Анри Бошо - Антигона

• Название: Антигона
• Автор: Анри Бошо
• Издательство: ИНАПРЕСС
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-87135-115-8

Переведенный на многие языки роман Анри Бошо (1913 г. р.) посвящен классическому античному сюжету. Это в некотором роде литературное исследование-реконструкция мифа, который лежит в основе современных представлений о психике человека — в ее непреложной динамике и трагическом становлении.

Замечательный стилист показывает нам завершенные и волнующие картины мифологической Греции.

А. Бошо насыщает повествование подробностями страстей и трагедий, которые произошли столь давно, что ни опровергнуть, ни подтвердить их невозможно.

Нам остается только следовать за проникновенным писателем-аналитиком, взвалившим на себя груз античных переживаний.

---

— Сначала отдохнем, Стентос, — доносится голос капитана, — потом открывайте пещеру.

— Нас никто не торопит… Не будем с этим спешить… Есть царь… и есть Гемон.

Шаги удаляются, а мне надо бы проснуться и понять, что происходит. Веки, наконец, подчинились мне. Капитан уже далеко, стражники отдыхают. Стентос и Ленос склонились надо мной, и я чувствую на себе их беспокойные взгляды.

— Воды… — прошу я, и это их обрадовало.

— Мы нашли родник, — говорит Стентос, — вода очень хорошая.

Они дали мне напиться, но еще больше хочется освежить веки, омыть потное лицо. Сделав это, я почувствовала себя несравненно лучше, села, ко мне вернулось понимание происходящего.

Все ждут одного человека, все думают о нем, это — Гемон. Уходя, его имя выкрикнули мне Диркос и Зед, тогда слово это — его имя — я и не смогла разобрать. Гемон, который идет освобождать меня. Они думают, что, если Гемон не опоздает, Креонт не сможет отказать сыну и помилует меня. Если успеет Гемон…

Потому Диркос и Зед перекрыли улицу — ни мальчишки Васко, ни женщины не надеялись на победу. Они просто хотели дождаться, пока прибудет Гемон. Да и стражники поэтому не торопятся. Стентос и Ленос не открывают пещеру, а капитан прогуливается в тени — все для того, чтобы подольше не отдавать приказ, который сделает Гемона врагом.

Все думают, что любовь Креонта к сыну так велика, что он не сможет не проявить своей милости. Лишь Исмена и я знаем, как глубоко оскорблен Креонт Моим упорством, что для него сама моя жизнь теперь непереносима. Если Креонт откажет Гемону в помиловании, Гемон сам освободит меня. А это значит — война. И будет война, страшная война между отцом и сыном после ужасной той войны — между братьями-врагами.

О ужас — снова война в Фивах!.. И на этот раз из-за меня!..

Подождав, пока уляжется волнение, я обратилась к Стентосу и Леносу:

— Если Гемон освободит меня, — сказала я, — начнется война. Креонт хочет моей гибели, и он никогда не уступит. Гемон не уступит тоже. Эта война между отцом и сыном, которая разделит Фивы на два лагеря, будет еще ожесточенней, чем война с Полиником… Гемон не должен освобождать меня…

Стентос сначала не понял, о чем я говорю, но постепенно смысл моих слов стал доходить до него… Но осознание происходящего идет у него медленно, так же медленно, как понимала это я.

— Но тогда… ты… — проговорил Стентос.

— Я осуждена, и приговор должны привести в исполнение. Гемон не должен освобождать меня. Никакой войны! Из-за меня — никакой войны!.. Я не хочу!..

Они удручены и смотрят на меня, не понимая, но потом и до них доходит, что я права… Неисправимо права!..

— Иди, Стентос, — продолжаю я. — Иди и скажи всем: пусть отодвинут камень от входа в пещеру и отведут туда меня. Торопитесь, пока нет Гемона.

Страдание было на лице Стентоса, неподдельное страдание, и Ленос испытывал мучение вместе с ним. Они знали, что я права, они не хотели моей смерти, но… возразить им было нечего. Вдвоем они отошли от меня, и я слышу, как Стентос громко и долго бранится. Назад же они ко мне не вернулись. Без сил рухнула я на землю.

— Они поняли? — спросила я, когда Стентос возвратился.

Он не ответил, разозлившись на меня. Только сначала побагровел, а потом неожиданно, в порыве, решившись, схватил молот, долото и приказал остальным:

— Эй, вы, не стойте там!.. За дело!..

Остановившись у скалы, Стентос с бешенством обрушил первые удары на вбитое в каменную стену долото. Удары молота следуют один за другим, становятся размеренными, и камень постепенно поддается — от него начинают отваливаться куски. Воины не спускают глаз со все расширяющейся черной дыры, и я тоже — сидя на земле, смотрю в темный провал, смотрю как завороженная.

Стентос приказал внести в пещеру факелы, воду, хлеб. Подошедший капитан заметил:

— Царь велел, чтобы в пещере было темно.

Молча все уставились на Стентоса, лицо которого ожесточилось: он не подчинится царскому приказу. Капитан недоумевал, понимая, что замышляет Стентос.

— Крысы!.. — крикнула я ему. — Они знают, что я боюсь крыс…

Капитан повернулся и ушел, чтобы ничего больше не видеть. Ленос со Стентосом помогли мне подняться — идти я могу, но страшно хромаю.

