Шарлотта Лин - Мэри Роуз

• Название: Мэри Роуз
• Автор: Шарлотта Лин
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2016
• ISBN: 978-617-12-0222-1

Захватывающий исторический роман от немецкой писательницы — признанного мастера жанра.

XVI век. Король Генрих VIII Тюдор горит желанием превратить страну в могущественное морское государство. Энтони, Сильвестр и Фенелла с детства вместе. Они росли на верфи, и Энтони грезил кораблями. Строительство «Мэри Роуз» стало главным делом его жизни. Ее созданию он посвящал все свое время и силы, совершенно забывая о красавице Фенелле, любившей его всей душой. А для Сильвестра, лучшего друга Энтони, любовью всей жизни стала Фенелла. Ради нее он готов на все, но сможет ли предать друга? Героям предстоит пройти через испытания, предательство и ложь, которые уготовила им судьба…

---

— Эй, кучер! — крикнул Сильвестр сидевшему на козлах мужчине, одетому в койф из грубой шерсти. — Вы не скажете, что сегодня случилось?

Мужчина обернулся и оказался не мужчиной, а девушкоай, у которой волосы выбились из-под чепца.

— Почему же, благородный господин, — со сладкой улыбкой ответила та. — Сегодня будет казнен Хенли. Еретик.

Сильвестр удивился.

— Сожгут человека? На рыночной площади Саутгемптона?

— А как же иначе, благородный господин? — Ее улыбка стала еще более располагающей. — Хенли, свечник. Будут яблоки в меду, пряное вино из бузины, жонглеры и ходулочники. Вы, благородный господин, очень красивы, если мне будет позволено заметить, а у меня потом еще останется время.

— Что он сделал? — крикнул Сильвестр через чан с молоком.

— Кто сделал?

— Человек, которого сожгут, девушка.

— Рейф Хенли? У него была книга Лютера. И двое детей, которых он учил читать «Отче наш» по-английски. Бедняжки даже не знали, что по-английски — это неправильно.

— И что с ними будет? — спросил Сильвестр, пытаясь перекричать шум поднявшегося ветра.

— С кем будет?

— С детьми мастера Хенли!

Девушка рассмеялась.

— Он уже не мастер. И сука, которая жила с ним, не может оставить себе его потомство, потому что они грешили так же, как и он. Детей отдадут под опеку, где они надолго не останутся. Потом им придется пробиваться самим, красть, воровать, продавать свои тела. Они не будут помнить родителей, которые укладывали их в постель и молились вместе с ними: «Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое».

Молочница продолжала рассказывать, но Сильвестр не понимал ее, затем подошла ее очередь и она скрылась за воротами. Сильвестр ненавидел себя за то, что в глазах у него стояли слезы. Про такого, как он, в Портсмуте говорили: «У него глаза на мокром месте».

Он вдруг ужасно затосковал по Энтони, который никогда не плакал, но обнимал его всякий раз, когда плакал он сам. «Я такой слабый, — жаловался ему Сильвестр. — Я ничего не могу выдержать». Энтони гладил его по лицу и разглядывал с удивлением, какого Сильвестр никогда не видел у других. «Ты все можешь выдержать, — возражал он. — Крики, плач, смущение и то, что на тебя смотрят все зеваки. Если ты слаб, Сильвестр, то кто же тогда силен?»

«Твой священник бил нас по рукам за ругань, — с грустью подумал Сильвестр, — а мне хотелось бесконечно обнимать тебя. Никто и никогда не считал меня сильным, только ты. Ты решил бы, что я сильный, потому что плачу о свечных дел мастере. И пока ты был рядом, я иногда даже чувствовал свою силу».

Когда он прошел в ворота, в лицо ему ударил поток запахов. Запахов рынка. Растопленный мед и жаренная в масле рыба, гирлянды из последних роз и помет продаваемой скотины. Сильвестр знал, где находится прилавок испанского мастера-кузнеца, и мог бы быстро заплатить за свое тесло и вернуться обратно в Портсмут. Вместо этого он позволил толпе зевак увлечь себя и понести вверх по улице к зданию гильдии. Лужайка перед каменным зданием осенью служила лобным местом. Там, где в мае танцевали ночь напролет, сейчас громоздились вязанки хвороста и сложенная поленница. Людей вокруг толпилось видимо-невидимо. Тем, кому не удалось занять место в первом ряду, ничего не было видно. Но Сильвестр со спины своей кобылы мог видеть всю площадь.

Когда появился одетый в униформу мужчина, который шел с небольшим барабаном, море людей раздалось в стороны. По образовавшемуся проходу за ним следовали одетые в красное клирики, а за ними — солдаты городской стражи, ведущие пленника. Мужчина, которого вели на веревке, был сильным и здоровым, типичным англичанином с южного побережья, с отличной кожей на лице и широкими плечами. Его жена была одета в серые юбки, волосы у нее были рыжеватыми. Во всяком случае, Сильвестр подумал, что хрупкое существо, которое пыталось пробиться к нему, было его женой. Молодая, с безупречной белой кожей. Двое егерей в красной униформе схватили ее и оттащили обратно в толпу.

