Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-385-9, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 Возвратясь от г. Сахарова, последние дни сентября употребил я на назначение в саду лабиринта. Как я смалолетства превеликую охоту имел к игрушкам сего рода и все деланные мною до того опыты были как–то неудачны, то восхотелось мне употребить и в сем саду одно пустое место под лабиринт и занять его оным. Наиболее же побудило меня к тому то, что около самого сего временя случилось мне выдумать лабиринт отменно замысловатого рода. И как, по нетерпеливости моей во всех таких случаях, возгорелось во мне желание видеть оный в самой практике, а место случилось к тому удобное, в работниках и материалах к тому не было недостатка, — то и принялся я за назначение оного. Намерение мое было произвесть все стены его из насаженного сплошь кустарника. И потому не успел его назначить, как и велел по всем местам, где быть дорогам, прорывать широкие борозды, а из земли, вынимаемой из них, делать по всем тем местам, где быть стенам, гряды, назначаемые под посадку кустарника. Но как к достижению оного до совершенства требовалось много времени, тот желая скорее оным пользоваться, предприял я по всем сим грядкам набить сплошнее и столь частые колья, чтоб сквозь их с одной дорожки на другую никак пролезть было не можно, и переплетя их сверху, все спилить в одну препорцию. В средине же, как в центре оного, сделать нарочитый курган и на нем поставить на пьедестале статую. Чрез что, чрез короткое время и привел оный до желаемого совершенства я не один раз нашел удовольствие видеть, что никто не мог войти в него, не ошибаясь множество раз на распутиях. Однако, время и опытность доказали мне, что старинные садовые игрушки сего рода всего скорее могут прискучить, и потому и повеселился я сим наиприятно не долее как года два или три, а там его и запустил весь в лесочек.

 Достопамятно также, что около самого сего времени случилось мне впервые выдумать славные свои пронизочные картины и щиты, могущие не только при огне, но и в самые солнечные дни составлять наипрекраснейшую иллюминацию. Повод к изобретению оных подал мне пьедестал, сделанный под статую, поставленную на верху моего грота, или паче — лантерн оного. И как он со всех четырех сторон имел отверстия, со вставленными в них целыми листами стекол, то, для предохранения оных от разбития, вздумал я приделать ко всем четырем отверстиям по отворяющемуся на петлях железному листу. А чтоб не отнять чрез то совсем света от моего грота, то и велел я пробить в оных по рисункам множество круглых дыр и в оные вставить разноцветные проники, что и послужило ко всему гроту моему украшением.

 Сим кончился тогда наш сентябрь месяц, а мне же почтя и мой 46–й год жизни. Но что происходило в октябре и последние месяцы сего года, о том перескажу вам в моем последующем письме, а сие сим теперь окончу, сказав, что я есмь ваш, и прочее.

(Февраля 11–го дня 1810 года).

ПРОИСШЕСТВИЯ С ОКТЯБРЯ ПО КОНЕЦ

1784 ГОДА

ПИСЬМО 220–е

 Любезный приятель! Месяц октябрь ознаменовался приездом к нам опять командира моего г. Давыдова. Он приехал к нам в начале сего месяца по поводу наступления времени по обыкновенной переоброчке наших отдаточных в наем излишних земель и пробыл у нас целую неделю. Все сие время было для меня опять весьма беспокойное и суетливое, ибо как для торговли и найма земля съехалось множество дворянства, а сверх того и с г. Давыдовым приехало несколько человек из его знакомых и приятелей, — то и надобно было всех их как мне у себя, так и во дворце, а с ними и других наших городских угощать. И потому происходили у нас опять беспрерывные почти празднества и угощения, до каковых г. Давыдов был отменный охотник и любил весьма как у других попировать, так и у себя угощать и подчивать. Всходствие чего и были то и дело обеды и ужины, то у него во дворце, то у меня, то у городничего, то у заседателя нашего г. Чулкова, то в соседстве, в деревне у г. Хомякова. А сверх того ездил он однажды и на поле для псовой охоты и утешался ею целые сутки.

 Но как время сие ни было для меня суетливо и беспокойно, но я доволен был, по крайней мере, тем, что было у нас все смирно и хорошо и не было ничего досадного и огорчительного. Сверх того, услаждены были все труды и хлопоты те неописанным удовольствием, какое имел г. Давыдов при усмотрении всего мною сделанного в садах в течение сего лета. И как ему случилось тогда еще впервые лично все увидеть, а особливо мою песчаную гору и мой грот, то он только ахал на всяком почти шаге от удивления и не понимал, как мог я успеть все сие сделать в столь короткое время, я притом с чрезвычайно малым коштом! И как он был отменно самолюбив и все относил более к себе, хотя в самом деле всего меньше имел во всех моих делах соучастия, то смешно было для меня видеть, как он важивал всех приезжающих дворян для показывания в садах всего, что мы будто бы с ним успели наделать, и как всем тем кичился! Я охотно давал ему волю предаваться таковым самохвальствам, ибо ведал, что все знали, что ни мало не он, а один я был тому производителем, и довольствовался тем, что все, видевшие моя работы, превозносили до небес их похвалами. Но ничто так много всех не удивляло, как мой грот, бывший совсем уже тогда в отделке. И при сих–то случаях с отменным удовольствием насмотрелся я тому, как многие зеркальными дверями при входе в грот обманывались и как все украшение оного поражало их таким удивлением, что оного изобразить было не можно. От самого сего и загремела повсюду о саде нашем, а особливо о гроте моем слава, побуждавшая многих нарочно приезжать для смотрения оного.

