Ким Су - Чудо-мальчик

• Название: Чудо-мальчик
• Автор: Ким Су
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015

Ким Ён Су (р. 1970) — один из самых популярных писателей современной Кореи. Свою литературную карьеру начал в 1993 г. как поэт и уже в следующем году опубликовал свой первый роман «Я шагаю, показывая маску». Произведения Ким Ён Су отмечены многочисленными престижными литературными премиями.

Представим, что вы стали обладателем сверхспобности. Как вы ею распорядитесь? Сможете ли устоять перед соблазнами и применять ее только на благо людей или подчинитесь тем, кто стремится использовать вашу способность в своих корыстных целях? Ответ на этот вопрос пытается найти пятнадцатилетний мальчик Ким Чжонхун, получивший дар читать чужие мысли.

Для читателей старше 16 лет.

---

Видя, что я молчу, дядя продолжил вполголоса рассказывать разные истории. Он рассказывал, как однажды бродил один по лесу с подзорной трубой в рюкзаке и в итоге попался военной полиции, которая во время проверки по ошибке приняла его за шпиона, как просидел сутки в полицейском участке и как, неожиданно даже для себя, разрыдался, когда в завершение его злоключений снимки розовой цапли вышли совершенно белыми при распечатке. Еще он рассказывал о днях, которые проводил в своей спальне, сортируя фотографии птиц по категориям, чтобы составить иллюстрированный орнитологический альбом.

Я молча слушал его рассказы, пока в конце концов не выдержал и спросил:

— А какой у нее был голос?

— Голос? — недоуменно переспросил дядя Чжэчжин.

Было видно, что он немного растерялся от моего вопроса.

— Хм, — промычал он, словно подыскивая слова, — как бы это тебе сказать, даже если она просто говорила, казалось, что она поет, правда, немного высоким голосом.

Я внимательно посмотрел ему в глаза.

— Оказывается, ее голос я тоже помню не очень хорошо, — смущенно, словно оправдываясь, сказал он. — Прости. Я не уверен, стоит ли за это извиняться, но в любом случае я тоже не знаю точно, является ли она твоей матерью или нет. Но, к счастью, есть способ проверить это. Для начала мы знаем имя человека, о котором говорится в той статье. Кроме того, твоя мать и отец, объединив усилия, оставили пароль, по которому ты смог бы найти ее, несмотря на то что прошло много времени.

— Пароль? — спросил я удивленно. — О каком пароле вы говорите?

— Я говорю о надписи «HONGKONG С7655», выгравированной на кольце. Я имею в виду идентификационный номер, прикрепленный к лапке рыжего воробья. Такие номера регистрируются в Международной ассоциации по защите и охране птиц для отслеживания их перемещений. Вместе с номером в реестр заносится и имя человека, прикрепившего кольцо. Если имя человека, зарегистрировавшего этот номер, совпадет с именем, упомянутым в статье, значит, скорее всего, это один и тот же человек.

Он продолжал говорить, я слушал, но даже тогда в моей голове не было ничего, кроме летящих белых лепестков цветов, ничего, кроме лепестков цветов.

* * *

Мне все время приходится говорить о белых лепестках цветов. Неважно, была ли она моей матерью или нет, но после того, как я увидел фотографию, где она смущенно улыбается, положив на ладонь птенцов северного скворца, меня вдруг охватило чувство одиночества. Несмотря на то что у меня были глаза, уши, нос и рот и все конечности оставались на месте, мне чего-то не хватало.

Не успел дядя Чжэчжин выставить офис, который раньше занимало наше издательство, в будонсан — агентство по недвижимости, как тут же какое-то бюро по переводам составило новый контракт на аренду помещения и нам наказали съехать до двадцатого декабря. Теперь, по словам брата Кантхо, мы с дядей, который стал бездомным, как и я, могли открывать общество совместно проживающих «мальчиков».

В последние дни перед выездом у нас не было работы, поэтому мы с дядей Чжэчжином, сидя за столом, часами читали книги или занимались. Наше издательство находилось в трехэтажном здании, расположенном примерно посередине узкого переулка, до которого можно было добраться, если пройти по дороге перед зданием YMCA, а потом на первом повороте свернуть направо.

В этом переулке было много ресторанов, где в любое время дня жарили говяжьи и свиные ребра, самгёпсаль[53]или что-нибудь вроде биндэтог[54], поэтому здесь всегда витали манящие запахи. С наступлением вечера, примерно в пять часов, неизменно приходилось глотать слюни и терпеть урчание в животе. Но если мне и удавалось уговорить дядю Чжэчжина, и без этого испытывавшего трудности с деньгами, пойти в ресторан, то я все равно сидел там, потеряв всякий аппетит, опустив ложку и не притрагиваясь к еде, чем сильно расстраивал его.

В такие вечера я пил виски, спрятанное дядей Чжэчжином в офисе, и вспоминал слова отца о том, что он пил, потому что хотел забыть чье-то лицо. Интересно, лицо, которое он так сильно хотел забыть, было тем же лицом, которое теперь хотел забыть я?