Мужчина лишь на миг повернул голову. Может быть, он вспомнил о ночах, когда обнимал ее? Или задумался о том, что будет с ней без его защиты, среди злых, как волки, людей? Стражники потащили его к куче сложенного хвороста, и мужчина покорно побрел за ними. Как он может выдержать это? Не кричать, не сопротивляться, не бороться за жизнь? Двое стражников подвели его к столбу. Приговоренный пошел с ними, словно мул в поводку.

Пока стражники обматывали цепями его грудь и живот, торговцы проталкивались сквозь толпу, предлагая сладости и медовуху. Шум нарастал, поглощая вой женщины. Дети ликовали, их родители шипели и плевались, барабаны отбивали дробь, отдавая дань смерти, а надо всем этим разносились веселые звуки труб. Сильвестру очень хотелось зажать уши. Еще больше — развернуться и галопом помчаться прочь из города, но что-то заставило его остаться.

Возможно, неспособность осознать происходящее. Рассудок Сильвестра отказывался верить, что люди способны привязать себе подобного к столбу и поджечь, словно дрова в печи, стоять на солнце, трескать медовые орешки и болтать с соседями, пока один из них кричит от боли, взывая к Небу. Отец Бенедикт учил, что тело еретика должно быть сожжено, чтобы Господь уберег его душу от ада, но как Господь может желать чего-то настолько ужасного?

Сильвестр стиснул в кулаках поводья. За костром появился палач, намереваясь поджечь искусное сооружение. Когда он вышел с факелом вперед, его лицо скрывала маска из черной кожи. Трубы перестали свистеть, лишь барабаны продолжали отбивать дробь, нанося удар за ударом по голове Сильвестра.

— Самое время установить прецедент, — услышал он голос стоявшего слева от него господина, который обращался к своему спутнику.

Оба купца были явно не отсюда, поскольку одеты были в облегающие жакеты, какие кроили в Венеции, и белые рубашки, выглядывавшие из разрезов рукавов.

— Вы сами сказали это, — ответил второй. — Становится страшно от мысли, что этот клочок земли забыт Богом. И если это не остановить, мне придется отказаться от рынка.

— Я с вами согласен. Вы слышали, что опять были восстания? Всевозможный сброд: подмастерья, поденщики и даже бабы — спорят со священниками о том, что положено Церкви: десятина, которую они должны платить, взносы за погребение, даже саван!

— Может быть, они образумятся, когда увидят, как поступают с противниками Святой Церкви! — предположил другой и указал на костер. — Лютеранскому безумию нет места в нашей Англии.

Только не с таким ревнителем веры, как Генрих Тюдор на троне, и нашим верным архиепископом Уорхэмом во главе клира!

У Сильвестра слезились глаза. Повелитель жизни и смерти опустил факел на нижний ряд поленницы. Здесь, на побережье, воздух был влажным и тяжелым от соли, Фенелла говорила, что из-за нее ей постоянно хочется есть. Палачу пришлось бегать с факелом вокруг сооружения, пока дрова в конце концов не загорелись. Когда первый язычок пламени поднялся вверх, толпа взорвалась взволнованным криком.

Сильвестру невольно вспомнился день, когда он один-единственный раз проявил мужество и потребовал, чтобы отец Бенедикт побил палкой его, а Энтони — пощадил. «Сделай это снова, — умолял он себя. — Будь мужчиной, а не червем». Все лучше, чем молча сидеть на лошади и смотреть, как горит человек. Взметнувшийся черный дым заставил закашляться людей в первых рядах. Мужчину у столба уже окружало пламя. Он поднял лицо наверх.

— Отче наш, иже еси на небеси. Да святится имя Твое.

«Сделай это сейчас, не допусти такого безобразия».

Пламя лизнуло дрова выше. По движениям губ Сильвестр видел, что мужчина продолжает молиться. Первый язычок пламени пополз к его ногам, вытянулся и лизнул ногу. Запах смолы и древесины тут же сменился запахом паленого жира. Вверх полетели хлопья пепла, и Сильвестру показалось, что он слышит знакомый ему звук, — с таким громким шипением жарилось жаркое на вертеле, в которое вгрызался огонь. Последнее слово, которое мужчина хотел произнести в молитве, превратилось в крик.

Было уже поздно, никакое мужество в мире не могло его спасти. Все, что мог пожелать ему Сильвестр, это быстрой смерти, но та не спешила.

Вместо того чтобы проявить мужество и спасти человека от смерти в огне, Сильвестр закричал на высохшего священника, сидевшего по другую сторону стола.

— Вот деньги, которые прислал вам мой друг Энтони! — Он швырнул монеты на стол и язвительно добавил: — Чтобы вы могли выследить еще больше людей и донести епископу Танстоллу, который отправит их на костер.

Монеты запрыгали по столешнице. Отец Бенедикт, похожий на седую обезьянку, сидел на своем стульчике и спокойно взирал на Сильвестра. Он собрал одну за другой монеты и крепко сжал их своими жадными пальцами.