Исаак Гольдберг - День разгорается

• Название: День разгорается
• Автор: Исаак Гольдберг
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1935

Роман Исаака Гольдберга «День разгорается» посвящен бурным событиям 1905-1907 годов в Иркутске.

---

— Если вы, товарищи, — возбужденно и горячо заключил он, — действительно за революцию не на словах, а на деле, то вы согласитесь со мной и будете бороться за создание именно такого военного союза, где исчезли бы всякие различия между офицером, командиром и солдатом, нижним чином, и где все одинаково являлись бы полноправными и свободными гражданами!.. Моя партия вас, товарищи, к этому призывает!..

Павел тоже вспотел, как и Краснов, и тоже стал вытирать платком вспотевшее лицо. Офицеры молчали. Председатель нервно расправил усы и помолчал. Затем со вздохом предложил:

— Что-ж, господа, будем обсуждать... Предлагаю высказываться!

Высказывались бурно и беспорядочно. Почти все выступали против предложения Павла. Офицерам было неприятно и они заподозрили какие-то особые соображения в том, что Павел настаивал на создании единого военного политического союза. Офицеры говорили о разных интересах командного состава и нижних чинов, о разной подготовке и сознательности офицеров и солдат.

— Это полное непонимание армии! — горячо и озлобленно кричал один из ораторов. — Полное непонимание армии!... Да ведь наш солдат даже сам будет неловко чувствовать себя в одном союзе с нами, его командирами!.. Армию надо знать! Это не завод, не фабрика!.. Оратор никогда наверное не встречался близко с армией, поэтому-то он приходит к нам с такими странными и нежизненными предложениями!.. Надо создать и укрепить офицерский союз, а пусть солдаты тоже организуются, и уж потом можно установить между обоими союзами согласованность действий!..

Это высказывание было встречено одобрением почти всех присутствующих. Павел понял, что его предложение провалено. Краснов издали насмешливо смотрел на него и что-то записывал в блок-нот.

Уходил Павел с этого собрания хмурый и недовольный сам собою. Он чувствовал, что чего-то недоделал, в чем-то допустил ошибку...

37

Гале удалось вступить в дружину. Сделала она это без участия и помощи Павла и поэтому, когда брат узнал об этом, то немного рассердился.

— И вовсе тебе не нужно это! — раздраженно заявил Павел, выслушав радостное сообщение сестры. — Тебе что же очень приятно бродить по городу ночами, когда кошевочники распоясались и того гляди, что попадешь в беду?!

— А почему же другим можно подвергаться опасности, а мне нельзя?

Павел вспыхнул и не смог ничего ответить.

— Я знаю, что ты меня все еще считаешь девчёнкой, Павел! — с обидой в голосе продолжала Галя. — В дружинах много девушек младше меня. Вообще в организации вовсе не считаются с возрастом. Почему ты меня так опекаешь?

— Ладно, швестер! — попытался Павел обратить в шутку этот разговор. — Ладно! Я ведь за твоим воспитанием обязан наблюдать и за сохранностью твоей должен пещись!..

— Я не маленькая!..

В дружине Галя быстро освоилась со своими новыми товарищами. С увлечением обучалась она стрелять из браунинга. Сначала ей было страшновато держать в руке эту смертоносную штучку. Жмуря глаза и невольно отворачиваясь в сторону, она наугад стреляла в мишень и, конечно, не попадала. Ей показывали, как надо держать оружие, как целиться, и постепенно она стала делать успехи. Потом ее отправили в ночной обход по городу. Она вернулась с этой первой своей боевой вылазки возбужденная, радостная и немного разочарованная. Улицы были пустынны и дружинники никого не встретили впродолжении двух часов. А ей так хотелось столкнуться с опасностью, пережить ее, что-нибудь совершить смелое и исключительное!

Дежурить приходилось по ночам. Размещались по квартирам у кого-нибудь из сочувствующих обывателей. Располагались по-походному, проводили время весело и подчас очень шумно. Дружинники, все больше молодежь, беспечная и живая, пели песни, вели беседы, спорили. За девушками неуклюже и не совсем уверенно ухаживали. Галю встретили радушно и восторженно. И за ней сразу начали ухаживать двое — Самсонов и гимназист. Самсонов подсаживался к девушке, пыхтел и заводил разговор на какую-нибудь серьезную тему, стараясь блеснуть своей начитанностью. Галя лукаво и незаметно улыбалась и с любопытством слушала запутанные и сбивчивые речи семинариста. Гимназист устраивался с другой стороны, ревниво молчал и, улучив подходящий момент, перебивал Самсонова. У семинариста хмурились белесые брови и он беспомощно поглядывал на Галю.