— Подумать только, — проговорила я, — столько исходила я по всей Греции, а заканчиваю свою жизнь хромой. Наверное, умирать мне не слишком хочется.

Сказала так — и успокоилась, собственное это наблюдение насмешило меня, и в пещеру мы вошли, смеясь… И те, кто шел следом — чтобы убрать внутри и установить факелы — тоже непонятно почему стали смеяться. С потолка пещеры спускались сталактиты, переливаясь в свете факелов, и это доставило мне удовольствие. «Как красиво, — вырвалось у меня. — А я так боялась темноты».

Смеемся снова, но в горле начинает першить от дымящихся факелов, и мы начинаем кашлять. Безумный этот смех распахнул передо мной иную сферу существования: я нахожусь уже не только в пещере, я еще и на Клиосовой горе, на берегу моря, в доме Диотимии. От них, от музыки К., от голоса, напоенного радостью бытия, чьи переливы пронизывают насквозь, меня отделяет только легкая завеса тьмы.

Появился капитан — с красным плащом, перекинутым через руку.

— Не надо здесь задерживаться, — проговорил он, — и не зажигайте много факелов: слишком узкое дымовое отверстие. Антигона может задохнуться…

Он расстелил красный плащ на выступе стены, куда Стентос уже положил Исменин шарф.

— Ложись, Антигона, и постарайся как можно меньше двигаться, так тебе будет легче дышать.

— И жди, — добавил Стентос.

Мне было понятно, что оба — капитан и Стентос — все еще надеются, что Гемон придет и освободит меня. Но я-то знаю, что место, где я должна умереть, уже нашло меня.

Стражники покинули пещеру, в основном — из-за дымящихся факелов, которые зажгли перед уходом, я же вспомнила костер, на котором погибли Васко и Этеокл… Это уж слишком, это уж слишком для меня… Стентос все понял и оставил гореть лишь три факела. Я слегка подтолкнула его и капитана к выходу, обняла и поцеловала обоих, сказав себе, что это последние мои поцелуи на земле.

Выйдя из пещеры, Стентос обернулся.

— Первая стража — моя, — бросил он мне, — и я буду окликать тебя каждый час.

Чтобы на прощанье, в последний раз, махнуть ему рукой, я подошла к выходу из пещеры — мужчины выстроились передо мной, смотрят и молчат. Им уже следовало бы камнем завалить вход, но они не двигаются с места, и никто не командует ими. Все ждут, что скажу я, но я не в силах ничего произнести.

Мысленно обращаюсь к Диотимии: раньше, не произнося ни слова, я умела выразить, что хотела, и поблагодарить за гостеприимство. Тогда не было страшно; смогу ли повторить нужные слова, помню ли еще низкий, плавный, как в танце, поклон, которому с такой настойчивостью учила нас мать?

Детали этого поклона уже забыты, помню только, что исполняют его на пять тактов, в каждом такте — три движения. Хоть память моя и не сохранила этот поклон, но тело все еще способно следовать по литургическим дорогам великих предков.

Мне не скрыть, что хромаю. Ноги дрожат, кисти и запястья рук в ранах и уже не взмахнуть ими, как птица крыльями, а раньше у нас с Исменой так хорошо это получалось. Но в глубоком поклоне стражникам голова моя, как и полагается, коснулась земли, а тело — в четком движении — выпрямилось вновь. Мне даже удалось, собрав силы, улыбнуться, и именно так, как учила Иокаста.

Стражники поняли прощальное мое приветствие, и из рядов этих, казалось бы, жестокосердных мужчин послышался скорбный гул сострадания.

Капитан взмахнул рукой, прозвучал приказ: голос Стентоса сначала дрожал, но, по мере того как шла работа, снова зазвучали суровые интонации. Камень, будто вросший в землю, поддался… «Толкайте, да толкайте же!..» — кричал Стентос. — «Еще!.. Вот так!..»

Его это — «вот так!» — навсегда отрезало меня от мира живых. Между тьмой и мною осталось лишь дрожащее пламя факелов… «Антигона, ты слышишь меня?..» — долетел снаружи Стентосов крик.

Голос не слушается меня, и я не в силах разомкнуть губы…

Своим громовым голосом Стентос повторил вопрос. Вокруг меня, казалось, поднималась еле слышная музыка — пение, звучавшее так тихо, что было оно на грани безмолвия. Услышит ли все это Стентос?.. Снова до меня долетел его бас: «Да?», — кричал он, будто отвечал на собственный вопрос только «да», и больше ничего…

XXII. АНТИГОНА-ИО

Потух фитилек света, который тянулся между камнем, завалившим вход в пещеру, и ее стеной, смолк и звук голоса. Я вступала в безмолвие, и мне было страшно. Мне больше никого не увидеть, мне больше никого не встретить, это мне-то, неутомимой путнице, которая встречала столько людей на дороге, которая теперь никому не скажет ни слова. Да разве можно в это поверить? Я часто думала о смерти, но об одиночестве — никогда. Меня увлекала жизнь, я была занята другими, я не готовилась к одиночеству, у меня нет сил, но теперь я в него вхожу.