Черубина де Габриак - Исповедь

• Название: Исповедь
• Автор: Черубина де Габриак
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-7784-0040-3

Книга знакомит читателя с жизнью и творчеством поэтессы Серебряного века Елизаветы Ивановны Дмитриевой (Васильевой) (1887–1928) больше известной, под именем Черубины де Габриак.

Впервые в полном объеме представлено ее поэтическое наследие, а также переводы, пьесы. Задача книги — вернуть в русскую литературу забытую страницу.

---

«Там ветер сквозной и колючий…»

Там ветер сквозной и колючий,
Там стынет в каналах вода,
Там темные сизые тучи
На небе, как траур всегда.

Там лица и хмуры и серы,
Там скупы чужие слова.
О, город, жестокий без меры,
С тобой и в тебе я жива.

Я вижу соборов колонны,
Я слышу дыханье реки,
И ветер твой, ветер соленый,
Касается влажной щеки.

Отходит обида глухая,
Смолкает застывшая кровь,
И плачет душа, отдыхая,
И хочется, хочется вновь

Туда, вместе с ветром осенним
Прижаться, припасть головой
К знакомым холодным ступеням,
К ступеням над темной Невой.

Декабрь 1921

«О, нет, я не могу в душе моей бескрылой…»

            О, нет, я не могу в душе моей бескрылой
смириться, онемев…
Пусть в ней горит неудержимой силой
            неотвратимый гнев…

            В размеренных словах, в размеренных движеньях
зачем ее беречь.
Ей в гневе злом, в отравленных сомненьях
            дана другая речь.

            Как острая стрела, пути не уступая,
вся, как один порыв,
душа встает, правдивая, слепая,
            себя до дна раскрыв…

            А в сердце только боль… Ты слов моих не слушай,
безумной не зови.
Гнев опаляющий, он открывает душу, —
            жестокий брат любви.

17 декабря 1921

«В глубоком озере под влагой голубою…»

В глубоком озере под влагой голубою
Сокрыт от жадных глаз господний вечный храм.
И вот моя мечта: туда придем с тобою,
            И вместе будем там.

Там теплятся для нас нетлеющие свечи,
В нетленном золоте — резной иконостас.
И только там придет обетованной встречи
            Благословенный час.

Над нами в воздухе такой неторопливый,
Такой знакомый колокольный звон…
И ясно для тебя в душе моей счастливой
            Твой образ отражен.

Над нами в куполе простерты Херувимы,
Над нами в куполе — горящая звезда…
Вдвоем у Царских Врат — любовь неугасима —
            Ты рядом навсегда.

Тогда, тогда прильну к душе родной и милой,
Душой переступлю последнюю межу…
О, сколько я тебе еще не говорила,
            О, сколько я скажу.

21 декабря 1921

К ГОДОВЩИНЕ ПТИЧНИКА

Они горят и пахнут медом свечи,
А наверху — блестящая звезда…
Сегодня год от нашей первой встречи,
И пусть ведет в грядущие года.

Но кто из нас язык высокой речи
Запечатлеть сумеет навсегда?
Кто пронесет сквозь мглу противоречий
Заветный дар и твердо скажет: «Да»?

Мы все идем. Наш путь суров и труден.
В дыму тоски, в пыли растущих буден
Грядущий год и холоден и нем…
Но знаем мы, как три волхва в пустыне
Шли за звездой в далекой Палестине,
Неся дары и в сердце Вифлеем.

25 декабря 1921

«Опять безжалостно и грозно…»

Опять безжалостно и грозно
Заговорил со мной Господь, —
О, как нерадостно, как поздно
            Она глаза открыла — плоть.
Она глаза свои открыла, —
И дух окован, дух мой — нем…
Какая творческая сила,
            Неутоленная никем!
Блажен, кто благостно и смело
Берет тяжелую печать!
Господь, Господь! Я не умела,
            Я не могла тебя понять.
Я не узнала голос Божий
И плоть гнала, не покорив, —
Зато теперь больней и строже
            Ее мучительный порыв.
Сама в себе, не ждя ответа,
Она встает, дыша огнем…
Так раскаленная комета
            Летит невидимым путем.

