Леонид Пасенюк - Люди, горы, небо

• Название: Люди, горы, небо
• Автор: Леонид Пасенюк
• Издательство: Мол. нвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1968

Три повести о горах, альпинистах и не только о них.

---

Торопливо натянул он свое потное белье, оделся в пропыленное обмундирование… Люся не старалась теперь удержать его, стояла, прислонившись к дверному косяку, и плакала беззвучно, неутешно.

От калитки он вернулся.

— Собери там все мои фотографии, какие ни есть у тебя. Заберу…

Она смазала кулаком слезы, всхлипнула и оторвалась от косяка.

— А… А их нет… твоих фотографий.

— Как это нет? А где же они?

— То есть они где–то были. Но… я их порвала!

— Это в связи с чем? — спросил он, насупясь. — Разонравился, что ли? Или примета какая на небе была?

— Нет, нет… не то… Я боялась. Кругом немцы. Поверь, перед отступлением они свирепствовали. Обыски каждую ночь, — стараясь выговориться, она давилась слезами. — Сергей ведь знал, что ты… орденоносец, что… командир. Он и меня ненавидел. Долго ли донести? Я боялась. Умер отец. Я всего боялась, поверь! А на некоторых фотографиях ты с орденом, в форме…

— Что ж ты, и клочки сожгла?

— Нет. Клочки, если хочешь, я сохранила. Не могла я так — сразу всю память о тебе…

— Не смогла, значит, — мрачно усмехнулся Игорь. — Клочки сохранила… Где же по крайней мере хоть клочки?

Люся скрылась в комнате; было в ней сейчас что–то надломленное, униженное, но Игорь ее не жалел; впрочем, жалел, что–то копошилось у него там под сердцем, только не давал он себе расчувствоваться: сама виновата.

Выйдя, она протянула ему с десяток фотографий, напоминающих теперь тщательно уложенную мозаику, — клочки были наклеены на плотную бумагу.

Люся изо всех сил пыталась склеить то, что раз за разом рвала собственными руками; ее легкомыслие и беспринципность казались сейчас Игорю чудовищными. Так за что же он любил ее, эту дурочку с большими, слегка навыкате глазами? Неужели за гибкое тело, за эти глаза, за молодость и суматошный нрав? Впрочем, дурочкой она как раз и не была. Немножко выгадывала, хотела, как лучше для себя… и просчиталась!

Но и навсегда уходя из этого дома, Игорь не был уверен, виновата ли она перед ним. Верна ли была все эти годы? Он, что таить, изредка грешил… иначе и не выжить бы ему на оккупированной территории, не пройти ее страшными дорогами от Севастополя до Миус–фронта. Дорога длиною в год: на ней всякое случалось. По крайней мере не с немками же он путался. Да и считал себя тогда уже свободным от брачных обязательств. А вот Люся… кто ее знает?

Кончилась война. Игорь демобилизовался.

В Крыму решил не задерживаться, не влекли его ни Украина, ни Дон, ни Кубань. Обиженный и какой–то даже опустошенный, без жены, без детей, без барахла, вольный как птица, уехал он куда глаза глядят, сюда — на север, на Чукотку… Словом, в края, где было мало народу и где жилось потрудней.

И уже здесь, спустя несколько лет после войны, ему выдали дубликат документа к ордену Красной Звезды, полученному за финскую кампанию. Права на второй орден, за Отечественную войну, за Севастополь, дубликатом подтверждены не были. Как будто и не было в его жизни осажденного Севастополя, многодневной обороны, в которой стояли нерушимо, молчаливых атак с закушенными ленточками бескозырок, наконец безводных пещер. Как будто все это ему привиделось в кошмаре!

19

Состоялось собрание актива охотников — любителей и промысловиков. Пришли работники рыбкоопа, госпромхоза, леспромхоза, учителя двух школ. Выступал и Шумейко, говорил о задачах общественности по охране реки, о личной ответственности, которую должен нести каждый житель за сохранность ее рыбных запасов. Как инспектор рыбоохраны, он рассчитывал на поддержку организаций поселка. И от слов, сразу же в перерыве, перешел к делу.

— Лодочку дадите? — спросил он у ребят с лесной станции; симпатичные такие были ребята, недавние студенты–москвичи.

Их старшой, сам заядлый охотник, как, впрочем, и член местного общества по охране природы, слегка нахмурился.

— Вы же и так нам ее изувечили, ломиком пробили.

— Не мы, — уточнил Шумейко, — а те, с кем мы как раз боремся.

— Лодочка–то не моя собственная, — сказал тот, — за нее отвечать, если что, придется. Имущество станции. Вы должны понять меня.

Шумейко нащупал в кармане папиросы, извлек одну, чиркнул спичкой. Закуривая, посмотрел на него искоса:

— Боитесь ответственности?

Паренек, до этого помалкивавший, толкнул коллегу в бок:

— Посмотри ты, как рыбоохрана поддевает нас. Жмет на самолюбие. А что, может, дадим лодку Игорю Васильевичу? Может, ему больше повезет, чем Потапову, и обойдется без пробоин?

