Коллин Хоук - Пробужденный

• Название: Пробужденный
• Автор: Коллин Хоук
• Жанр: Боевое фэнтези
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-097278-4

Кого ожидаешь – точнее, не ожидаешь – встретить в Музее Метрополитен прекрасным весенним утром? Потрясающей красоты юношу, принца из Древнего Египта, который пробудился от тысячелетнего сна.

Принц Амон обладает магической силой и готов сразиться со своим извечным врагом, темным богом Сетом, который проник в современный мир.

Семнадцатилетняя Лилиана Янг, кажется, тоже подверглась воздействию магии принца, потому что отправляется вслед за ним на землю его предков, в Египет, мистический и таинственный.

Но, может быть, это вовсе не магия, а любовь, способная сокрушить самое древнее и мощное проклятие.

---

Тот действительно заткнулся и отвернулся, злобно поглядывая на нас в зеркало заднего вида.

С лица Амона не сходило выражение доверчивого ожидания, и я снова растерялась. Этот день не задался с самого начала, а он еще подлил масла в огонь. Все, хватит, пора покинуть «Восточный экспресс». Последняя остановка. Пассажиров просят забрать вещи и пройти на выход.

Я ожесточенно потерла виски.

– Прости, но я больше ничем не могу тебе помочь. У меня болит голова. Меня чуть не ограбили. Я подарила трем ведьмам шикарный повод для сплетен. У меня в волосах столько электричества, что на макушке впору жарить яичницу. А теперь я вынуждена работать гидом для древнеегипетского фараона. Ах да, прости, я забыла, что ты не фараон. Мне продолжать объяснять, почему я хочу домой?

Амон провел подушечками пальцев по моей щеке и с озабоченным видом кивнул:

– Я понимаю. Тебе нужно как следует отдохнуть.

– Ты справишься сам?

– Зло надо мной не властно, Юная Лилия.

– Хорошо.

Только теперь, когда спектакль начал близиться к финалу, я осознала, какую тяжесть несла все это время на своих плечах. Амон сделал пару шагов по тротуару, и я неуверенно прикусила губу.

– Погоди! – я вытащила кошелек и быстро отсчитала несколько двадцаток. – Если захочешь есть или пить, дай продавцу «жареных собак» одну такую бумажку.

– Hakenew, – серьезно ответил парень, ударяя по стопке купюр сжатым кулаком. Видимо, у меня на лице отразилась весьма красноречивая гамма эмоций, потому что он счел нужным пояснить: – Так благодарят в моей земле.

– А, понятно. Тогда до свидания. И удачи.

– Пусть удача не покинет и тебя, – важно кивнул он.

Я забралась в такси, захлопнула за собой дверцу и велела водителю ехать к Центральному парку. Тот замешкался, пытаясь развернуться в гуще других машин, и Амон ухватился за полуопущенное стекло возле пассажирского сиденья.

– Юная Лилия!

– Да?

Он одарил меня еще одной солнечной улыбкой.

– У тебя сердце сфинкса.

Я хотела спросить, что это значит, но не успела: такси покатило прочь. Амон стоял и смотрел нам вслед, пока не скрылся из виду. Я знала, что поступаю правильно, но в животе все равно поселился неуютный холодок – как будто я бросила неразумного ребенка посреди каменных джунглей Манхэттена.

Глава 4. Нерушимые узы

Впереди замаячили зеленые кроны Центрального парка, и я попросила таксиста остановиться у отеля «Гелиос», который, как ни странно, служил мне домом. Когда я была маленькой, мы жили за городом, и родителям приходилось каждый день ездить в Манхэттен на поезде. Однако затем мать повысили по работе, отец выиграл крупное дело, и они сменили наш пафосный особняк, в котором можно было заблудиться, на гораздо более пафосный пентхаус, заблудиться в котором было еще проще.

У жизни на Манхэттене – и особенно жизни в отеле – были свои преимущества: горничные, швейцары, охрана, круглосуточное обслуживание комнат, доступ в гостиничный бассейн, сауну и тренажерный зал. Однако это ничуть не помогало мне почувствовать нашу «резиденцию» домом.

Улицы Нью-Йорка никогда не засыпали. Рабочие круглосуточно что-то сверлили, водители сигналили, полицейские свистели, автобусы тарахтели, и вся эта душераздирающая какофония с легкостью взмывала на десятки этажей вверх. Мне оказалось нелегко привыкнуть, что нью-йоркские «дома» – апартаменты – обязательно имеют общие стены с соседями или забегаловками, а в нашем случае – нижними этажами и гостиничным сервисом. И это уже не говоря о том, что родители потрудились превратить нашу квартиру в картинку из журнала – стильную, лощеную и столь же непригодную для жизни. Я не из тех, кто считает, что за оградой трава всегда зеленее. Но временами мне хотелось просто травы. Неудивительно, что после переезда я почувствовала себя разочарованной.

