Семен Липкин - Жизнь и судьба Василия Гроссмана • Прощание

• Название: Жизнь и судьба Василия Гроссмана • Прощание
• Автор: Семен Липкин
• Издательство: «Книга»
• Жанр: Языкознание
• Год: 1990
• ISBN: 5-212-00401-2

Под одним переплетом соединены две книги воспоминаний. О сложной писательской судьбе и светлой человеческой личности Василия Гроссмана рассказывают знавшие его не одно десятилетие близкий его друг, поэт и переводчик Семен Липкин и редактор «Нового мира» А. С. Берзер. Ее воспоминания дополнены публикацией ценных документов эпохи, стенограмм обсуждения романа Гроссмана. Богатство подлинных свидетельств эпохи, взволнованная человечная интонация мемуаров привлекут внимание самых широких кругов читателей.

---

Мне очень нравится статья Бубеннова, последовательная, страстная. Но мне кажется, если бы это обращение было в секцию прозаиков, то там было бы живое движение воды. Так что в будущем, если произведение долго не может войти в жизнь, если сигналы идут против этого произведения, надо задуматься. Оказывается, сигналы были, значит, надо было над этим задуматься…

Так вот, чтобы у нас действительно не было просчетов, чтобы мы работали хорошо, надо, чтобы вся наша машина, чтобы каждый винтик — большой и маленький — работал, вертелся.

Тов. Казакевич:

Товарищи, я могу сказать, что та критика, которая была в мой адрес вчера на нашем собрании и сегодня, была товарищеской критикой и я ее приемлю, как товарищескую критику, которую я продумаю придирчиво по отношению к себе.

Я не могу сейчас развернуто говорить о своих ошибках — все это обсуждение случилось за последние два дня, и мне трудно мотивированно сказать об этом что-либо. На секции прозы при более широком обсуждении я смогу сказать об этом развернуто. А сейчас могу только сказать, что критику я приемлю, сделаю из нее все выводы, — может быть, для этой вещи, а может быть, и для будущих вещей, которые я пишу и буду писать.

Это то, что я могу сказать сейчас.

Из заключительного слова А. А. Фадеева:

Товарищи! Я считаю, что обсуждение, которое произошло, принесло несомненную пользу. Оно было содержательным и звучало так, что члены Президиума и наш актив правильно поняли все вопросы, и по существу мне особенно полемизировать не с кем.

Товарищи с различных сторон разбирали вопросы, которые я поставил, и с этой точки зрения от меня ничего не требуется в заключительном слове. Хочу остановиться только на нескольких моментах.

Когда был перерыв, мы разговорились с товарищем Грибачевым, и он сказал: «Я согласен с твоим выступлением, но обычно, когда ставился вопрос об опасности, говорилось — какая же опасность является главной». Он, правда, сказал, что время изменилось и идейные течения, которые выступают против нас, они смыкаются. Действительно, «новорапповское» течение может считаться «левым», но вы знаете, что «левые» новорапповцы смыкаются с «правым» Гурвичем. Так что здесь ставить так вопрос нельзя. А главная опасность — это та, с которой перестают бороться, — говорил нам товарищ Сталин.

И тот человек, который хочет признавать свои ошибки, лучше ему не вдаваться в мотивы субъективные — почему он ошибся, так как народу это все равно. Несомненно, что была допущена ошибка и в отношении статьи Гурвича, и с романом Гроссмана. Это ошибки, которые дали пищу нашим идейным противникам и являются таким образом ошибками идейного порядка.

Но имейте в виду, что в тот период, когда мы либеральничали, все те силы, которые были заинтересованы в этом, воспрянули духом, и эта опасность очень оживилась. Это мы почувствовали на целом ряде заседаний, в ряде выступлений. Это показывает, что мы недостаточно громили все эти враждебные политические группы. Люди почувствовали послабление, и отсюда это пошло. Не все люди, конечно, но те, которые являются сознательными врагами, которые для этого работают, чтобы прорыв расширить. И вот когда мы перестали с этим бороться, посмотрите, какая от этого выгода новорапповцам, какая невероятная выгода при этих условиях!

Все мы ошибались в этой связи. И всех замарать, сказать, что это участники этой диверсии, что это космополиты и так далее, всех смешать — вот как действуют наши литературные критики.

