Арнольд Беннетт - Повесть о старых женщинах

• Название: Повесть о старых женщинах
• Автор: Арнольд Беннетт
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1989

Роман известного английского писателя Арнольда Беннета (1867–1931) «Повесть о старых женщинах» описывает жизнь сестер Бейнс и окружающих их людей. Однако более всего писателя интересует связь их судеб с социальными сдвигами в развитии общества.

---

— А теперь, мистер Скейлз, вы должны попробовать мои пирожки. Вы ведь знаете, что за каждый съеденный сегодня пирожок{26}, вам прибавится один счастливый месяц, — напомнила ему миссис Бейнс.

Он поклонился.

— Я как раз шел от мистера Лотона, когда со мной приключилась беда, — и он рассмеялся.

Затем он рассказал о своей схватке с грабителями, которая, однако, тянулась недолго, потому что у противников не хватило отваги. Он поскользнулся и ударился локтем о край тротуара, мог бы сломать локоть, если бы не толстый слой снега. Нет, теперь ему не больно, наверное, это просто ушиб. Ему повезло, что злодеи не одолели его, ведь у него в записной книжке лежала крупная сумма в векселях — оплаченные счета! Он не раз думал, как было бы прекрасно, если бы торговые представители разъезжали в сопровождении собак, особенно зимой. Нет ничего лучше собаки.

— Вы любите собак? — спросил мистер Пови, который давно лелеял тайную, но неосуществимую мечту завести собаку.

— Да, — ответил мистер Скейлз, повернувшись к мистеру Пови.

— И у вас есть собака? — спросил мистер Пови.

— У меня фокстерьер — сука, — ответил мистер Скейлз, — она получила первый приз в Натсфорде{27}, но теперь стареет.

Упоминание пола в этой комнате прозвучало как гром среди ясного неба. Мистер Пови, человек светский, сделал вид, что ничего не произошло, трепещущие локоны миссис Бейнс явно возражали против излишней грубости. Констанция притворилась, что ничего не слышала, а Софья, по понятным причинам, в самом деле ничего не слышала. Мистер Скейлз и не подозревал, что нарушил конвенцию, согласно которой у собак нет пола. Более того, он не подозревал, какой славой пользуются в городе сладкие пирожки миссис Бейнс. Он еще до прихода к миссис Бейнс съел больше сладких пирожков, чем ему хотелось, и ей не удалось вызвать у него тот восторг, который она привыкла наблюдать у всех, кто их пробовал.

Зачарованный, мистер Пови продолжил разговор о собаках, и становилось все более ясно, что мистер Скейлз, который, вместо того чтобы присутствовать в благопристойном костюме из тонкого сукна на новогодней всенощной, выезжал в вечернем платье в свет, который был знаком с сильными края сего и который держал собак неподобающего пола, не был ни обычным странствующим приказчиком, ни человеком того сорта, к какому привыкли жители Площади. Он явился из другого мира.

— У адвоката Лотона вечер закончился рано, во всяком случае, мне кажется… — запнулась миссис Бейнс.

Помолчав, мистер Скейлз ответил:

— Да, я ушел, как только пробило двенадцать. Завтра, то есть сегодня, у меня трудный день.

Для долгого визита время было неподходящее, и мистер Скейлз собрался уходить. Он признался, что ощущает слабость («неможется», — шутливо сказал он, гордясь знанием местного диалекта) и жжение в локте; в остальном он чувствует себя хорошо благодаря гостеприимству миссис Бейнс… Он, право, сам не понимает, как очутился на крыльце ее дома. Миссис Бейнс настаивала, чтобы он, если встретит по пути к «Тигру» полисмена, сообщил ему все подробности разбойного нападения, и он пообещал исполнить это.

Он откланялся с изысканной вежливостью.

— Если у меня будет свободная минутка, забегу к вам завтра утром, дабы сообщить, что я в порядке, — обратился он ко всем присутствующим.

— О, пожалуйста! — воскликнула Констанция. Безграничная наивность Констанции делала ее иногда странным образом развязной.

— Счастливого Нового года!

— Спасибо! Вам тоже! Не пропадайте.

— Вверх по Площади и первый поворот направо, — с присущей ему деловитостью сказал мистер Пови.

Говорить было больше не о чем, и гость бесшумно исчез в снежном вихре.

— Б-р-р, — пробормотал мистер Пови, закрывая дверь. И каждый подумал: «Какой странный конец года!»

— Софья, детка… — начала было миссис Бейнс.

Но Софья уже скрылась в спальной.

— Скажи ей о новой ночной сорочке, — поручила миссис Бейнс Констанции.

— Хорошо, мама.

— Не уверена, что мне так уже нравится этот молодой человек, — размышляя вслух, сказала миссис Бейнс.

— Но, мама, — возразила Констанция, — мне кажется, он очень мил.

