Жюль Верн - Том 7. «ЧЕНСЛЕР». ГЕКТОР СЕРВАДАК

• Название: Том 7. «ЧЕНСЛЕР». ГЕКТОР СЕРВАДАК
• Автор: Жюль Верн
• Жанр: Научная Фантастика

Жюль Верн. Собрание сочинений в 12 томах. Том 7

Содержание:

«ЧЕНСЛЕР»

I-XXIII. Перевод М.Ф. Мошенко (7)

XXIV-LVII. Перевод Р.А. Розенталь (76)

ГЕКТОР СЕРВАДАК

Часть первая. Перевод Н.М. Гнединой (165)

Часть вторая. Перевод М.В. Вахтеровой (353)

Комментарий (543)

---

К началу июня общее угнетенное состояние как будто стало проходить. Сказывалось ли тут воздействие лучезарного светила, к которому приближалась комета? Возможно, хотя Солнце все еще было от них очень далеко! В то время как Галлия совершала первую половину своего оборота, лейтенант Прокофьев тщательно сверял ее перемещения с цифрами, полученными профессором. Он отметил графически эфемериды кометы и мог с достаточной точностью проследить по вычерченной орбите весь ее путь.

После прохождения афелия ему уже нетрудно было определить дальнейшее движение Галлии. Поэтому он мог и сам давать разъяснения своим спутникам, не обращаясь за советами к Пальмирену Розету.

Он установил, что к началу июня Галлия вторично пересекла орбиту Юпитера, но еще находилась чрезвычайно далеко от Солнца, а именно на громадном расстоянии в сто девяносто семь миллионов лье. Однако в соответствии с одним из законов Кеплера скорость кометы непрерывно возрастала, и через четыре месяца она должна вновь вступить в пояс малых планет, находящийся лишь в ста двадцати пяти миллионах лье от Солнца.

Во второй половине июня капитан Сервадак с товарищами стряхнули с себя тягостное оцепенение; здоровье вернулось к ним. Бен-Зуф был похож на человека, который выспался всласть и теперь блаженно потягивается.

Колонисты стали все чаще посещать пустынные залы Улья Нины. Капитан Сервадак, граф Тимашев и Прокофьев даже выходили на берег. Все еще стояли лютые морозы, но воздух был попрежнему чист и неподвижен. Ни единого облачка ни на горизонте, ни в зените, ни малейшего ветерка. Отпечатки ног, оставленные и а снегу несколько месяцев назад, были так же отчетливы, как и в первый день.

Вид побережья изменился лишь со стороны скалистого мыса, защищавшего бухту. В этом месте продолжалось непрерывное утолщение ледяного покрова. Он уже поднялся теперь больше чем на сто пятьдесят футов. И на этой совершенно неприступной высоте виднелись шкуна и тартана. При таянье льдов им грозило неминуемое падение и неизбежная гибель. Спасти их не было никакой возможности.

Хорошо еще, что Исаак Хаккабут, никогда не покидавший своей лавочки в глубинах горы, не сопровождал капитана Сервадака в этой прогулке по берегу.

- Будь он здесь, - сказал Бен-Зуф, - старый плут завопил бы громче павлина. А на черта нужны павлиньи крики без павлиньего хвоста?

В следующие два месяца, июль и август, Галлия еще более приблизилась к Солнцу, от которого ее отделяло теперь сто шестьдесят четыре миллиона лье. Короткими ночами попрежнему стоял жестокий холод, но днем солнце заметно пригревало Теплую Землю, расположенную в поясе экватора Галлии, и температура поднималась градусов на двадцать. Галлийцы ежедневно выходили наружу погреться в его живительных лучах, следуя в этом примеру некоторых птиц, которые ищут солнца днем и прячутся с наступлением темноты.

Это подобие весны оказало самое благодетельное влияние на обитателей Галлии. К ним возвращалась надежда и уверенность. Днем на горизонте сиял заметно увеличившийся диск. Ночью среди неподвижных звезд появлялась Земля. Цель уже была видна, хоть она и находилась еще очень далеко. Это была пока лишь точка в небесном пространстве.

Однажды Бен-Зуф заметил в присутствии капитана Сервадака и графа Тимашева:

- По правде сказать, никогда я не поверю, что на этакой козявке может уместиться Монмартрский холм.

- Однакож он там умещается, - возразил капитан Сервадак, - и я крепко надеюсь, что мы его там найдем!

- И я тоже, господин капитан! Но нельзя ли узнать, с вашего позволения, - если бы комета профессора Розета не захотела вернуться на Землю, разве мы не сумели бы притянуть ее туда насильно?

- Нет, друг мой, - ответил граф Тимашев, - никакая власть человеческая не может нарушить геометрическое расположение светил во вселенной. Если бы каждый изменял по-своему ход планет, какая путаница началась бы в небе! Но господь бог не дозволяет этого и, я думаю, поступает мудро.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ, где повествуется о первой и последней стычке, происшедшей между Пальмиреном Розетом и Исааком Хаккабутом

Наступил сентябрь месяц. Пока еще не было возможности покинуть темное, но теплое убежище галлийского подземелья и снова водвориться в Улье Нины. Пчелы-галлийцы непременно замерзли бы в своих прежних ячейках.

