Андрей Воронин - Большая игра Слепого

• Название: Большая игра Слепого
• Автор: Андрей Воронин
• Издательство: Современный литератор
• Жанр: Боевик
• Год: 2001
• ISBN: 985-456-223-9

Дерзкий хакер через официальный канал израильского посольства пытается проникнуть в компьютерную сеть ФСБ.

Что это – провокация, ловушка, шпионаж?

Выяснить это поручено секретному агенту ФСБ Глебу Сиверову по кличке Слепой…

---

Значит, Быстрицкая встала достаточно давно. Теперь Глеб понял, что же его разбудило – сам по себе он не проснулся бы ни за что. С кухни в комнату сочился головокружительный аромат свежесваренного кофе.

Тихо-тихо, на цыпочках, словно подкрадываясь к часовому, Сиверов встал, оделся. Присел на корточки возле кровати, посмотрел сквозь деревянные прутья на спящего малыша.

«Боже мой, и когда же из него, в конце концов, вырастет человек? Маленький, курносый, даже не поймешь на кого больше похож…»

– Ну, спи, спи, – прошептал Сиверов и осторожно поправил одеяльце, больше для собственного успокоения, чем для пользы – в комнате и так было тепло.

Запах кофе манил. Раньше редко случалось так, чтобы Глеб просыпался позже Быстрицкой, теперь же это стало нормой. Первую половину ночи обычно поднимался и занимался малышом он, а под утро – Ирина.

Она услышала плеск воды, но даже не вышла из кухни, пока Глеб мылся и брился, лишь сняла с плиты кофеварку и налила ароматный напиток в две тонкостенные фарфоровые чашечки. Таких в доме было только две, из них пили Глеб и Ирина. Когда приходили гости, то доставали другие, не менее красивые, не менее дорогие. Но было в них что-то не то, и Сиверов не любил тот сервиз, который купила Ирина.

И хоть сон еще стоял в глазах Глеба, он появился на кухне подтянутый, улыбающийся, пахнущий свежестью и хорошим одеколоном.

– Доброе утро.

Первый вопрос Быстрицкой, естественно, был о сыне:

– Спит?

– В этом, по-моему, мы с ним можем посоревноваться, – улыбнулся Глеб, склонился и поцеловал жену в шею. – Я даже не слышал, как ты встала.

В коротком поцелуе не было ни страсти, ни желания.

Глеб отметил, что их отношения за последние месяцы коренным образом изменились. Если раньше главным в них была любовь, то теперь ей на смену пришло то, что можно было очертить понятием «дом».

– Давно уже не могли мы с тобой просто так посидеть вдвоем на кухне, – Ирина указала Глебу на стул, словно тот был у нее в гостях, и подвинула к нему чашечку кофе. – Твоя любимая.

– И как ты их различаешь? – Сиверов прищурился. – Рисунок на обеих одинаковый, но ты всегда ставишь себе свою, а мне мою.

– Форма ручки немного другая. Не забывай, я все-таки архитектор и дизайнер по образованию, на такие вещи у меня глаз наметанный.

– А вот у меня другой критерий – рисунок.

– А что такое? – Ирина поставила чашечки рядом и принялась изучать рисунок. – Все одинаково. Скорее всего они сделаны по предварительно набитому трафарету и только потом расписаны от руки.

– Люди тоже сделаны по предварительно набитому трафарету, – рассмеялся Сиверов, – однако себя от тебя я отличить сумею. Рисунки-то одинаковые, но на одном художник скорее всего обводил трафаретную линию, оставляя ее в середине мазка, а на моей чашке он стремился идти, оставляя линию снаружи. Вот и получился рисунок чуть меньше.

– А я даже не замечала этого, и только когда ты сказал, поняла.

Глеб заметил, что Ирина, наверное, по забывчивости положила слишком много сахара в кофе, но не стал ей об этом говорить. Сама же она пила, явно не замечая нарушенной пропорции.

– Никогда не думал, что чужая жизнь может волновать меня настолько сильно.

– Ты о маленьком?

– Естественно, о нем. Разве у меня есть другое занятие в последние дни?

– Ты, по-моему, слишком часто встаешь ночью, чтобы подойти к нему, даже когда он не кричит и не ворочается во сне.

– Ты, наверное, будешь смеяться, но у меня это уже прямо-таки мания. С ума схожу, что ли? Просыпаюсь, прислушиваюсь, мне кажется, что он не дышит. И понимаю: больше не засну, если не посмотрю на него.

Подхожу и вглядываюсь, нагибаюсь, прислушиваюсь, дышит ли.

Ирина хотела ответить, но промолчала. Она поняла, почему именно это так беспокоит Глеба. Ему столько раз в жизни приходилось видеть смерть, что подсознательно он поступает теперь не так, как остальные люди. Для других человек всегда живой, а для Глеба мертвый так же естественен, как живой, для него смерть так же натуральна, как сама жизнь. Вот и боится.

– Я совсем забросила свои дела, – вместо того, чтобы высказать свои наблюдения, вздохнула Ирина.

