Григорий Баталов - Ратное поле

• Название: Ратное поле
• Автор: Григорий Баталов
• Издательство: Политиздат Украины
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1985

Воспоминания бывшего командира 299-го (после Сталинградской битвы 229-го гвардейского) стрелкового полка 72-й гвардейской стрелковой дивизии посвящены подвигам советских воинов в боях по ликвидации вражеской группировки под Сталинградом, в битве на Курской дуге, в боях за освобождение Харькова, при форсировании Днепра и в ходе освобождения Правобережной Украины. Большое место в книге отводится участию солдат и офицеров полка в интернациональной миссии Советских Вооруженных Сил по освобождению от фашизма народов Румынии, Венгрии, Австрии и Чехословакии

---

И все же до самой Праги наша гвардейская дивизия не дошла: пехота не могла состязаться в быстроте передвижения с механизированными частями, особенно танкистами.

Известие о капитуляции Германии застало нашу дивизию на марше. Трудно передать, что творилось вокруг. Гремела салютная стрельба, в воздух взлетали шапки и фуражки, не смолкая, перекатывалось «ура!», слышался смех, радостные возгласы. Люди, так долго ждавшие этого счастливого часа, перенесшие столько жертв, обнимали друг друга, поздравляли.

Улицы чехословацких городов и деревень, по которым двигались наши войска, были запружены народом.

— Наздар, Руда Армада! — восторженно кричала толпа, приветствуя солдат и офицеров Красной Армии. — Наздар!

В ответ улыбались и тоже кричали, не жалея голосов, наши воины:

— Ура! Победа!

На всех фронтах после подписания акта о безоговорочной капитуляции фашистской Германии воцарилась тишина. Но на нашем, 2‑м Украинском фронте, еще продолжалась борьба. Воины 72‑й дивизии преследовали и уничтожали разрозненные, скрывавшиеся по лесам части противника, отказавшиеся сложить оружие. Схватки возникали неожиданно и носили ожесточенный характер. В этих последних схватках дивизия несла потери. Это были самые горькие потери, отдававшиеся в сердце глубокой болью.

Наконец и для нас наступил мир. Части дивизии остановились на отдых в небольшом городке Мнишек под Прагой. Незабываемы были встречи с чехословацкими друзьями, мечты о будущем… Все это осталось со мной на всю жизнь.

Прошли годы, и мне вновь довелось побывать в этой стране. В течение двух лет — 1961–1963 годов — я был представителем командования стран Варшавского Договора при штабе одного из крупных соединений Чехословацкой народной армии. Именно тогда мне довелось близко познакомиться с этой прекрасной страной и принять участие в укреплении ее вооруженных сил. Я видел, как окрепла страна, как жизнерадостны и полны оптимизма ее люди. И подумалось тогда: нет, не напрасно шли бои, не напрасно теряли мы лучших из лучших. Не напрасно так радостно кричали освобожденные жители и победившие воины:

— Наздар! Победа!

ПЕХОТА, ТОЛЬКО КРЫЛАТАЯ

Чтобы стать мужчиной, мало им родиться,

Чтобы стать железом, мало быть рудой.

М. Львов

Случилось так, что в первый послевоенный год меня назначили командиром воздушно–десантной части. Может показаться странным: всю войну служил в матушке–пехоте, и вдруг — воздушно–десантные войска! Но если вспомнить войну, то на ней и не такое бывало. В силу ряда обстоятельств летчики попадали в танковые войска, танкисты становились кавалеристами, связисты — саперами–подрывниками. И часто воины, овладев новой специальностью, продолжали уверенно воевать в новом качестве.

Поэтому и я, когда мне в штабе округа предложили должность в воздушно–десантных войсках, согласился, хоть дело для меня было новое и не из легких. Но нам ли, фронтовикам, пасовать перед трудностями?..

Что я знал до этого о воздушных десантниках? До войны видел их выброску на больших маневрах. Во время войны в крупных воздушно–десантных операциях участвовать не приходилось. Правда, наша дивизия иногда взаимодействовала с десантниками, но в тех случаях они действовали, как полевые войска. Знал о воздушно–десантной бригаде А. И. Родимцева, которая отличилась при защите Киева, И, наконец, под Белгородом моим заместителем оказался десантник майор Александр Дивочкин, офицер большой отваги. В полку многих поражала его выносливость, умение владеть оружием, ориентироваться на местности. Нравился всем его веселый, неунывающий характер. «У десантников все такие! — не без гордости говаривал Дивочкин. — Небесный пехотинец в любом роду войск — свой человек, потому что умеет стрелять, ездить на всем, что передвигается по земле, плавать, как рыба. Он разведчик и радист, сапер и спортсмен; может сутками обходиться без воды и еды, ориентироваться по звездам и лесному пню и, конечно же, обязан прыгать с парашютом туда, где его совсем не ждут…»

Одним словом, мнение о десантниках у меня было самое высокое. В связи с этим очень смущало одно обстоятельство: как я, никогда не прыгавший с парашютом, буду обучать людей, для которых небо вроде дома родного?

