Илья Бриз - Сбить на взлете

• Название: Сбить на взлете
• Автор: Илья Бриз
• Жанр: Альтернативная история

Четырнадцатилетний мальчишка, ставший 22 июня сиротой. Случайно получивший отрывочные знания из будущего.

На третий день войны он угнал из-под носа у фашистов отцовский истребитель и взял курс на восток…

---

Сразу после посадки жрать почему-то совсем не хотелось — из-за усталости? Вымотался прилично, но через час нас опять подняли всем составом прикрывать наши наступающие войска. А потом все просто слилось в сознании — взлеты, драка с противниками, не очень-то уверенная посадка, и через короткий промежуток времени на заправку и обслуживание техники опять в небо…

После возвращения из четвертого боя Гольдштейн меня от полетов отстранил:

— Манной кашки покушай, шоколадку пососи, но чтобы на аэродроме я тебя сегодня больше не видел.

До шоколада дело не дошло — кое-как вогнал в себя содержимое тарелки с наваристым борщом, на второе даже не посмотрел и вырубился в кабине полуторки, отвозившей пилотов в соседний поселок, где расквартировали летно-подъемный состав нашего полка. Как меня, растолкав, до койки довели, в упор не помню…

* * *

— Вывод, в общем-то, элементарный, — пожал плечами майор медицинской службы Савушкин, — после излишней для нашего восемнадцатилетнего товарища, — ехидно так скорчил рожу, подразумевая два года приписки, — нагрузки, он просто перестает нормально соображать. Что, как верно отметил командир эскадрильи, — благожелательный кивок в сторону Стародубцева, — чуть было не привело к тяжелому летному происшествию при вчерашней посадке. Посему я вынужден ограничить максимальное число полетов при ежедневной работе старшего лейтенанта Воскобойникова двумя взлетами. С целью, так сказать, совпадения количества безаварийных посадок с общим числом полетов.

Сговорились! Все на одного! Всего-то стойка шасси подломилась при нерасчетной силе удара о полосу. Но я же вовремя отреагировал. Успел отработать элеронами и не допустил очень уж серьезных последствий. Продержал машину сколько можно на двух колесах — одном основным и хвостовым дутике — пока скорость на пробеге была. Ну да, замена винта и стойки, но ведь сейчас самолет полностью к полетам готов.

Эта пространная болтовня Савушкина. Методы военной медицины меня иногда, можно сказать, умиляют. Никогда не забуду, как еще в сорок втором кто-то рассказал очень смешную с его точки зрения историю. Двое красноармейцев подхватили известную трудноизлечимую болезнь, распространяющуюся исключительно через прекрасную половину человечества. Стадия начальная. Так им перед строем всей воинской части загнали в ягодицы по огромному шприцу теплого молока. Естественно вкупе с жуткими болями воспалительный процесс и высокая температура. Как следствие — излечение, так как жар убивает в первую очередь болезнетворные микробы. А перед строем — в назидание другим бойцам, чтобы при виде орущих от нестерпимого жжения в верхней части нижних конечностей товарищей думали головой, а не другим местом, прежде чем пойти налево.

Н-да, шутки шутками, но решение злобного эскулапа было закреплено приказом командира полка. Плохо, но после освобождения Ельни тридцатого августа и Дорогобужа первого сентября накал воздушных схваток несколько снизился. Больше двух вылетов в сутки уже не было и мое относительно низкое участие в боевой работе перестало замечаться. А потом я уже и сам втянулся. Савушкин после очередной драки над линией фронта прямо на старте обследовал холодным — брррр! — стетоскопом, проверил пульс, давление и снял свои пакостные ограничения. Пятнадцатого числа после всего недельной паузы началось новое наступление — на Смоленск, но противник был уже не тот — повыбили мы у немцев достаточно самолетов и летчиков.

Двадцать пятого, прикрывая «горбатых», нарвались эскадрильей на группу из двух десятков излишне борзых фоккеров. Ну куда же они без мессершмиттов сопровождения лезут? Прямо как в том бородатом анекдоте — на шашку с голой задницей. Высыпали бомбы в лес и попытались атаковать Илы. Нет, секундный залп у FW-190 весьма приличный, но ведь кроме оружия еще и маневр требуется. А изрисованные-то как! Прямо картинная галерея в воздухе. Пока не получили по сопатке — лейтенант Костиков их ведущего уже на подходе умудрился поджечь. Красиво зашел — свалился на скорости с высоты, промчался молнией прямо сквозь вражеское построение — они как раз не виноватые ни в чем деревья бомбили, избавляясь от груза — и влепил очередь из всех стволов. Даже попрощаться по радио со сбитым не забыл:

— Ауфвидерзеен, фашистская морда!

Я попытался достать другого уже удирающего фоку и очень удивился, заметив сокращение расстояния между нами. У него что, водно-метаноловая система форсажа не стоит? Увы, так и не выяснил полной комплектации гада. Догнал, пристроился впритык — всего-то два десятка метров — и облегчил немного зарядные ящики обоих стволов моей ласточки. Попутно убедился в отсутствии системы нейтрального газа на фоккере — баки рванули так, что я на скорости прямо через пламя промчался. Несколько неприятное ощущение. Мотор было начал терять обороты — в воздухозаборник горячий воздух без кислорода попал — но прочихался и вновь нормально потянул. Проводили штурмовиков до их аэродрома, долетели до своего, сели, и на разборе выяснилось, что вспышку с вываливающимися из нее обломками и мой пролет через огонь видела половина эскадрильи. То есть засчитали еще один сбитый. Надо было видеть удовольствие Ленки-Кобылы, старательно — аж язык высунула! — мажущую кисточкой через трафарет седьмую звездочку на борту «чертовой дюжины». А уж мне-то самому как приятно было! Особенно с учетом освобождения в этот день Смоленска и Рославля.

