Владимир Барвенко - Утро чудес

• Название: Утро чудес
• Автор: Владимир Барвенко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1989
• ISBN: 5-235-01147-3

Проникнутая светлым лирическим чувством, психологически достоверная повесть В. Барвенко рассказывает о юности паренька из небольшого провинциального города.

---

Мы вошли в парк, и я с ужасом подумал, что в любую минуту может оборваться звонкое журчание Ларискиного голоса — она уйдет, и я останусь один на один с Ирочкой, и все вокруг будут пялить на нас глаза — помрешь от стыда.

Но болтушка Евко, к счастью, не собиралась покидать нас. Она в очередной раз поменяла тему и теперь вещала о какой-то придурковатой тете Кате, которая разводит кошек, устроила в своей квартире кошачий питомник и дарит всем котят.

— Ой, Иринка, такие чудненькие мордашки! Такие чудненькие! — восклицала Евко.

Впрочем, я слушал Лариску невнимательно. От волнения я вообще едва переставлял ноги, будто пробирался на ощупь сквозь горячий туман. Вы, должно быть, помните, как это бывает. Шагаешь ни жив ни мертв. Мир окружающий — сам по себе, ты в нем — сам по себе, но очень хочется сблизить, слить воедино эти два существования, обрести, наконец, себя — вздохнуть полной грудью и запеть, может быть, закричать от счастья. Но этого как раз и не получается. О чем я тогда думал? Да и о чем может думать мальчишка на первом свидании? О том, что жизнь прекрасна мигом волшебства, который уже никогда не повторится в этом своем первозданном виде — такой очень наивный и святой миг? Нет-нет, ничего подобного мне и в голову не приходило. Честное слово, было ужасно сознавать, что вот-вот уйдет Лариска и мы останемся вдвоем. Только вдвоем…

Возле летней эстрады мы остановились. Духовой оркестр исполнял вальс «На сопках Маньчжурии». Музыканты — сплошь старички — держались спокойно, важно, а руководитель, толстенький, краснолицый человек с петушиным хохолком рыжих волос, суетился перед ними, смешно подскакивал, выписывая руками вензеля. Мы послушали немножко, и тут Лариска вдруг вспомнила о том, что ее дома ждут дела. Ей надо помочь маме. Однако я уже мало-помалу освоился, даже предложил проводить Лариску, но та наотрез отказалась, заторопилась.

И мы остались вдвоем. Я свернул с главной аллеи. Ирочка безропотно пошла следом.

Было душно, в отяжелевшем от дневных испарений воздухе пахло отцветающей акацией.

— У вас классная Анна Петровна, географичка? — тихо спросил я.

— Да, Анна Петровна, а что? — ответила Ирочка, с каким-то испуганным любопытством заглянув мне в лицо.

Я отлично знал, что классная руководительница у них Анна Петровна, географичка. Просто навстречу шла женщина, похожая на нашу географичку. Я даже вздрогнул. Вот я о ней и спросил — молчать уже было невмоготу. И теперь надо было как-то выкрутиться, чтобы не выглядеть в ее глазах идиотом.

— Нет, ничего. Географичка строгая, — начал я коряво. — Такой мощный предмет, столько интересного в мире, а она все по учебнику, шпарит от параграфа к параграфу. Ни одного случая не рассказала. Могла бы что-нибудь из путешествий Джеймса Кука или Магеллана. Или об испанских завоевателях-конкистадорах. Там такие дела…

— А нам она рассказывала на классном часе про вулканы. И еще про гибель «Титаника», — возразила Ирочка, не очень, правда, уверенно.

— На классном часе — на уроке, — проговорил я, теряя интерес к географической теме. Конечно, я мог бы рассказать Ирочке об испанских конкистадорах вместо Анны Петровны, читал я про них, но не покажусь ли я ей хвастуном?

…На следующий день и последующий мы снова гуляем в парке. Гуляем и молчим. Я уже не волнуюсь так, как в первый день, и мог бы, конечно, говорить о чем-нибудь. Например, о своих картинах или прочитанных книгах. Да мало ли о чем. Но говорить ни о чем не хочется, и я все время думаю о том, что дома на мольберте меня ждет картина «Ночная купальщица». В июне я почти не прикоснулся к ней. Правда, были на то серьезные причины — экзамены и вот работа на строительстве спортзала в школе. Но для художника — это, пожалуй, не оправдание. Все-таки можно было найти время для картины.

