Николай Туроверов - Стихи

• Название: Стихи
• Автор: Николай Туроверов
• Жанр: Поэзия

Участник Первой мировой, гражданской, Второй мировой войн. Белогвардеец. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Уроженец станицы Старочеркасской области Войска Донского, в 17 лет он закончил Каменское реальное училище (где ныне размещается Каменский педагогический колледж), когда разразилась Первая мировая война. После ускоренного выпуска Новочеркасского военного училища был зачислен в Лейб-гвардии Атаманский полк с которым участвовал в боях Первой мировой войны. После развала фронта вернулся на Дон, вступил в отряд есаула Чернецова и сражался с большевиками вплоть до врангелевской эвакуации из Крыма. Участник «Степного похода». Был четырежды ранен, дослужился до чина подъесаула. После лагеря на острове Лемнос работал лесорубом в Сербии, грузчиком во Франции. Во время Второй мировой войны воевал с немцами в Африке в составе 1-го кавалерийского полка Французского Иностранного легиона, которому посвятил цикл «Легион»: «Наш Иностранный легион — // Наследник римских легионов». Вернувшись в Париж, работал в банке. Создал музей Лейб-гвардии Атаманского полка, «Кружок казаков-литераторов». В течение 11 лет возглавлял парижский «Казачий Союз». Первая книга «Путь» вышла в 1928 году. Автор сборников под названием «Стихи» (1937, 1939,1942, 1965). Проза — «Конец Суворова» опубликован в «Новом журнале» (1960). Печатался в журнале «Перезвоны», газете «Россия и славянство».

Издания «Двадцатый год — прощай, Россия!», «Планета детей», Москва, 1999. «Горечь задонской полыни...», «Ростиздат», Ростов-на-Дону, 2006.

---

Стихи

* * *

Мы шли в сухой и пыльной мгле
По раскалённой крымской глине.
Бахчисарай, как хан в седле,
Дремал в глубокой котловине.
И в этот день в Чуфут-Кале,
Сорвав бессмертники сухие,
Я выцарапал на скале:
Двадцатый год — прощай, Россия!

1920

* * *

Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня.
Я с кормы всё время мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь всё плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо —
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда

1940

* * *

Мороз крепчал. Стоял такой мороз
Что бронепоезд наш застыл над яром,
Где ждал нас враг, и бедный паровоз
Стоял в дыму и задыхался паром.

Но и в селе, раскинутом в яру,
Никто не выходил из хат дымящих, —
Мороз пресек жестокую игру,
Как самодержец настоящий.

Был лед и в пулеметных кожухах;
Но вот в душе, как будто, потеплело:
Сочельник был. И снег лежал в степях.
И не было ни красных и ни белых

* * *

Как когда-то над сгубленной Сечью
Горевал в своих песнях Тарас, —
Призываю любовь человечью,
Кто теперь погорюет о нас?

Но в разлуке с тобой не прощаюсь,
Мой далекий отеческий дом, —
Перед Господом не постесняюсь
Называться донским казаком

* * *

Жизнь не проста и не легка.
За спицею мелькает спица.
Уйти б на юг, и в казака
По-настоящему влюбиться.
Довольно ждать, довольно лгать,
Играть самой с собою в прятки.
Нет, не уйти, а убежать,
Без сожалений и оглядки.
Туда, где весело живут,
Туда, где вольные станицы
И где не вяжут и не ткут
Своих нарядов молодицы;
Где все умеют пить и петь,
Где муж с женой пирует вместе.
Но туго скрученная плеть
Висит на самом видном месте.
Ах, Дон, Кубань - Тмутаракань!
А я в снегах здесь погибаю.
Вот Лермонтов воспел Тамань. -
А я читаю и мечтаю,
И никуда не убегу...
Твердя стихи о Диком поле.
Что знаю я и что могу,
Живя с рождения в неволе.
И мой недолгий век пройдет
В напрасном ожиданье чуда, -
Московский снег, московский лед
Меня не выпустят отсюда

* * *

Эти дни не могут повторяться, -
Юность не вернется никогда.
И туманнее и реже снятся
Нам чудесные, жестокие года.

С каждым годом меньше очевидцев
Этих страшных, легендарных дней.
Наше сердце приучилось биться
И спокойнее и глуше и ровней.

Что теперь мы можем и что смеем?
Полюбив спокойную страну,
Незаметно медленно стареем
В европейском ласковом плену.

И растет и ждет ли наша смена,
Чтобы вновь в февральскую пургу
Дети шли в сугробах по колена
Умирать на розовом снегу.