Одна лишь мысль, что я, кажется, понимаю отца, хотя бы одну миллионную долю чувств, которые он испытывал, когда не мог избавиться от образа матери в своей памяти и кричал, что хочет умереть, хотя сын, схватив его за ноги, умолял успокоиться, — одна лишь эта мысль причиняла мне боль. Все это было из-за улыбки на фотографии. Мир, в котором я жил, после того как увидел тот снимок, был намного ясней, очевидней, четче, чем прежний, и мои чувства стали такими же острыми и колючими, словно я опустил руку в ледяную воду.

Когда я шагал по переулку, запах еды дразнил мой нос, а холодное зимнее небо, ясно видневшееся между черными крышами, холодило мою грудь. А когда я лежал, пытаясь уснуть, то отчетливо слышал, как ветер треплет полиэтиленовую пленку, которую повесили на окно, чтобы в комнату не проникал холодный воздух с улицы. В таких случаях я рассеянно смотрел сквозь окно, завешенное пленкой, на мигающие буквы вывески бара «Ёнгун» и слушал, как ветер терзает полиэтилен. Пока я валялся вот так, видневшаяся за окном картина и доносившиеся звуки постепенно отдалялись и исчезали, а перед глазами всплывало лишь одно лицо.

Спустя несколько дней после нашего посещения архива газеты мы с дядей Чжэчжином сочинили письмо на английском языке, чтобы отправить его в Международную ассоциацию по защите и охране птиц. Когда мы писали письмо, я узнал, что у этой ассоциации есть английское название «Bird Life International». Смысл слов «Bird Life» я еще мог объяснить, но значение слова «International» было непонятно, поэтому я спросил дядю, и он объяснил, что оно означает «международный», другими словами, объединяющий множество разных стран. Для себя я перевел название ассоциации как «Жизнь птиц, летающих через разные страны» и подумал, что это звучит красиво: «Жизнь птиц, летающих через разные страны, жизнь птиц, не знающих границ».

Для меня составление предложений на английском было равносильно попытке сделать автомобиль из дерева, тем не менее я все-таки решился написать срочное письмо. Но, когда дошло до дела и надо было сочинить простейший текст, даже дядя, который считал себя эрудированным человеком и гордился этим, оказался почти в таком же положении, как и я. Сидя за столом, пыхтя и выписывая кривые буквы алфавита, он бурчал:

— Вот всегда так: когда она так нужна, ее нет.

— Чего вы сказали? — спросил я.

— Я говорю о Хисон. Она знает английский язык как свой «нейтив».

— А что означает «нейтив»?

— Что? А, это означает «родной».

Для меня же оба эти слова, «нейтив» и «родной», были совершенно незнакомыми.

— Значит, это письмо должен написать человек, знающий английский язык как свой родной? А кто такой этот «человек, знающий английский язык как свой родной»? Иностранец? Путешественник?

— ET[55], вот кто это такой, — сказал дядя Чжэчжин и, видимо, решив, что это смешно, захихикал.

— У вас тоже голова «большая»[56], — невпопад польстил я ему. — Дядя, вы только что сказали «Хисон»? Верно?

— Черт возьми, я так сказал? Я имел в виду Кантхо.

— Знаю.

— Да? — уронил дядя, сделав равнодушный вид. Содержание письма, составленного им на английском языке и переписанного мной, было следующим:

Уважаемому директору программы «Жизнь птиц, летающих через разные страны»

Здравствуйте.

Меня зовут Ким Чжонхун. Я мальчик из Кореи. Мне семнадцать лет. Мой отец погиб два года назад в автомобильной катастрофе. Что касается матери, то я думал, что она умерла намного раньше. Мой отец сказал мне, что она умерла при родах. Но недавно я случайно обнаружил дневник отца. Из него я узнал, что, возможно, моя мать жива. Она могла когда-то участвовать в вашей программе «Жизнь птиц, летающих через разные страны» и окольцовывать птиц. Я так думаю, потому что в записях был указан номер кольца. Этот номер — HONKONG С7655. Если это возможно, мне хотелось бы как можно скорее узнать все о человеке, который окольцевал птицу с таким номером.

Когда я дошел до этого места, дядя высказал мнение, что надо написать более жалостливо, тогда, мол, те люди ответят быстрее. Выслушав его и решив, что он прав, я дописал следующие строки:

Я не хочу быть сиротой. Я верю, что моя мать жива. Я хотел бы как можно скорее узнать о человеке, который окольцевал птицу с таким номером. Прошу вас обязательно дать ответ.

Искренне ваш, Ким Чжонхун.

Дядя сказал, что английское письмо, в котором нет приписки в виде «PS», похоже на блюдо объект без десерта, поэтому в самом низу письма он поставил «PS», дату «15 декабря» и адрес дома святого Петра, находившегося на окраине Сеула.

На следующий день, найдя центральное отделение почты, мы отправили письмо авиапочтой, чтобы хоть на немного сократить время доставки. Сотрудница почты сначала положила письмо на весы, потом убрала его в ящик и выдала нам квитанцию.