Марк Вишняк - Годы эмиграции

• Название: Годы эмиграции
• Автор: Марк Вишняк
• Издательство: Директ-Медиа
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4475-8340-8

Вниманию читателей предлагаются мемуары Марка Вениаминовича Вишняка (1883–1976) – российского публициста, литератора, эмигранта, известного деятеля культуры русского зарубежья. События, описанные в книге, охватывают 1919–1969 гг. Автор рассказывает о социально-политической обстановке в Европе и России, о своей жизни в эмиграции

---

Надо отметить, что тактика эсеров нередко определялась географией местонахождением. Это обстоятельство не могло, конечно, не влиять и на умонастроение находившихся у большевиков под тюремным замком. Оно определяло, вероятно, и высказывания эсеров, находившихся в пределах досягаемости военных диктаторов. Так, один из будущих сотрудников Чернова в пражской «Революционной России», Григорий Ильич Шрейдер, в бытность на юге России писал в екатеринодарской «Родной Земле»: «При данных условиях Добровольческая армия является необходимым соучастником в той общей работе, которая направлена на оздоровление и возрождение нашей измученной родины».

Другим вопросом, также унаследованным от неудач гражданской войны, был вопрос об интервенции иностранных держав в русские события. Общераспространенным взглядом было, что всякая интервенция – зло, военная же зло сугубое, возмутительное и недопустимое. Такого мнения держалось и Совещание членов Учредительного Собрания. В оценке интервенций, имевших место в 1918–1919 годах в России, я разделял отрицательное мнение, ставшее общим: их безыдейность, незначительность и своекорыстность признавали и активные участники этих интервенций. Но то, что было, при всей своей бесспорности, не могло служить доказательством, что так и будет, не может не быть, должно быть. Это не следовало ни логически, ни политически. Так рассуждал я в Париже. По-видимому, аналогичные соображения не были чужды и Южному Бюро Центрального Комитета, собравшемуся в Одессе в феврале 1919 года на Южно-Русскую Конференцию, о которой упоминается выше.

И виднейшие члены ЦК – Гоц, Тимофеев, Евг. Ратнер и Лункевич, очутившиеся на юге России, отказались безусловно отвергнуть «всякое вмешательство в русские дела при современной мировой обстановке». И они допускали, что «Партия С.-Р. могла бы его санкционировать», но «только в том случае, если бы это вмешательство осуществлялось при наличии тесного общения русской демократии с демократией Запада» (ср. «Современный момент в оценке Партии Социалистов-Революционеров», Париж, 1919; тезис 8-й).

Проблема интервенции имеет длительную и сложную историю – теоретическую и политическую. Некоторые теоретики международного права считают ее даже одной из самых трудных, – каждое государство решает ее по-своему и в разное время по-разному. Советское же правосознание, по обыкновению, проблему упростило и вульгаризировало. За время пребывания в эмиграции я напечатал множество статей об интервенции и в общем продолжаю думать как раньше. Как для великой французской революции, так вопрос об интервенции оставался больным вопросом и для русской Февральской революции. Он стал и свидетельством безграничного лицемерия и двурушничества советской власти. Строя свою международную политику на активном вмешательстве во внутренние дела других государств при посредстве, в частности, Коминтерна, Советы не переставали заверять весь мир, что они, и только они, держатся политики невмешательства и самоопределения. И так происходило не только при Сталине, но и при Ленине в 1921 году при «освоении» Грузии, а при Сталине – Балтики, Калининграда (б. Кеннигсберга) и Курильских островов.

Последние были аннексированы Сталиным на конференции в Ялте. В день подписания японцами «акта безоговорочной капитуляции», по выражению Сталина, 2 сентября 1945 года, Сталин в «Обращении к народу» дал свое оправдание и обоснование такому освоению. «У нас есть еще особый счет с Японией», – говорил Сталин, надо было «ликвидировать» «черное пятно», которое лежало на стране после понесенного царским правительством в 1904 году поражения, а «это означает» (!), пояснял оратор, опираясь на попустительство, если не на прямое одобрение Рузвельта и Черчилля, что «Курильские острова отойдут к Советскому Союзу и отныне будут служить ...базой обороны нашей страны от японской агрессии» (Эта мотивировка прошла мимо того, что Курильские острова отошли к Японии в 1875 г. в итоге обмена территориями с Россией, что признают и советские историки.). Так и произошло: Курильские острова вошли в состав Сахалинской области в РСФСР.