Оба, Самсонов и гимназист, старались попасть в патруль по городу вместе с Галей. Это не всегда им удавалось и они вызывались пойти на дежурство вне очереди.

Скоро обоих прозвали рыцарями Воробьевой.

— Рыцари! — окликал кто-нибудь насмешливо, и кругом смеялись. — Рыцари, вы бы совершили какой-нибудь подвиг в честь прекрасной дамы!

— Не остроумно! — свирепел Самсонов. Гимназист наливался пунцёвым румянцем и презрительно фыркал:

— Не понимаю!.. Решительно не понимаю, чего вы зубоскалите... Это некультурно!..

Во время одного обхода гимназисту вдвойне посчастливилось. Он попал в патруль вместе с Галей и на глухой улице они столкнулись с кошевочниками. Старший по патрулю окликнул: «Стой!» Кошевочники попридержали лошадь и вместо ответа выстрелили в дружинников. Галя вздрогнула и подалась назад.

— Стреляйте! — скомандовал старший.

Гимназист выбежал вперед, заслонил собою Галю и выстрелил в кошевочников. Вместе с ним выстрелили и остальные. Гале стрелять не удалось. Кошевочники открыли беспорядочную стрельбу и погнали лошадь. Галя услышала легкий стон. Гимназист схватился за плечо.

— Вас ранили? — кинулась к нему Галя.

— Пус...стяки... — сдерживая боль, успокоил гимназист.

Пуля кошевочников пробила плечо гимназиста навылет. Наскоро тут-же на улице перевязали рану и быстро вернулись в штаб. Галя волновалась и хлопотала возле раненого. Гимназист болезненно кривил губы и все успокаивал:

— Ерунда!.. Чесслово, ерунда!..

Волнение Гали было ему отрадно и он блаженно краснел, чувствуя ласковые прикосновения девушки.

Самсонов посматривал на гимназиста с нескрываемым чувством зависти, но строил из себя великодушного и беспристрастного товарища и суетливо помогал налаживать перевязку на простреленное плечо.

— Это я виновата! — твердила Галя. — Из-за меня... он заслонил меня!..

Гимназист слабо улыбнулся и приподнялся.

— Товарищ Воробьева! — проникновенно сказал он. — Чесслово, каждый поступил бы так на моем месте... Каждый!..

— Конечно, — подтвердил Самсонов и благодарно поглядел на гимназиста.

Рана оказалась не серьезной. Но эта первая кровь слегка потрясла дружинников. Все почувствовали, что происходит не игра, а самое серьезное и нешуточное дело. И кой-кого это событие напугало. Зато остальные, и было их большинство, получив это первое крещение огнем, по-хорошему взволновались и почувствовали потребность бороться и побеждать.

— Надо, — заявляли такие руководители самообороны, — устроить облаву по городу и очистить его от всяких преступных элементов!.. Отправляйте нас на окраины, туда, где всегда всякая шпана ютится! Мы их выловим!.. Мы наведем порядок в городе!..

Галя не отходила от гимназиста. И только утром, когда пришлось расходиться по домам, она узнала его адрес и ласково сказала ему:

— Я зайду к вам домой, Добровольский. Можно?

— Ах, конечно!.. — вспыхнул гимназист и прижал руки к сердцу. — Чесслово, можно!..

38

Когда вызванная для подавления солдатских беспорядков воинская часть не оправдала доверия и арестованные руководители военной забастовки были насильственно освобождены из гауптвахты, генерал Синицын пал духом. Он решил, что взбунтовавшиеся нижние чины примутся за него и ему тогда, конечно, не сдобровать. И он засел в своем штабе, вызвав для своей охраны юнкерское училище и выставив во дворе, пред подъездом артиллерию.

Двор был отгорожен от улицы каменной затейливой решеткой и обыватели с опаской поглядывали, торопливо проходя мимо, на жерла двух орудий, устрашающе направленных на невидимых врагов.

Генерал Синицын заявил гражданским властям, что он теперь ждет анархии, что город во власти преступных элементов и что он снимает с себя всякую ответственность за возможные последствия.

Губернатор заволновался. В белом, с колоннами, губернаторском доме снова пошли бесконечные совещания. Ротмистр Максимов раза два пронесся по городу на своем заметном рысаке, а к стачечному комитету почтово-телеграфных служащих явился посланец от губернских властей с просьбой передать в Петербург телеграфный запрос насчет увольнения в долгосрочный отпуск запасных нижних чинов.

Но солдаты теперь уже не довольствовались первоначальными требованиями. Поведение и упорство начальства возмутило солдат и они, почувствовав свою силу, были неистощимы в своих требованиях, вспомнили старые затаенные обиды, потянули к ответу жестоких и грубых начальников.