англии, выполнена. Для него стало совершенно ясно, что он снова отправится в Африку, чтобы довести до конца свои замыслы, если это будет ему суждено.

"Леди Ньяса" все еще ждала его в Бомбее. Он мог бы переправиться на этом судне в Африку и снова взяться за дело, которое вынужден был прервать из-за правительственного распоряжения. Но время не благоприятствовало переезду на Занзибар: муссон дул со стороны Африки в направлении Индии, а его судно не смогло бы одолеть встречные ветры. К тому же Ливингстона, видимо, отпугивало воспоминание о порогах и мелях восточноафриканских рек. Во всяком случае он решил продать "Леди Ньяса" и дальнейшее путешествие продолжать в основном пешком. Тем самым Ливингстон отказался от широко задуманной им акции по искоренению работорговли в окрестностях озера Ньяса, ради чего он трудился с таким усердием.