Декабрь 1921

«В невидимой господней книге…»

Е. Николаевой

            В невидимой господней книге
рукой карающей написаны слова…
На всех, на всех — тяжелые вериги,
            у каждого душа — мертва…

            Мы все идем, не помня и не зная,
знакомых не встречая глаз…
Тоска. Тоска. Она всегда иная
            для каждого из нас.

            Лишь иногда в любви или обиде
душа засветится огнем,
и вот тогда, любя иль ненавидя,
            мы дышим и живем.

            Живем и ждем, и молим, молим чуда,
глядя наверх, на миллионы звезд,
и кажется порой, что к нам на миг оттуда
            спустился легкий мост.

            Пускай душа горит неукротимей;
здесь на земле, все силы расточа,
в небесном горном Иерусалиме
            за нас пред образом поставлена свеча.

1921

ИЗ «КНИГИ МЕРТВЫХ»

            Горус, светлый сын Изиды,
просветленная душа.
Ты пришел в поля Аменти, —
барка Ра плывет по небу, —
            ты достигнул барки Ра.

            Ра, плывущий в барке света,
многопламенный владыка,
            обрати к нему свой светлый взор.

            Как зерно, что Нил питает,
вырастает в тучный колос,
так душа, приявши Бога,
Богоматерью зовется,
из себя рождая Сына —
            отпрыск Солнца и Земли.
            Ра, плывущий в барке света,
многопламенный владыка,
            Нас, земных, благослови.

«Душа разве может быть грубой…»

Душа разве может быть грубой.
Никто не пришел помочь…
Как запекаются губы
            В бессонную ночь.

Становятся слабыми руки,
Становишься вся бледна…
Ах, горче не будет муки,
            Как ночь без сна.

Дневные стираются грани,
И в темноте не поймешь,
Где злая правда страданий,
            Где только ложь…

В висках, до утра не смолкая,
Горячая кровь стучит.
Зачем я стала такая?
            Зачем этот стыд?

Когда же исполнятся сроки,
И есть ли предел судьбе?
Как хочется быть жестокой
            К самой себе.

«Ты сделай так, чтоб мне сказать „Приемлю…“»

Ты сделай так, чтоб мне сказать «Приемлю,
Как благостный предел, завещанный для всех,
Души, моей души не вспаханную землю
И дикою лозой на ней взошедший грех».

Чтоб не склоняться мне под игом наважденья,
А всей мне, всей гореть во сне и наяву,
На крыльях высоты и в пропасти паденья.
Ты сделай так, чтоб мне сказать: «Живу».

1 января 1922

«Книгу открывала и читала снова…»

Книгу открывала и читала снова:
«Все на свете тленно. Суета сует…»
Господи. А к жертве я ведь не готова
И последней воли в моем сердце нет…

Много лет молилась по узорным четкам,
Глаз не поднимала, не спала ночей…
Только вот не стало мое сердце кротким.
Голос чей-то слышу, но не вспомню чей.

Пагубные речи слушать бы не надо,
Сам Господь сказал нам: «Суета сует…»
Тихий голос манит, шепчет: «Падай, падай,
Слаще этой муки не было и нет…»

Много лет молилась, душу сберегая
Вот на эту муку, вот на эти дни…
А теперь мне душно, я совсем другая…
Только не гони.

Январь 1922

«Погоди! Не касайся, не трогай!..»

Погоди! Не касайся, не трогай!
Ты была на неправом пути,
У чужого стояла порога, —
И, вот видишь, пришлось отойти.
            Все могло быть больнее и хуже, —
            В сердце много и страсти, и зла, —
            По дороге блестящие лужи
            Застывали осколком стекла.
Где-то лай раздавался собачий,
На панелях — замерзшая грязь…
Не могло твое сердце иначе,
Не могло покориться, смирясь!
            И по улицам грязным и темным
            Ты всю ночь проходила тогда…
            Мир казался пустым и огромным,
            С крыш по каплям стекала вода.
Солнце высушит зимнюю слякоть,
Небо станет опять голубей, —
Только ты, чтобы больше не плакать,
            Лучше сердце разбей!

10–11 февраля 1922

«Вы все, ушедшие, мне близки стали снова…»