Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 2

• Название: Собрание сочинений в 4 томах. Том 2
• Автор: Николай Погодин
• Издательство: Искусство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1973

Во второй том Собрания сочинений Н. Погодина включена трилогия о В. И. Ленине — «Человек с ружьем», «Кремлевские куранты» и «Третья, патетическая», за которую автор получил Ленинскую премию, а также произведения разных лет, написанные на историко-революционную тематику: «Заговор Локкарта» («Вихри враждебные»), «Багровые облака» и «Не померкнет никогда».

---

Ленин (очень весело). Если мы с вами дошли до таких пределов, что вам приходится защищать мои теории от меня же самого, то… то я буду с вами крайне серьезен. Надеюсь, вы не примете за легкомыслие мой веселый тон. Вот сию минуту, увидевши вас здесь на скамейке, покойного, усталого, задремавшего, я как-то очень ясно и просто понял, что вас зря вызвали докладывать, что за вас не надо беспокоиться… А теперь, после моего не очень стойкого, как вы могли заметить, сомнения насчет воинственности ткачей, я вам скажу очень серьезно: вы поколотите Колчака. И вообще мы их поколотим. Пропасть, гибель, петля… все это есть и останется. Если взять самую совершенную, самую беспощадную логику, какой обладают математики, то мы по этой логике давно уже не существуем… Скатились в пропасть, и «ау». И все-таки мы их поколотим. А почему? Вот тут есть мудрость… Не моя собственная… мудрость истории, классовая. И лучше им с нами не связываться. Но сие есть великолепные мировые вопросы. А сейчас вопрос простой. Сапог надо?

Фрунзе. Я ничего просить не буду. Мне через край достаточно того, что вы мне дали.

Ленин. Дал… а как?.. Ах, в ином смысле. Может быть… Тогда будем считать, что наша официальная аудиенция не состоится и вы свободны. Если сможете сейчас выехать, то поезжайте. Или есть дела?

Фрунзе. Я добуду паровоз и немедленно уеду.

Ленин. И на прощанье… Трудно?

Фрунзе. Сложно.

Ленин. Сложно, знаю… Вообразите, Фрунзе, когда мы брали власть, то это, наверно, было в тысячу раз сложнее, чем ваше положение за Волгой. Но я знал, что власти мы не отдадим. И меня безумно увлекала мысль, как мы это сделаем. А вас увлекает?

Фрунзе (после молчания, восхищенно и сдержанно). Владимир Ильич, клянусь вам, я разобью Колчака на Волге.

Ленин. Ну-с… я, кажется, отлично отдохнул на воздухе.

Фрунзе. Я тоже.

Молча пожали руки. Ленин удаляется. Идут Митяй и Трушин.

Трушин (Фрунзе). Дорогой товарищ… товарищ командир… скажите нам… тот человек… не он ли Ленин?

Фрунзе. Он… Ленин.

Трушин (Митяю). Я говорил тебе… озоруешь.

Митяй. Такой вот… ходит… смеется… и ничего.

Фрунзе. Смеется… ходит… и ничего.

Митяй. А он ведь бог… Когда мать моя меня в Москву провожала, то сказывала. А чо? Нет? Так я вам и поверил. Трушин. держись… теперь умаю, пока не осерчаешь.

Фрунзе. До сих пор не осерчал?

Митяй. Осерчает.

Трушин. Отвяжись наконец. Людей великолепных посовестись.

Митяй. А чо? Я ведь тебя не убиваю. Поозоровать уж нельзя?

Фрунзе. Озоруй, Митяй, озоруй.

Занавес

Действие первое

Картина первая

Штаб Фрунзе в Самаре. Кабинет командующего. Утро. Адъютант и Стрешнев раскладывают военные карты.

Адъютант (хохочет). Не смешите. У меня кашель, пощадите.

Стрешнев (говорит четко и грубовато). У вас актерский хохот, поддельный, барабанный. Вам нечего сказать.

Адъютант. Да, я актер, артист, притом актер первого положения, премьер. А вы известный царский генерал, премьер особого рода. Я адъютант, а вы — начальник штаба, какого черта вы подковыриваете меня — «актер», «актер»! Французская революция из сапожников делала маршалов.

Стрешнев. Благодарю вас за урок, но я не подковыривал вас, как вы изволили выразиться. Ваш смех ненатурален, дорогой мой, ибо над чем же тут смеяться? Что Фрунзе — генерал? Конечно, генерал. Армейский генерал… У Фрунзе есть другая фамилия — Михайлов. Я в Петрограде многое слыхал о генерале Михайлове.