Всю свою службу в обучении и воспитании подчиненных я придерживался принципа: «Делай, как я!». Что же, забыть это золотое правило командира?

Часть, которую я принял, размещалась среди леса в землянках. При первом знакомстве увидел: лихой народ десантники! Почти у каждого на груди если не орден, то боевая медаль. Многие солдаты прошли всю войну, служили уже по пять–шесть лет. С такими можно, как говорится, горы свернуть!

Однако скоро я убедился: боевая учеба десантников по–настоящему не налажена. Здесь, по сути, надо начинать заново.

Начать решил с проверки огневой подготовки. В назначенный день роты прибыли на стрельбище. Еще будучи курсантом, я входил в состав снайперской команды. За войну пришлось стрелять из многих видов оружия — от пистолета до танковой пушки. И получалось вроде неплохо. Вот на это я и рассчитывал, когда первым вышел на огневой рубеж.

Как сейчас помню: упражнение № 1, мишень круглая, расстояние — 100 метров, стрельба из карабина, тремя патронами.

С большим интересом следили за моей стрельбой солдаты и офицеры. Естественно, волновался и я. Ведь на карту был поставлен авторитет командира части.

Прозвучали три выстрела. Через несколько минут принесли мишень. 30 из 30! Вот теперь можно было обратиться к личному составу. И я сказал:

— Товарищи! Я знаю: вы славно и смело воевали. Знаю и то, что служба ваша затянулась больше положенного, многие забыли, как в родном доме дверь открывается. Однако, пока нет приказа о демобилизации ваших возрастов, надо учиться военному делу. Вы сами знаете, как важно на войне умение метко стрелять. Вот и посмотрим, не забыли ли вы фронтовую науку.

Один за другим выходили на огневой рубеж десантники. Но не у всех результаты оказались утешительными.

Неудача родила желание совершенствоваться. А тут еще кто–то пустил слух: новый командир обещал каждому, кто выполнит упражнение на «отлично», предоставить отпуск на родину.

Новые стрельбы показали, что десантники за дело взялись серьезно. И когда через месяц комиссия вышестоящего штаба проверила полк, она отметила высокий уровень огневой подготовки. Часть вскоре была признана лучшей в соединении.

Теперь надо было переходить к воздушно–десантной подготовке, к прыжкам с парашютом. Полным ходом шло оборудование парашютных городков, отрабатывались вопросы взаимодействия с военно–транспортной авиацией.

В суматохе командирских забот я не забывал о том, что мне впервые в жизни предстоит прыгать с парашютом. Моим учителем оказался начальник парашютно–десантной службы полка, мастер парашютного спорта капитан Михаил Смахтин. На счету Михаила было свыше двух с половиной тысяч прыжков. Солдаты в шутку называли его «завнебом».

Начали мы с изучения материальной части парашюта. Затем пошли теория прыжков, занятия на тренажерах. Полтора месяца изо дня в день, не оставляя, конечно, командирских обязанностей, я проходил напряженную подготовку солдата–новичка.

И однажды Смахтин сказал:

— Прыгаем завтра на рассвете. Я должен прыгать первым, вы — за мной. Таков порядок.

Многое в жизни мы делаем впервые. Но многое ли запоминаем? То раннее утро я запомнил на всю жизнь. Оно было, как для летчика первый самостоятельный полет, для хирурга — первая самостоятельная операция, для воина — первый бой.

Весеннее поле высветилось свежей зеленью, на небе плыли редкие стайки облачков. Небольшой ветерок колышет легкие травы, освежает горячее лицо. Аэростат, словно ретивый конь на привязи, рвется в небо.

Вместе с инструктором поднимаюсь в корзину. За спиной — плотно подогнанный парашют. С каждой сотней метров ветер сильнее свистит в тросах и раскачивает корзину. Земля медленно удаляется, расширяется горизонт. Уже сверху рассматриваю знакомые постройки военного городка, черную кайму леса и поднявшееся над ним весеннее солнце.

Первым, легко отделившись от корзины, вывалился Смахтии. Через несколько секунд на фоне темно–зеленого луга вспыхнул белый купол. Я бросил взгляд на высотомер: стрелка ушла за цифру 800. Пора!

Момент отделения от корзины и сам прыжок прошли почти бессознательно. Заученно действовали руки и ноги, Казалось, не разум, а они руководили телом.

Навстречу бросилась земля. И почти сразу почувствовал удар: надо мной раскрылся парашют. Мгновение — и он наполнился воздухом. Беспорядочное падение приостановилось, и я повис на стропах.

Ветер начал немного сносить парашют, и я подправил его стропами. Наконец приземляюсь…