В моем понимании, к нормальному дому должны были прилагаться двор, забор и пес. И ни одна из этих карманных собачек, разъезжающих в дамских сумочках! Настоящему дому требовалась настоящая собака – немецкая овчарка или доберман. Такой пес, который при встрече будет слюнявить тебя с головы до ног, рыть ямы во дворе и печально ждать у окна, когда ты уезжаешь на работу.

На бабушкиной ферме всегда жили собаки. Я сохранила самые теплые воспоминания о ее многочисленных питомцах, с которыми мы бегали наперегонки по полю; их мокрые черные носы утыкались мне в ладони, я целовала лобастые головы, безнаказанно играя с висячими ушами, – а воздух вокруг полнился не выхлопными газами, а солнцем, ветром, горьковатым запахом трав и знойным ароматом смолы. Бабушка много лет разводила собак, но с тех пор как ее последний пес, Бильбо, умер от старости, она так и не нашла в себе мужества кем-то его заменить.

Такси затормозило у крыльца отеля, и привратник, проворно сбежав по ступеням, открыл дверцу автомобиля.

– Как прошел день, мисс Янг? – поинтересовался он.

Я ухватилась за предложенную руку в лайковой перчатке и выбралась на тротуар.

– Герб, это был один из худших дней в моей жизни! Если я расскажу, вы даже не поверите.

Тот засмеялся, препровождая меня к массивным золотым дверям.

– Клянусь поверить всему, что вы расскажете. Вы не из тех юных барышень, которые падают в обмороки, лишь бы привлечь внимание.

Я рассмеялась в ответ.

– Сегодня мне и падать в обморок было не надо. Слишком много внимания на меня одну! И что в итоге? У меня адски раскалывается голова, и я душу готова продать за шоколадку. Ладно, хорошего вечера.

– И вам, мисс Янг. Надеюсь, вам скоро полегчает, – и швейцар бросил на меня озабоченный взгляд, прежде чем распахнуть дверь.

– Я тоже надеюсь, – пробормотала я, углубляясь в вестибюль.

Здесь всегда были такие яркие лампы? Я прикрыла глаза, чтобы хоть немного утишить тупую боль, разгоравшуюся где-то за глазными яблоками, и чуть не на ощупь двинулась к частным лифтам. Завидев меня, швейцар по имени Стэн привычно нажал пятьдесят второй этаж.

Понятие скромности нашему пентхаусу было незнакомо. Родители приобрели целый этаж и не пожалели денег на отделку: ковры, выбранные самыми именитыми дизайнерами интерьеров; картины, призванные не столько украшать стены, сколько демонстрировать потенциальным клиентам отца наш доход; даже холодильник, который хотелось почтительно именовать «морозильным кабинетом», – все это было таким же безликим, как и комнаты. Моя спальня составляла единственное исключение. Я выбирала дизайн сама и постаралась превратить ее в по-настоящему комфортное место, где можно спокойно разуться и бросить на стол ключи.

Единственным приобретением родителей, которое я полностью одобряла, была стеклянная люстра Чихули[3] в обеденном зале. Отлитая по собственным, несколько хаотическим законам, она разительно контрастировала с нашим упорядоченным домом. В приглушенно сияющих золотых шарах, застывших между ними лентах и закрученных ракушках читалась дикая, свободная красота. Порой я запрокидывала голову и подолгу стояла так, мечтая, чтобы чья-нибудь искусная рука взяла пригоршню песка из пустыни, в которую превратилась моя эмоциональная жизнь, и переплавила ее во что-нибудь столь же драгоценное и удивительное.

Переступив порог, я первым делом отправилась на кухню.

– Марселла, ты здесь?

Единственным ответом мне было эхо, прокатившееся по бесконечным коридорам и утонувшее где-то в утробе дома. Я достала из холодильника диетический, идеально охлажденный имбирный эль и направилась в свою комнату, которая служила мне единственным убежищем в этом «ледяном дворце». Там я наконец скинула рюкзак и расстегнула ремешки сандалий.

Мне нравилась эта комната. Я выбрала для нее кремовые тона, цвет слоновой кости и нежнейшие оттенки розового. Темно-золотую кровать и тумбочку украшала тонкая резьба, вызывающая ассоциации с викторианской Англией. Четыре столбика, венчавшие углы кровати, были соединены плавными арками, с которых мягкими складками ниспадали полупрозрачные занавеси.

Роль одной из стен исполняло огромное окно, ведущее на мою личную веранду, с потрясающим видом на Центральный парк. Противоположную стену украшали геометрические фигуры: разнокалиберные квадраты и треугольники, отлитые из сахарного, будто заиндевевшего стекла, были подсвечены снизу приглушенным розовым светом.

Быстрый взгляд в позолоченное зеркало подтвердил, что ванна мне не помешает. Я пересекла комнату, утопая в длинном ворсе ковра и на ходу разминая затекшую шею. Плечи задеревенели и ныли – особенно левое. Головная боль усиливалась с каждой секундой, а кожу – будто мало мне других проблем! – начало саднить и покалывать, как если бы я содрала ее, упав с велосипеда. Я нервно облизнула губы и неожиданно ощутила медный привкус крови. Может, это запоздалая аллергия на музейную пыль?