Да, мы «ударная бригада» мирового движения, у нас враги вовне и внутри, они любую щель используют против нас. Внутри они в тысячу раз слабее нас. А вы подумайте, как в такие дни враг мог спутать все и смешать только потому, что я и Твардовский, главным образом, ошиблись в этих вопросах. Если бы мы не поняли, что мы ошиблись, и дали бы в эту щель противнику пролезть, тогда все спуталось бы. Вот эти люди, новорапповцы, могли бы тогда сказать, что и Твардовский и Фадеев — это космополиты. И смешалось бы все. Началась бы свалка. И эти ничтожные люди, мусор вокруг литературы, смогут нами командовать, если мы не поставим этого вопроса. Даже за Комиссаржевского мы должны отвечать. Мы должны так поставить нашу критику и самокритику, чтобы поднять литературу на более высокую ступень. Мы должны критиковать недостатки друг друга.

У нас серьезные недостатки имеются в драматургии. После первого урока, который мы получили в драматургии, у нас еще много осталось недостатков. Писатель вообще чувствует, откуда идет эта критика, если его не путает человек, стоящий на чуждых ему позициях.

Я согласен с той критикой, которую сделал Симонов в отношении пьесы Софронова «Иначе жить нельзя». Но Софронов недоволен этой критикой. Но здесь такое положение. Надо было сначала ударить по Комиссаржевскому, а потом уже надо было сказать — и даже много сильнее — в адрес Софронова. Тогда ему трудно было бы спорить. Он понял бы, что тот человек ломает ноги неизвестно в чьих интересах, а вот этот человек — другой, он его критикует, наверное, потому, что предостерегает его от ошибок, что любит его, любит литературу, поэтому и говорит правду…

Я сказал, что сомневаюсь, что надо давать премию таким произведениям, — это другое дело. Я прямо на Комитете по Сталинским премиям говорил, что таким пьесам премии давать не следует, но я всюду скажу, что надо рекомендовать, чтобы театры ставили эти произведения, так как они заслуживают положительной оценки. <…>

Так что, хотя мы и совершили крупные ошибки, из них мы можем извлечь очень полезные для нас уроки. Поэтому я завершаю тем, с чего начал. Программа нам дана хорошая, руководство партии за нами обеспечено. Мы должны работать на основе критики и самокритики, работать коллективно, поднимать литературу на все более и более высокий идейно-художественный уровень и помнить, что сейчас главным нашим направлением будет критика и самокритика, что мы больше будем отмечать наши недостатки. Но не надо давать примазываться нашим идейным противникам и путать наши карты, а разоблачать своих идейных противников, не давать им мешать правильным голосам. Неясность линии — эта опасность всегда бывает при групповщине, когда людям непонятно, что противник путает карты.

Этого мы должны избегать. И тогда дело пойдет. А сейчас нам надо хороший порядок в нашей литературе навести. Я, как генеральный секретарь, очень много пережил в связи с этими ошибками, — они ведь не так легко даются, не так просто выступать перед народом и говорить, что я таких вещей не понимал. А это приходится делать, иначе этим воспользуется наш противник, наши враги.

И мне кажется, что мы сумеем навести хороший порядок в нашем литературном деле и на пленуме посмотреть нашу продукцию, раскритиковать ошибки и смелее пойти по дороге, которая указана нам товарищем Сталиным!

(Аплодисменты.)

Тов. Фадеев А. А.:

У нас так случилось, что товарищи Сурков и Грибачев должны были уйти, а они как руководители нашей партийной группы должны были ознакомить с резолюцией партийной группы по вопросу, который мы обсуждали, — о романе Василия Гроссмана и о работе редакции «Новый мир». Я прошу товарища Первенцева огласить этот проект резолюции, который предлагается нашему вниманию от лица партийной группы.

(Тов. Первенцев зачитывает проект резолюции.)

Тов. Тихонов:

Есть замечания по тексту?

Тов. Суров:

У меня два замечания. Во-первых, там, где идет перечисление порочных произведений, надо сказать, что только ротозейством редакции журнала «Новый мир» можно объяснить появление в № 10 журнала статьи Комиссаржевского, направленной к дискредитации советской драматургии.

Тов. Фадеев:

Я считаю, что мы это оговаривать в резолюции не можем, так как это должно быть соответствующим образом мотивировано и объяснено, а иначе получится так, что человек покритиковал Софронова и его выступление считают порочным. Надо об этом написать статью, мы обяжем «Литературную газету» это напечатать. В своем докладе я остановлюсь на этом, и несомненно Комиссаржевский получит по заслугам. Но все это надо обосновать, а без объяснений этого делать нельзя.

Тов. Суров:

И второе предложение. Очень правильно в решении записано, что Казакевич оторван от Гроссмана. Правильно сказано, что Казакевич представил произведение, страдающее крупными идейными пороками. Но Казакевичу указано на серьезные идейные недостатки произведения.

Но совсем другое надо сказать о пьесе Нариньяни «Аноним». Надо сказать, что это клеветническое произведение.