Людовик-Филипп Сегюр - Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II. 1785-1789

• Название: Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II. 1785-1789
• Автор: Людовик-Филипп Сегюр
• Издательство: Типография В.Н.Майкова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1865

Автор предлагаемых записок, граф Людовик-Филипп де Сегюр, родился в Париже в 1753 году. Потомок аристократического рода, сын государственного человека, он получил довольно поверхностное образование, которое в то время обыкновенно давалось молодым людям знатного происхождения. Между тем, по вступлении Людовика XVI на престол, его отец стал военным министром, и молодому графу открылась блестящая карьера.

Министр иностранных дел, граф Верженнь, предложил ему важный дипломатический пост — быть представителем Франции при дворе Екатерины II. Он находился в России с марта 1785 года по 11 октября 1789, заслужил личное расположение государыни и довольно искусно защищал интересы своего правительства, хотя положение его было затруднительное, так как требовалось быть не слишком уступчивым и в то же время не вовлекать расстроенную Францию в отношения неприязненные. Революция 1789 года заставила Сегюра возвратиться в отечество.

Свои записки Сегюр писал под старость и не довел до конца. Более половины записок составляет описание его пребывания в России, и эту-то часть, любопытную по подробностям, очень искреннюю и живо изложенную, мы и предлагаем в переводе. Он говорит здесь об императрице Екатерине II и ее дворе, о замечательнейших лицах, ее окружавших, описывает петербургское общество и путешествие свое в Крым в 1787 г., в свите государыни, рассказывает дипломатические интриги и сделки, обстоятельства, сопровождавшие заключение торгового трактата с Франциею, и политические замыслы держав, передает разговоры, анекдоты и случаи.

Приведено к современной орфографии.

---

Я так хорошо был принят в России, со мною так отлично обращались, что, при других обстоятельствах, я бы жалел об отъезде. Но тогда я мог только скрыть чувство моего удовольствия в ожидании увидеть отечество и семью. Сборы мои были недолги. Я представил министру моего поверенного в делах, г. Жене (Genet); написал и оставил ему инструкцию, в которой направлял его образ действия и облегчал труд его; наконец простился с императрицею, и конечно, это расставание меня бы глубоко опечалило, если бы я прощался с нею навсегда; но я уезжал в отпуск, и надеялся возвратиться к ней через несколько месяцев. Она выразила мне сожаление о моем отъезде и много говорила со мною о французских делах. «Передайте королю, — сказала она между прочим, — что я желаю ему счастия. Я желаю, чтобы доброта его была вознаграждена, чтобы намерения его исполнились, чтобы прекратилось зло, которое его печалит, и чтобы Франция снова возвратила себе тишину, силу и влияние. Я надеюсь, что это будет в мою пользу и не к добру врагам моим. Грустно мне расставаться с вами. Лучше бы вы остались со мною, чем подвергаться опасностям, которые примут, может быть, размеры, каких вы и не ожидаете. Ваше расположение к новой философии и к свободе заставит вас держать сторону народа; мне это будет досадно, потому что я останусь аристократкой, это уж мой долг; подумайте-ка; вы найдете Францию больную, в лихорадке».

«Точно, я этого боюсь, государыня; но поэтому-то и обязан возвратиться туда».

Она меня удержала к обеду, осыпала знаками своего расположения и тем еще усилила мои сожаления при расставании. Я поспешил уехать и проститься еще с несколькими лицами, которые в течении пяти лет обращались со мною не как с иностранцем, а как с одноплеменником и другом.

11-го октября я выехал из Петербурга в Гатчину, чтобы проститься с великим князем и великою княгинею. Я думал пробыть там час, но так как карета моя сломалась, то их высочества уговорили меня остаться у них два дня.

Великий князь в первую пору пребывания моего в России оказал мне, как я уже упомянул, такое расположение, что это походило на очарование моею особою. Это продолжалось недолго: он охладел ко мне, когда увидел, что государыня стала ко мне добра и любезна. Давно уже не изъявлял он никакого желания сойтись со мною; но перед моим отъездом ему снова вздумалось оказать мне свое доверие. Несколько часов он почти исключительно говорил мне о своих неудовольствиях с государынею и Потемкиным, о неприятностях его положения. Напрасно я уверял его, что предубеждение обманывает его, что мать его, нисколько не опасаясь его, дозволяет ему держать свой двор по его усмотрению и иметь близ себя, недалеко от Царского Села, два батальона, в которых офицеры назначены им самим, которых он учил, вооружал и одевал по своей воле, между тем как она, нисколько не опасаясь за себя, охраняется одной только гвардейскою ротою. «Если государыня, — продолжал я, — не приглашает вас в свой совет и не дает вам участия в делах, то позвольте мне заметить, что в этом случае ей трудно действовать иначе: она знает, что вы осуждаете ее образ жизни, связи, систему управления и политику».

Я не убедил его; осуждая министров и особ, приближенных к государыне, он старался доказать мне, что, не смотря на мое пятилетнее пребывание в России, я ее очень мало узнал.

«Объясните мне наконец, — сказал он между прочим,— отчего в других европейских монархиях государи спокойно восходят на престол один вслед за другим, а в России иначе?..»

«Причину этих неустройств, — отвечал я, — указать нетрудно, и вероятно, она не ускользнула от вашего внимания. Повсюду наследственность престола в мужском поколении служит охраной народу и обеспечением государям. В этом основная разница между монархиями азиатскими, римскими, греческими, варварскими и монархиями новыми; может быть, мы обязаны успехами образованности этой твердости престолов. Здесь же, напротив, в этом отношении ничего не установлено, все сомнительно, государь избирает себе наследника по своей воле, а это служит источником постоянных замыслов честолюбия, козней и заговоров».