И над одинокими на свете,
С песнями идущими на смерть,
Веял тот же сумасшедший ветер
И темнела сумрачная твердь

Товарищ

Перегорит костер и перетлеет,
Земле нужна холодная зола.
Уже никто напомнить не посмеет
О страшных днях бессмысленного зла.

Нет, не мученьями, страданьями и кровью
Утратою горчайшей из утрат:
Мы расплатились братскою любовью
С тобой, мой незнакомый брат.

С тобой, мой враг, под кличкою «товарищ»,
Встречались мы, наверное, не раз.
Меня Господь спасал среди пожарищ,
Да и тебя Господь не там ли спас?

Обоих нас блюла рука Господня,
Когда, почуяв смертную тоску,
Я, весь в крови, ронял свои поводья,
А ты, в крови, склонялся на луку.

Тогда с тобой мы что-то проглядели,
Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:
Не для того ль мы оба уцелели,
Чтоб вместе за отчизну умереть?

Никто нас не вспомнит

Никто нас не вспомнит, о нас не потужит;
Неспешной водой протекают годы.
И было нам плохо и станет нам хуже, -
Покоя не будет нигде, никогда.

Да мы и не ищем спокойного года,
Да нам и не нужен покой :
Свобода еще с Ледяного похода
Для нас неразлучна с бедой

Помню горечь соленого ветра

Помню горечь соленого ветра,
Перегруженный крен корабля;
Полосою синего фетра
Уходила в тумане земля;

Но ни криков, ни стонов, ни жалоб,
Ни протянутых к берегу рук, -
Тишина переполненных палуб
Напряглась, как натянутый лук,

Напряглась и такою осталась
Тетива наших душ навсегда.
Черной пропастью мне показалась
За бортом голубая вода

В эту ночь мы ушли от погони

В эту ночь мы ушли от погони,
Расседлали своих лошадей;
Я лежал на шершавой попоне
Среди спящих усталых людей.

И запомнил и помню доныне
Наш последний российский ночлег,
Эти звезды приморской пустыни,
Этот синий мерцающий снег,

Стерегло нас последнее горе, -
После снежных татарских полей, -
Ледяное Понтийское море,
Ледяная душа кораблей

Из поэмы 'Новочеркасск'

Колокола печально пели.
В домах прощались, во дворе:
Венок плели, кружась, метели
Тебе, мой город, на горе.

Сноси неслыханные муки
Под сень соборного креста.
Я помню, помню день разлуки,
В канун Рождения Христа,

И не забуду звон унылый
Среди снегов декабрьских вьюг
И бешенный галоп кобылы,
Меня бросающий на юг

Из поэмы 'Перекоп'

Нас было мало, слишком мало,
От вражьих толп темнела даль:
Но твердым блеском засверкала
Из ножен вынутая сталь.

Последних пламенных порывов
Была исполнена душа.
В железном грохоте разрывов
Вскипали воды Сиваша.

И ждали все внимая знаку,
И подан был знакомый знак...
Полк шел в последнюю атаку,
Венчая путь своих атак.
..............................................

Забыть ли, как на снеге сбитом
В последний раз рубил казак,
Как под размашистом копытом
Звенел промерзлый солончак,

И как минутная победа
Швырнула нас через окоп,
И храп коней, и крик соседа
И кровью залитый сугроб...
...............................................

О милом крае, о родимом
Звенела песня казака
И гнал и рвал над белым Крымом
Морозный ветер облака.

Спеши, мой конь, долиной Качи,
Свершай последний переход.
Нет, не один из нас заплачет,
Грузясь на ждущий пароход,

Когда с прощальным поцелуем
Освободим ремни подпруг
И, злым предчувствием волнуем,
Заржет печально верный друг

Однолеток

Подумать только: это мы
Последние, кто знали
И переметные сумы,
И блеск холодной стали
Клинков, и лучших из друзей
Погони и похода,
В боях израненных коней
Нам памятного года
В Крыму, когда на рубеже
Кончалась конница уже.
Подумать только: это мы
В погибельной метели,
Среди тмутараканской тьмы
Случайно уцелели
И в мировом своем плену
До гроба все считаем
Нас породившую страну
Неповторимым раем

Отцу Николаю Иванову

Не георгиевский, а нательный крест,
Медный, на простом гайтане,
Памятью знакомых мест
Никогда напоминать не перестанет;

Но и крест, полученный в бою,
Точно друг и беспокойный, и горячий,
Все твердит, что молодость свою
Я не мог бы начинать иначе