Эти вооруженные интервенции и сопровождавшие их аннексии происходили во время войны и при заключении мира с внешним неприятелем. Преемник же Ленина и Сталина, Хрущев, практиковал вооруженную интервенцию в союзные, «социалистические и братские» Венгрию, Польшу и Восточную Германию в мирное время. Наследники же их, Брежнев с Косыгиным, поразили воображение даже лояльных Москве и ленинизму коммунистов Италии, Франции, скандинавских стран, Финляндии, Бельгии, Соединенных Штатов, Англии, Югославии, Румынии своим неожиданным и возмутившим международное общественное мнение вторжением в Чехословакию.

Между тем вторжение пяти коммунизированных государств под главенством советского маршала Гречко 21 августа 1968 года в Чехословакию логически и политически связаны со знаменитыми 21 пунктами, выработанными Лениным в 1920 году, как условие допущения в созданный им Третий Интернационал французских социалистов, а за ними и социалистов других стран, порвавших с социалистическими партиями и заделавшихся коммунистами. Предпосылкой 21 пункта и 3-го Интернационала было ленинское упрощенное понимание социализма, коммунизма, марксизма и прочего, как единственно-истинное и неопровержимое, всякое же иное, как еретическое и крамольное. Коммунистическое движение считало себя монолитом, а Москву и советскую компартию своим гегемоном.

Вторжение в Чехословакию армий пяти московских сателлитов под главенством советского маршала Гречко ярко иллюстрировало верность нынешнего коммунистического руководства «военному коммунизму» 1920 года. Брежнев на съезде польской компартии 12 и 13 ноября 1968 года решил дополнить или исправить, разъяснить ленинскую теорию и практику интервенции. Он дал откровенно двуличное оправдание вторжению в Чехословакию по формуле: от вас, империалистов, к нам в «социалистическое содружество», это интервенция, от нас к вам это – братская помощь, даже если о помощи никто не просил и ее не желал. По новейшему толкованию того, что творила 50 лет Советская власть, компартии Варшавского блока государств, входящих и в организацию Объединенных Наций, связаны своими специальными «социалистическими» обязательствами: когда угроза (даже мнимая, выдуманная) нависает над одним членом блока, «она становится проблемой не одного лишь народа этого государства, но общей проблемой и касается всех социалистических государств». Они связаны особой «международной солидарностью», которая и оправдывает насильственное вторжение в Чехословакию.

На московском Совещании компартий в июне 1969 года, защищая вооруженную интервенцию в Чехословакию, Брежнев несколько смягчил свою «доктрину». Он провел различие между «большой и малой лояльностью» братских партий по отношению к их гегемону – советской компартии. Это нисколько не меняло положения, поскольку и при большей и меньшей лояльности суверенитет сателлита подлежал ограничению сравнительно с доминирующим над ним Советским Союзом.

Помимо откровенной аннексии, Советы практиковали и интервенцию, даже вооруженную и даже в отношении к своим «братским», «социалистическим» партиям и странам. Началось это еще при Ленине, продолжалось при Сталине и Хрущеве и достигло вызывающей формы при Брежневе и Косыгине, когда вооруженная интервенция СССР и большинства его сателлитов возмутила даже коммунистов. Двурушничество не было индивидуальной чертой Троцкого или Ленина, оно было родовой чертой коммунистов с тем различием, что у одних, как у Ленина, который никого не опасался и ничего не стеснялся, двурушничество граничило с цинизмом, тогда как у других оно прикрыто было лицемерием. Так или иначе двурушничество прочно вошло в то, что после смерти Ленина стало именоваться «ленинизмом».

Ленин публично отвергал пацифизм и издевался над пацифистами, защищая войну, конечно, «нашу», «освободительную». То же проделывал он и с интервенцией, своей, оправданной и благотворной, когда ее практиковали коммунисты, и преступной, когда она бывала направлена против них. В ленинские времена коммунисты презирали Лигу Наций, а когда все же в нее вошли, вынуждены были вскоре, с войной против Финляндии, ее покинуть. В организации нового международного объединения, ООН, Советы приняли самое активное участие и заняли привилегированное положение, как «первоначальный» ее член и «постоянный» член Совета Безопасности с правом вето, которое они, не в пример прочим постоянным членам, использовали 104 раза, не считая случаев, когда в предвидении неминуемого вето, Совет Безопасности заранее обрекал себя на пассивность. Между тем в основе ООН, лежит, как лежал и в Лиге Наций, принцип коллективной безопасности, цинично нарушенный вторжением в Чехословакию. Может быть, осознав это после вторжения, когда сорвалась версия, будто интервенты явились по приглашению самих чехов, надумана была «доктрина Брежнева» о специальной связанности коммунистических стран обязательством всяческой помощи в случае угрозы социализму. Неписаное нигде «обязательство» это, – конечно, явно нарушило скрепленный и подписью представителя СССР Устав ООН.