Адъютант. Нет, это анекдот!.. Михайлов — вы поймите, — Михайлов — это подпольная кличка. В Ивановской губернии Фрунзе известен под именем Арсения. Следуя вам, все попы скажут, что Фрунзе был епископом Арсением.

Стрешнев. Вы каламбурите, а я вам говорю серьезно. Адмирал Колчак понятия не имеет, кто появился перед ним на Волге. Я вам предсказываю небывалую военную дуэль двух полководцев. Над Колчаком нельзя смеяться…

Адъютант. Я не смеюсь.

Стрешнев. У нас, у русских, есть нехорошая черта — кичливость… (Добавил.) От некультурности, по-моему. Колчак способный человек, противник грозный.

Адъютант. Позвольте, По-моему, все это слово в слово вчера говорил Михаил Васильевич Фрунзе на военном совещании.

Стрешнев. Да. (Горячо.) Да! И это и подтверждает, что у Фрунзе большой военный опыт, что он человек реальный, образованный.

Адъютант. Никакого военного опыта у Фрунзе нет.

Стрешнев. Вы просто спорщик.

Адъютант. А вы — упрямый старик.

Стрешнев. Старик, который кое-что видел на свете и восхищен военными доктринами господина Фрунзе.

Адъютант. Вы, Ипполит Антонович, — человек своей касты, весь мир делите на военных и штатских. По одну сторону — наполеоны, по другую — шляпы.

Стук в дверь.

Войдите.

Входит Дронов.

Дронов. Здравствуйте, товарищи.

Адъютант (устраивается в кресле, делает маникюр). Здравствуйте, товарищ комбриг.

Дронов. Не знаете ли вы, зачем я вызван?

Адъютант. А кто вас вызывал?

Дронов. В бригаду звонили по телефону, а связист оказался бестолковым.

Адъютант. Бестолковых надо заменять толковыми.

Дронов. Все нас учат, бедных. Мода стала — учить.

Адъютант. Ученье — свет, неученье — тьма.

Дронов. Конечно, такая вот, например, обстановка соответствует…

Адъютант. Чему?

Дронов. Чтоб соблюдать внешний вид, благородство туалета и тому подобное.

Адъютант. Для того чтобы остричь черные ногти, товарищ комбриг, не надо жить в губернаторском доме.

Дронов (пряча руки в карманы и сердясь). Мы там по трое суток сапог не снимаем.

Стрешнев. Извините меня, я человек закоренелый, я — анахронизм, пережиток, мумия, но в прежние годы мы не могли явиться к своему командиру в столь живописном и небрежном виде. В этом была не только форма или традиция, но уважение.

Дронов. Чинопочитание.

Стрешнев. Служба, дорогой мой, жестокая военная служба. Но я вас лично не порицаю. Здесь есть более серьезные явления — упадок дисциплины среди командиров. А политические органы рекомендуют вас, товарищ Дронов, как достойного начальника.

Входит вестовой.

Вестовой. Товарищ адъютант, тут пришел Чапаев, командир. Вас просит. (Уходит.)

Адъютант (подумал). Чапаев… Что-то я не слыхал. У нас, кажется, такого командира нет.

Дронов. Он давно отчислен.

Адъютант выходит.

Стрешнев. Как вы находите положение вещей на фронте?

Дронов (угрюмо). Сила солому ломит.

Стрешнев. Применительно к стратегии это не всегда верно.

Дронов (с некоторой резкостью). По карте с циркулем я сам люблю заниматься стратегией, да только колчаковцы циркуля не боятся. Я говорю: сила солому ломит.

Стрешнев. Относительно соломы это справедливо, но солома продукт мертвый, лишенный мышления. Как же мы с вами можем уподоблять себя соломе?

Дронов. Одним мышлением много не навоюешь. Я говорю, сила нужна.

Стрешнев. Можно подумать, что вы к мышлению относитесь с некоторым недоверием.

Дронов. Товарищ начальник штаба, мышлением хорошо заниматься в кабинетах, а мы воюем.

Стрешнев (пожал плечами). Вы что же, дорогой мой, войну считаете профессией балбесов?

Дронов. Я вам говорю, сила нужна, сила!

Стрешнев. Вы кто — боксер, тяжеловес, борец Иван Поддубный[111], что ли?

Дронов. Я простой человек.

Стрешнев. Очень печально.

Входит адъютант.

Адъютант. Что за человек Чапаев — не пойму. Он мне заявил, что прошел военную академию.

Стрешнев. Что?.. Когда прошел?

Адъютант. Да вот теперь, закончил академическое образование.

Стрешнев. Голубушка, для этого нужен срок гораздо больший, чем существует Советская власть.