— Ладно, — сказал юный директор станции. — Раз вы не боитесь ответственности, то берите под свою ответственность.

И утешился тем, что вроде скаламбурил.

Словом, Шумейко собрался в очередной дозор по реке, возлагал на него особые надежды и не хотел бы в критическом случае остаться в дураках: ему нужна была легкая маневренная лодка. И вот он ее получил — все же свет не без добрых людей, и не ему лишь одному браконьеры мозолят глаза, не ему одному встали они поперек горла. Так рассуждал Шумейко — и, пожалуй, так было на самом деле. Взять хотя бы этих ребят со станции — уж они–то с ним заодно!

Опять катер прошел близко к восклицательному знаку на берегу: гляди в оба, подводные камни! Впрочем, они уже не были подводными. Они оголились и были хорошо видны. Катер отвернул правее.

— Саша, ты проверь, как у нас там рулевое управление, — сказал Шумейко мотористу: механик остался сегодня на берегу, попросил отгул; честно говоря, в сторону он теперь посматривал, подыскивал другую работенку; ну и пусть, обойдется…

А как оно должно быть? — усмехнулся Семернин.

— Ну, в порядке ли…

— А чего ему быть не в порядке?

Ну, мало чего, фарватер предстоит сложный. По реке далеко поедем, потом в протоку свернем.

Рулевое… Рулевое — хрен с ним, — солидно сказал моторист и сплюнул, не глядя, из рубки за борт. — Был бы двигатель в исправности. А подрулить можно и доской, если что…

К вечеру свернули в протоку — мелкую, вряд ли проходимую для катера, особенно сейчас, когда время к осени.

— Да тут и вода не движется, застрянем, — сказал Потапов.

— А вон у берега течение — если протянем метров сто–двести, перекат останется позади, — сказал Шумейко; он уже знал эту протоку.

— Как бык посц…, так и мы едем, — усмехнулся Потапов, поплевывая семечки. — Круть–верть, верть–круть!

Проскочили все же, натужно взбаламучивая винтом придонную, с прелью и грунтом, воду.

Мрачновато здесь было, в протоке. Ольховые, березовые и прочие, частью уже бескорые, торчали поперек речки обезглавленные стволы. Всосанные нанесенным в паводок илом, они торчали теперь наклонно, как пушки из бойниц фрегата.

— Что ж, пожалуй, самое время в лодку пересесть, дальше опять пойдут мели, — обернулся Шумейко к помощнику.

— Если эту дюралевую лодку порядком нагрузить, то амбец, она пойдет тяжело, как утюг, — высказал предположение Потапов; ему не хотелось расставаться с катером — сидел на машинном отделении, угрелся, даже ветерка на реке не было.

— А чем нам грузить ее? — пожал плечами Шумейко. — Вы останетесь на месте, хватит с нас шуточек, а мы вот с Сашкой вдвоем… разве только ружье прихватим в качестве груза.

Зорко всмотревшись по курсу, Потапов сказал, суровея и подтягиваясь:

— Ни к чему и грузиться. Вон он, браконьер. Да–кась бинокль, Саша… не пойму кто…

— Бескудников, — сказал Семернин, — и без бинокля видно. Я его лодку знаю, на ней теперь спаренные моторы — догони попробуй…

Но и у леспромхозовского механика на такой, можно сказать, технически мощно оснащенной боевой единице что–то заело. Не заводился мотор — ни тот, ни другой. Катер подошел почти вплотную. Уже видна была в лодке рыба — навалом, может, штук шестьдесят, а то и сто лежало.

— Ну что ж, гребите сюда, Бескудников, — считая, что песенка браконьера спета, предложил Шумейко.

Однако Бескудников не поспешил подчиниться. Он критически взглянул на груду рыбы — ох, какие деньги придется платить! — привстал в лодке, блеснул потным темным лицом.

— Какой там гребите сюда, — сказал он тоном человека, Которому выбирать не из чего. — Удирать нужно с такой рыбой.

Он знал, на что рассчитывал: мотор как раз затарахтел, приглушив какие–то последние его слова. А катер тем временем попал на малом ходу в ловушку: коряга дальше не пускала.

Саша поелозил кормой, сдал немного, чтобы обойти ее, но сзади уперся в другую корягу: истинно ловушка, ровно назло… Пока моторист мыкался, лодка с Бескудниковым уже рванулась вверх по протоке.

— Скорей давай в дюральку! — крикнул Шумейко мотористу. — Догоним, куда ему здесь деваться.

Долго длилась погоня, но расстояние между лодками не сокращалось, а увеличивалось: два мотора у браконьера, в каждом десять сил, мощь… Правда, станционная «дюралька» шла неплохо, а все же их двое сидело в ней, тяжеловато для погони. Вскоре вовсе пропал, скрылся с глаз Бескудников. Лишь изредка по ветерку доносились слабые хлопки его сдвоенных моторов.