Второго октября наши войска вышли на рубеж западнее Велижа, Рудни, реки Проня, где перешли к обороне — началась новая, как величает большое начальство, оперативная пауза. А на нас дождем посыпались награды за всю Смоленскую операцию. Я за два сбитых получил орден «Отечественной войны» второй степени — стал, как старослужащие говорят, полным кавалером. Комполка и Вовке Стародубцеву заслуженно «Красное знамя» вручили. Капитана Подольского к Герою представили — все-таки восемнадцать сбитых. Из них лично — четырнадцать. Должны удостоить. Почти всех пилотов наградили. Техсостав тоже не забыли. Елизарычу такой же, как и мне, орден достался. Ленка Кривошеина вместе с обоими Пахомовыми медаль «За боевые заслуги» получила.

Ох, не к добру это все. Или нормально? Сам не понимаю. А ведь теперь мы уже не Красные командиры, а офицеры-золотопогонники. Куда катимся?

* * *

Вот кто накаркал? Наш фронт раз за разом пытается освободить Оршу и все безуспешно. Почему нет танков, когда у противника они в наличии? Неправильная оценка обстановки командованием? Черт их там наверху знает.

В кои-то веки разведка передала нам ориентировочные данные о местонахождении вражеского аэродрома — партизаны нечто странное заметили. Мол, в тот район грузовики с бочками авиационного бензина частенько следуют. Подполковник Гольдштейн решил тряхнуть стариной и лично уточнить координаты. Погода отвратная — облачность так себе, но легкий снежок идет почти постоянно. Полосу нам более-менее бойцы БАО расчистили и даже вполне терпимо утрамбовали большими деревянными катками, таскаемыми за грузовиками повышенной проходимости ГАЗ-ААА. Полетели вдвоем — комполка на Як-9 с установленным АФА и я на своей легенькой ласточке для прикрытия. Очень удивился, услышав по радио:

— Колька, ты главный. Лучше меня небо и землю видишь.

Кто бы спорил?

Линию фронта прошли на высоте шесть тысяч метров, спрятавшись от земли за облачностью. Затем с пологим снижением на скорости двинулись к району разведки. Ориентироваться тяжко, но по характерной форме ровного белесого пятна — чем-то запятую напоминает — сравнив с картой в планшете, нашел лесное озеро под снегом. От него взяли курс на предполагаемое расположение немецкого аэродрома.

— «Лев» включай аппарат, — приказал я, напряженно всматриваясь вниз. С одной стороны зимой любые объекты маскировать легко — ляпай все подряд белой известкой. Но тени, если есть хоть какое-то освещение, все равно различаются. Да и дороги сложно закамуфлировать — серый наезженный оттенок всегда присутствует. Да вот же он, этот аэродром — пара мессеров уже по полосе разгоняется. Но почему тогда зенитки молчат?

— «Лев», правее тридцать. Дальность около трех километров.

— Понял, вижу. Попробуй хоть одного худого снять, пока скорости не набрали. Я на боевом.

Ясно, старается идти как по ниточке, чтобы снимки не смазать.

Дал газ до упора, нацелившись на середину полосы, чтобы успеть развернуться вслед оторвавшимся уже от земли мессерам. Вот тут-то и открыли огонь немецкие зенитчики — поняли, что аэродром обнаружен. Это даже хорошо, что на мне сосредоточились — я пру на снижении с косым доворотом на большой скорости — хрен попадешь, если только случайно. А Гольдштейн сейчас отворачивать права не имеет. Расчет получился верным — вышел в хвост ведомому и успел пройтись очередью от хвоста до втулки винта. А вот первый успел отвернуть. Убрал шасси и попробовал набрать высоту в пологой спирали. Думает оторваться в надежде на более мощный движок. Фиг тебе — моя ласточка заметно легче и по скороподъемности ничуть не хуже будет. Пришлось, совсем чуть-чуть сбросив скорость заходить снизу, где немец меня не видит. Вот ведь виляет гад, не дает прицелиться. Рукоятка газа на максимум, чтобы подтянуться ближе и… «худой» неожиданно уходит вверх и назад, скрываясь из видимости. Закрылки выпустил? Неважно как, но переиграл меня немец — догадливый фриц попался. Я же у него сейчас в прицеле! Ухожу в правый вираж, и лихорадочно кручу головой, в надежде найти этого явно опытного пилота. Не вижу! Всего в холодный пот бросило — сейчас разделает меня, как бог черепаху. На долю секунды все померкло — тень мессера накрыла и исчезла. На встречном левом вираже он был. Как на этой скорости я все-таки смог угадать местонахождение вражеского истребителя? — самому непостижимо. Что это за фигура у меня получилась, когда с дикой перегрузкой, вздыбив машину, сменил направление вращения ласточки — пришлось обеими руками тянуть ручку, все-таки удерживая свинцовые веки открытыми — не знаю. Но, когда мрак из глаз все-таки ушел, немец был передо мной в каких-то сорока метрах, и расстояние стремительно уменьшалось. Убирая обороты мотора, одновременно чуть приподнял капот и в нужный момент — а ведь даже не приникал к прицелу — врезал из обоих стволов в упор. В этот раз никакого удовольствия от вида разваливающегося на глазах «худого» с последовавшей тут же вспышкой не было. Только жуткая усталость во всех натруженных мышцах.