«Согласен, — возразил он, — но что же делать? Здесь к этому привыкли, обычай господствует. Изменить это можно только с опасностью для того, кто это предпримет. Русские лучше любят видеть на престоле юбку, нежели мундир…»

«Однако я полагаю, ваше высочество, — сказал я на это, — что такая перемена к лучшему могла бы совершиться в какую нибудь заметную пору нового царствования, например, по случаю торжественного въезда или коронации, когда народ расположен к надежде, радости, доверию».

«Да, я понимаю, — сказал он, целуясь со мною, — это можно бы испытать; надо подумать!»

И не могу нахвалиться ласковым приемом, который мне оказала великая княгиня. Довольно было знать ее, чтобы, видя и слушая ее, почувствовать живейшее очарование и глубокое уважение к ней. Я простился с их высочествами, отправился в путь и, желая как можно более сократить его, не останавливался ни днем, ни ночью до самой Варшавы.

Примечания

1

Французский поверенный в делах в С. Петербурге.

2

Граф Иван Андреевич Остерман был вице-канцлером с 21 апреля 1773 г. по 9 ноября 1796 г., когда пожалован в канцлеры и уволен, согласно желанию, от службы; умер в Москве 18 апрели 1811 года.

3

Граф Ch. de Vergennes (ум. 1787 г.) министр иностранных дел при Людовике XVI.

4

Около этого времени, австрийские дипломаты, руководимые стремлением округлить владении Габсбургского дома, хлопотали о присоединении Баварии к Австрии и предоставлении вместо нее баварскому курфюрсту австрийских Нидерландов, то есть Бельгии. Людовик XVI противился этому плану.

5

Граф Николай Петрович Румянцев, чрезвычайный посланник и полномочный министр во Франкфурте-на-Майне, с 1781 по кончину императрицы; одно время он поддерживал этот обмен перед баварским домом.

6

François duc de Choiseul был французских министром иностранных дел (1758 г.), а потом военных (1761 г.) и морских (1763 г.).

7

Здесь разумеется великолепно изданное путешествие по Сибири ученого аббата Шаппа, Voyage en Sybérie, par l'abbé Chappe d'Auteroche. 3 vols. Paris, 1763, in 4°, с рисунками. Член парижской академии наук, Шапп отправлен был в Сибирь, чтобы наблюдать прохождение Венеры перед солнцем. В своих записках он вместе с учеными наблюдениями сообщает известия о наших нравах, обычаях, образе нашего правления и частью касается нашей истории,— описание неверное, одностороннее и легкомысленное, так как путешественник решительно судит и рядит о том, чего не мог осмотреть порядочно в торопливой поездке своей от Петербурга до Москвы. Национальные предрассудки мешали ему находить что-либо хорошее в той стране, которая так не похожа на его отечество, и которую он считал варварскою. Книга его подверглась осуждению со стороны Гримма и Дидро, но более серьезная критика ее содержания, издана была от русского правительства под заглавием: Antidote ou examen du mauvais livre, superbement imprimé, intitulé: Voyage en Sybérie. Эта критика, опровергая неверные показания аббата, раскрывает с тем вместе недостатки французского общества. Главная мысль ее состоит в том, что современная Франция, под скипетром Людовика XV, не имеет права гордиться перед современной Россией, управляемой творцом Наказа. Первое издание Antidote вышло в Петербурге, а второе при амстердамской перепечатке путешествия Шаппа (1771 г.). Некоторые, как Сегюр, считают Екатерину автором этого возражения, а другие, как Карьер, говорят, что оно было написано кн. Дашковой при содействии скульптора Фальконета (см. ст. А. Афанасьева, в Отеч. Зап. 1860 г. №3: Литературные труды кн. Дашковой).

8

Ланской, Александр Дмитриевич, род. 8 марта 1758 года, в 1780 г. пожалован в флигель-адъютанты, потом был генерал-поручиком и генерал-адъютантом и находился в случае по самую смерть.

9

Сегюр посетил Фридриха проездом в Россию; старый король был очень любезен с ним, говорил о разных предметах и между прочим о Екатерине: так как в то время политика императрицы отдалилась от Пруссии и сближалась с Австрией, то Фридрих не преминул пожаловаться на охлаждение к нему Екатерины, потом рассказал несколько анекдотов о ее здоровье, ее дворе и, на вопрос Сегюра об участии Екатерины в перевороте, возведшем ее на престол, заметил следующее: «Хоть я теперь немного в ссоре с императрицей, я должен отдать ей справедливость; она была молода, одна в чужой земле; ей угрожало удаление от мужа и заключение. Все устроили Орловы: княгиня Дашкова была только хлопотуньей мухой при дорожных. Рюльер ошибся. Екатерина ничем еще не могла руководить; она совершенно отдалась тем, кто хотел ее спасти. Узнав о смерти мужа, она пришла в непритворное отчаяние; она предчувствовала то, что выдумают о ней, ибо ложность всего этого останется неизгладима, так как она по своему положению, воспользовалась случившимся, и для своей опоры, должна была не только щадить, но и удержать при себе Орловых… Чтобы узнать подробности этого события, я советую вам обратиться к одному почтенному старику графу Кайзерлингу, который теперь кажется в Митаве. Он все видел и знает; в это время он был ближайшим лицом к Екатерине, которому она поверяла свое горе». «Государь, — отвечал Сегюр, — я очень ценю ваше мнение, оно меня успокаивает, иначе я не мог бы вполне уважать императрицу. Мне так ее превозносили». «Да, — заметил король, — Вольтер и Даламбер несколько грубо польстили, уверяя, что свет проливается на нас с севера». «И Берлин на севере», поспешил ответить Сегюр. Фридрих улыбнулся и обратил разговор на другие предметы.