К счастью или к несчастью, но вулкан как будто не угрожал снова стать действующим.

К счастью потому, что внезапное извержение могло бы застать врасплох галлийцев в главном жерле, единственном выходе, оставшемся для лавы.

К несчастью потому, что в случае извержения галлийцы могли бы немедленно вернуться к относительно легкой и удобной жизни в верхних помещениях Улья Нины, что всех бы очень обрадовало.

- Ну и гнусно же мы провели эти семь месяцев, господин капитан! - сказал как-то Бен-Зуф. - А вы заметили, как держала себя это время наша Нина?

- Да, Бен-Зуф, - ответил капитан Сервадак. - Это удивительный ребенок! Казалось, будто вся жизнь Галлии сосредоточилась в ее сердечке.

- Верно, господин капитан, а как же дальше?

- Что дальше?

- Ну да ведь не бросим же мы девчонку, когда вернемся на Землю?

- Черт возьми! Мы удочерим ее, Бен-Зуф.

- Браво, господин капитан! Вы будете ей отцом, а я, с вашего позволения, - матерью.

- Тогда нам придется породниться с тобой, Бен-Зуф.

- Ах, господин капитан, - отвечал верный солдат, - да мы уже и так давно породнились!

С первых дней октября благодаря отсутствию ветра холода стало легче переносить даже по ночам. Расстояние от Солнца до Галлии лишь втрое превышало расстояние, отделяющее от него Землю. Температура держалась в среднем на тридцати - тридцати пяти градусах ниже нуля. Колонисты все чаще и чаще делали вылазки в Улей Нины и даже на берег. Возобновилось катанье на коньках по ледяной глади моря. Для узников было истинной радостью вырваться из своей мрачной тюрьмы. Граф Тимашев, капитан Сервадак и лейтенант Прокофьев ежедневно выходили наружу, производили наблюдения и обсуждали важные вопросы, связанные с «высадкой на Землю». Речь шла не только о том, чтобы встретиться с Землей, надо было, если возможно, предотвратить опасные случайности столкновения.

Одним из постоянных посетителей галерей в Улье Нины стал Пальмирен Розет. Он распорядился перенести телескоп в прежнюю обсерваторию и занимался своими астрономическими наблюдениями до тех пор, пока мороз не прогонял его оттуда.

У профессора не спрашивали о результатах его новых вычислений. Он, вероятно, и не стал бы отвечать. Но через несколько дней все заметили, что ученый чем-то раздосадован. Он то и дело подымался наверх и спускался обратно по отлогому склону главного жерла. Профессор что-то бормотал и бранился сквозь зубы. Он стал нелюдимее, чем когда-либо. Раз или два Бен-Зуф - человек, как известно, не робкого десятка, - радуясь в душе этим признакам недовольства, попытался расспросить грозного Розета. Как его приняли, легко себе представить!

«Похоже на то, - подумал Бен-Зуф, - что на небе не так сложились дела, как ему хочется. Да черт с ним! Лишь бы только он не напортил чего-нибудь в небесной машине и не погубит пас вместе с ней».

Между тем у капитана Сервадака, графа Тимашева и лейтенанта Прокофьева было достаточно причин интересоваться, чем это так недоволен Пальмирен Розет. А вдруг профессор проверил свои математические расчеты и выяснил, что они противоречат его новым наблюдениям? А вдруг комета уже не занимает на орбите места, определенного по ее прежним эфемеридам, и, следовательно, ей не суждено встретиться с Землей в данной точке и в данную секунду?

Вот какие вопросы волновали наших друзей, в особенности теперь, когда Пальмирен Розет казался таким рассерженным, ибо все их надежды были основаны на его предсказаниях.

И в самом деле, профессор чувствовал себя несчастнейшим из астрономов. Его расчеты явно не соответствовали новым наблюдениям, а что могло быть хуже для такого человека, как он?

Всякий раз, возвращаясь к себе в кабинет, весь закоченевший после слишком долгого дежурства у телескопа, он впадал в настоящую ярость.

И если кто-нибудь отважился бы приблизиться к нему в эту минуту, то мог бы услышать, как профессор бормотал про себя:

- Проклятие! Что это значит? Что она там делает? Она вовсе не на том месте, которое ей указано в моих вычислениях! Мерзавка! Она запаздывает! Или Ньютон сумасшедший, или она сошла с ума! Нарушены все законы всемирного тяготения! Что за черт! Не мог же я ошибиться! Мои наблюдения правильны, мои расчеты точны! Негодяйка! Чертовка!

И Пальмирен Розет хватался руками за голову, выдирая последние скудные остатки волос у себя на затылке. И вечно, вечно один и тот же результат: постоянное необъяснимое противоречие между его расчетами и наблюдениями.

- Полно, - говорил он себе, - не произошло ли какого-либо нарушения законов небесной механики? Нет, это невозможно. Это я допустил ошибку. И однакоже... однако...