– Временами полезно изменить род деятельности.

– Я и раньше не очень-то усердствовала, а теперь чувствую: меняюсь изнутри, меньше внимания уделяю тебе, дому.

– Я не требую заботы, – Глеб взял ее за руку и нежно погладил пальцы, – я очень самостоятельный.

– Раньше я мечтала о том моменте, когда родится ребенок, думала, тогда ты чаще будешь бывать дома, я стану больше видеть тебя. Но все хорошее имеет другую сторону…

– Ты уже не рада видеть меня каждый день?

– Не в этом дело, что ты! Просто ты занимаешься не своим.

– О чем это ты? – спросил Глеб, хотя прекрасно понимал, что имеет в виду Ирина. Но одно дело сказать об этом самому, и совсем другое – услышать от женщины.

– Мне было бы достаточно получать от тебя знаки внимания, понимать, что ты готов помочь мне, занимаясь ребенком, но совсем не обязательно стремиться все делать самому.

– Ты хочешь отказаться от моей помощи?

– Сегодня тебе это нравится, завтра сделается утомительным, а потом ты начнешь проклинать себя.

– Никогда! – покачал головой Глеб.

– Вот пока ты так думаешь, я хотела был немного изменить нашу жизнь.

– Мне этого не хотелось бы.

– Я знаю, как настороженно ты относишься к появлению в доме чужих людей, но ничего не поделаешь, нам нужен кто-то, кто помогал бы.

– По-моему, Ирина, ты все решила без меня.

– Да. Но если хочешь, мы можем все переиграть.

– С кем ты договорилась?

– Знаешь Галину Прокофьевну из соседнего подъезда?

– Наверное, встречал ее, но не знаю, что она Галина Прокофьевна.

– Она врач-педиатр, теперь на пенсии. Я договорилась с ней, она будет приходить и помогать нам. Ты не против? Пенсия у нее маленькая, а мы сможем ей хорошо платить.

Глеб задумался. Он не мог не признать справедливость слов Ирины, Его уже тяготила домашняя работа, не требующая от него ни особых знаний, ни особых умений, а только времени.

– Когда она придет?

– Сегодня после обеда.

– Я согласен, – коротко ответил Глеб, вложив в эти несколько слов все чувства, все эмоции, которые могли быть частью долгого спора, в котором он набивал бы себе цену, а Ирина доказывала бы свою правоту.

– Вот за это я тебя и люблю, – Быстрицкая подалась вперед и поцеловала Глеба в губы. – Ты никогда не споришь зря, всегда в голове сымитируешь спор, доведешь его до ссоры, а потом согласишься со мной.

– Тебе чем-нибудь помочь? – спросил Сиверов, поднимаясь из-за стола.

Ирина осмотрела кухню, прислушалась, спит ли ребенок.

– Нет. Посуду помоет приходящая няня, все, что нужно было купить в магазине, ты уже принес. Ты свободен, Глеб, не злись на меня.

– Тогда я пойду пройдусь.

Сиверов еще раз зашел в спальню, убедился, что малыш дышит, и оделся для выхода на улицу.

«Странно, – думал Глеб, надевая легкую кожаную куртку, – почему-то осенью всегда одеваешься теплее, чем весной».

– Предчувствие лета, – усмехнулся он и вышел из дома.

Уже давно он не ходил по городу пешком. Машина, магазины.., метро, в нем проносишься под Москвой, не видя ее пейзажей. Давно город не проплывал перед ним медленно, во всем своем великолепии. По дороге Сиверов купил газет: в последние месяцы не хватало времени даже на то, чтобы посмотреть телевизионные новости. Вернее, телевизор работал, и новости шли, но как назло, именно в это время находилось какое-нибудь занятие.

"Забавно, – думал Сиверов, – кажется, каждый день происходит так много событий, но попробуй не поинтересуйся ими несколько недель, и окажется, что на самом деле, в мире практически ничего не изменилось: стоят те же проблемы, те же вопросы, на которые некому найти ответ. Одна суета и видимость движения.

Да, все люди идут и, глядя на них, начинаешь думать, что именно их маршруты и составляют путь жизни, ее движение в пространстве, во времени. Но каждый, кто вышел из дому, возвращается туда, замыкая круг. Кто-то приехал на поезде и вернется на вокзал, кто-то выскочил в магазин на десять минут… В конце концов, сумма всех передвижений равняется нулю. Нет, – тут же поправил себя Глеб, – кто-то попал на кладбище, откуда не вернуться никак, кто-то оставил жену и ушел к любовнице, кто-то навсегда покинул страну.

Вот это и есть истинные перемены, и по большому счету хорошо, когда их нет, во всяком случае, когда они сведены к минимуму. Да, бывает, что одно такое неверное перемещение растягивается на десятки лет, но потом, как любят говорить люди, справедливость восторжествует и вновь сумма перемещений станет равной нулю. И ничего плохого в этом нет. Революции, войны, так называемые большие прорывы, скачки – от них нет ни кому радости. Это все необратимые процессы.