 Впрочем, достопамятно, что во время сего пребывания у нас г. Давыдова, перетревожены мы были один день случившимся в слободе нашей нарочито большим пожаром, обратившим в короткое время два дома из моих канцелярских служителей в пепел. Но, по счастию, был сей пожар не близко подле моего дома и случился в погоду самую тихую, и потому не было от него никакой дальней опасности.

 Наконец, кончились наши торги, и г. Давыдов должен был от нас уехать. Сие воспоследствовало не прежде, как уже 10–го числа октября. Он поехал от нас в превеликом удовольствии и при отъезде почти с просьбою препоручил мне сделать еще некоторые планы и рисунки для представления самой императрице. Кроме сего, сказал он мне, чтоб я в начале ноября месяца приехал к нему в Тулу и оттуда вместе с ним съездил в Калугу на имянины к нашему наместнику, уверяя, что сие будет ему отменно приятно.

 Оба сии приказания озаботили меня вновь. И я, сколько по приказанию его, а более по убедительной просьбе, принужден был, тотчас, по отъезде его, приняться за сочинение помянутых планов и рисунков и трудиться над ними во весь октябрь месяц.

 Но как много ни занимали они меня собою, но я не упустил однако и наступившего тогда удобного времени к осенней садке дерев. Я насадив их опять в саду несколько десятков тысяч, успел образовать ими всю верхнюю и плоскую часть сада. Между тем настал день и моих именин. Сей не преминул я, по обыкновению, праздновать и для всех наших городских сделать у себя большой пир и угостить их обедом и ужином. И день сей провели мы отменно весело. Мне начался уже тогда 47–й год от роду, следовательно доходил уже почти пятый десяток моей жизни. Да и кроме, сего как то было сие время для нас гостисто: то и дело приезжали к нам то те, то другие гости и отрывали меня от моих надворных и комнатных работ.

 Кроме последних и кроме делания помянутых планов и рисунков, присовокупилась еще новая работа. Предлежащая опять мне езда к наместнику возбудила опять во мне желание к смастерению опять чего–нибудь, чем мне наместника можно было подарить в его имянины и привезти к сему дню с собою. При помышлении о том, лучшего я не находил, как сделать для него пронизочную иллюминацию {Пронизочная иллюминация — пронаживать, пронизать — проткнуть, сделать дыру. Пронизочный — проникающий сквозь сделанную дыру.}, с изображением на ней его вензеля, которую штуку и удалось нам с сыном смастерить очень хорошо; она походила почти во всем на те пронизочные вставки в окнах, каковые и теперь еще у меня хранятся и которые всех, видающих их, приводят красотою своею в приятное удивление. Итак, при сем случае впервые вздумали мы делать сего рода прекрасные дневные и вечерние иллюминации из толстой политуры {Картона.}, которая оказалась несравненно к тому способнее листов железных. Дело сие, по новости своей, сопряжено было хотя со многими для нас трудами, но зато и удовольствие наше было при том неизъяснимое, когда мы, ее отделав, отменную красоту ее увидели. Впрочем, как она была нарочитой величины и назначена быть ночью, то по окончании оной вставили мы ее в сделанный нарочно для того ящик, в котором бы можно было скрыть все зажженные позади ей свечи, и для отвоза оной в Калугу употребили особую под нее подводу.

 Наконец, настал наш и ноябрь месяц, и я очень рад был, что успел к сему времени как сию вновь затеянную работу кончить, так окончить и мои планы и рисунки. На сих последних изобразил я наилучшие тогдашние виды в саду нашем, срисованные с самой натуры. На одном из них изобразил я нашу ротонду со всеми ее окрестностями, а на другой — всю нашу развалину в горе песчаной, а на третьей — вид нашего дворца и окрестностей оного. И сии рисунки были первые, которые срисованы были мною с натуры; и мне удалось сделать их, равно как и планы, довольно хорошо, к чему поспешествовало много и то, что я, воображая себе, что их увидит сама императрица, не жалел при том трудов и употреблял сам охотно все свое, на лучшее отработывание оных, искусство.