— Он всегда избегает смотреть в глаза, — заметила миссис Бейнс.

— Ну, мне-то этого не говорите! — рассмеялась Констанция, целуя мать на ночь. — Вам просто досадно, что он не похвалил ваши пирожки. Кто-кто, а я это заметила.

IV

— Если кто-нибудь воображает, что я намерена и дальше терпеть холод в этой мастерской, то он ошибается, — громко, так что слышала мать, заявила Софья на следующее утро и со шляпами в руках отправилась вниз — в лавку.

Она делала вид, что сердится, но этого и в помине не было. Наоборот, она была полна радости и доброжелательства ко всем окружающим. Будь она в обычном расположении духа, она приложила бы все силы, чтобы находиться вне лавки, она была бы сурова и погружена в раздумье. Поэтому ее пребывание на первом этаже и ее настроение вызвали любопытство у трех молодых мастериц, которые шили, сидя вокруг печки в середине лавки, заслоненные огромной кипой рубашечной ткани и грубого полотна, громоздившейся у входа.

Обе сестры расположились в уголке Констанции. У них под ногами лежали горячие кирпичи, на плечи были накинуты тонкие вязаные шали. Им было бы уютнее возле печи, но величие требует жертв. Погода была на редкость суровой. Окна покрылись снаружи плотными ледяными узорами, так что искусство мистера Пови в украшении витрин пропадало зря. И — редчайший случай! — двери лавки были закрыты, обычно же они бывали не просто открыты, но и несколько заслонены выставкой «дешевых товаров». Мистер Пови, посоветовавшись с миссис Бейнс, решил закрыть дверь, отказавшись от привычной выставки. Кроме того, мистер Пови, дабы немного согреть свои члены, надев кожаные рукавицы, лично помог двум поденным рабочим соскрести мерзлый снег с тротуара. Все это вместе взятое свидетельствовало точнее барометра, какой трескучий стоит мороз.

Мистер Скейлз пришел около десяти часов. Вместо того чтобы подойти к прилавку мистера Пови, он смело направился к уголку Констанции и заглянул туда поверх коробок, с улыбкой здороваясь. Обе девушки искренне обрадовались его приходу. Обе покраснели, обе рассмеялись, не сознавая, чему смеются. Мистер Скейлз сообщил, что уезжает, и забежал лишь на минутку, чтобы поблагодарить за доброту, проявленную накануне вечером, «то есть, вернее, сегодня утром». Девушки опять ответили смехом на его шутку. Речь его отличалась необыкновенной простотой. Однако им она казалась волшебно привлекательной. Вошла покупательница. Одна из мастериц поднялась с места, однако хозяйские дочери не пошевелились. Согласно этикету, принятому в лавке, хозяйским дочерям не полагалось обращать внимание на покупателей, особенно случайных, пока помощница не позовет их. В ином случае любая дама, пожелавшая купить тесьмы на один пенни, будет надеяться, что ею займется миссис Бейнс или мисс Софья, если мисс Софья на месте, что было бы нелепо.

Софья, взглянув краем глаза, обнаружила, что помощница беседует с покупательницей; потом помощница бесшумно прошла позади прилавка и приблизилась к уголку.

— Мисс Констанция, можно вас на минуточку? — тихо спросила она.

Констанция погасила улыбку, предназначенную мистеру Скейлзу, и, повернувшись, засветилась совсем иной, покровительственной улыбкой, предназначенной покупательнице.

— Доброе утро, мисс Бейнс. Холодно, не правда ли?

— Доброе утро, миссис Четтерли. Да, да. Вас, вероятно, интересуют эти… — Констанция осеклась.

Софья осталась наедине с мистером Скейлзом, ибо, для того чтобы обсудить с миссис Четтерли не могущий быть названным вслух предмет, ее сестре пришлось медленно пойти вдоль прилавка. Софья мечтала о разговоре наедине, как о чем-то чудесном и неосуществимом. Но случай ей благоприятствовал. Она осталась с ним один на один. Его красиво причесанные светлые волосы, голубые глаза и изящный рот казались ей прекраснее, чем всегда. Ничто в жизни ни разу не поразило ее так, как его благовоспитанность. И ее врожденная склонность к гордости и аристократичности, таившаяся в глубине ее натуры, воспряла и бросилась на его джентльменскую благовоспитанность, как изголодавшееся животное на пищу.

— В последний раз, когда я вас видел, — произнес мистер Скейлз каким-то незнакомым тоном, — вы сказали, что никогда не бываете в лавке.

— Как? Вчера? Разве?

— Нет, я имею в виду последний раз, когда видел вас одну, — сказал он.

— А! — воскликнула она. — Я здесь случайно.

— Вот и тогда вы сказали то же самое.

— Правда?

Что же польстило ей и пробудило ее прелестную живость — его манера держаться или суть того, что он говорил?