А в очередную нашу встречу я вдруг обнаруживаю, что у Ирочки не такие огромные глаза и косички совсем тоненькие. И вся она какая-то совсем не такая. Почему я решил, что Проявкина — красивая девчонка? Эсмеральда. Ничего особенного. Девчонка как девчонка. Да и не в одной красоте дело. Просто оказалось, что нам не о чем спорить. Ирочка ни разу серьезно не возразила мне, и мы ни разу не поссорились. А так, наверное, не бывает.

Словом, дружбы у нас не получилось. Но Лидке я об этом не сказал. Неловко, и вообще, какое Степанковой дело. Но вечерами я не ходил в парк, и Лидка однажды в разговоре насмешливо заметила:

— А твоя Проявкина все-таки дылда.

— Выдумываешь, — без энтузиазма возразил я, уклоняясь от разговора. По-моему, Лидка все поняла.

Наступил июль. Он принес зной и скуку. От терриконов, как от жаровен, понесло прогорклым чадом, и синеватая пыль под ногами, под автомобильными шинами стала ядреной. Старый цыган-жестянщик, делая утренний и вечерний обход наших улиц и покрикивая: «Чиню ве…о…дра…а…стрюли», только усиливал эту скуку, томление. Я всякий раз встречался с ним — бородатым, в нищенской одежде человеком с кругляшком жести на плече, когда шел на работу в школу или возвращался с нее. У жестянщика были тяжелые, остекленелые глаза. Они мертво сидели в глубоких темных глазницах, очень страдающие и гневные.

В первых числах июля мы закончили работы в школе, то есть наши, восьмые уже, классы. Конечно, до открытия спортзала было еще далеко. Но зал получался на славу. Теперь школа с пристройкой стала походить на гигантскую букву «Т».

В июле Лидка уехала в Таганрог на спортивные сборы, а потом и я — в пионерский лагерь на Черное море на две смены. Я бы никогда не согласился на две смены, но мама, помня о моей болезни весной, уговорила — ей немалых трудов стоило выхлопотать путевки. Впрочем, я впервые ехал к морю и надеялся, что буду писать морские пейзажи. Я взял с собой все необходимое. Холст с «Ночной купальщицей» я спрятал за шифоньер, подальше от материных глаз…

* * *

Из пионерского лагеря я вернулся в конце августа. Город кутали тучи, моросил зябкий дождь — предвестник осени. Мама меня не встретила, но я не огорчился. Я знал, у мамы сейчас очень много работы…

Под вечер забежала Лидка, воскликнула:

— Ой, какой ты черный! — Она поздоровалась со мной по-мужски за руку, бесцеремонно повернула меня к окну. — Слушай, по-моему, ты возмужал. Ну, теперь тебя не волнует твой нос?

Я смутился — чего это она вспомнила? Некогда мне думать о всяких глупостях.

У Степанковой оказалось много новостей, и самая главная: Лидка на сборах выполнила норматив первого взрослого разряда. Об этом она писала мне, а теперь вот рассказала подробно. Конечно, я рад за нее. Мои успехи были скромнее. Я показал ей альбом с рисунками и один морской пейзаж в акварели. И еще я сказал, что в лагере много играл в футбол и вообще не прочь бы серьезно заняться футболом.

Мы вышли во двор. Под вечер распогодилось. С неба сбежали тучи, оставив редкие серебристо-белые облака, тонкие и круглые как блюдечки. Солнце, спрятавшись за терриконик, оплескало мрамор породы последним закатным золотом. Во дворе смазались тени. После дождя прохлада была еще по-летнему мягкой, но Лидка отчего-то съежилась и стала будто бы совсем маленькой. Она была в полосатом платьице с белым кружевным воротничком. В этом платье я прежде ее не видел. По-моему, оно ей к лицу.

Лидка села за стол под абрикос, я — напротив. Улыбнувшись, она наскоро переплела конец косы потуже, сколола невидимкой и бросила косу за спину. Она так и светилась, и мне показалось, что я не видел ее тысячу лет.

— А ты серьезно хочешь играть в футбол? — спросила Степанкова.

— Конечно, серьезно.

— Если хочешь, я могу поговорить с нашим тренером. Он всех знает, скажет, к кому обратиться, — предложила Лидка. — Запишешься в секцию. Будем вместе ходить на тренировки.

…Через несколько дней я записался в секцию футбола. Тренер обещал сделать из меня толкового атакующего полузащитника. Вскоре я уже играл в юношеской команде нашего города.

Ребята из команды прозвали меня солидно — Клим. И однажды я случайно подслушал разговор в раздевалке.

— Клименко — способный парень. Отлично чувствует поле, — говорил тренер. — И по воротам бьет прицельно.

— Точно! У Клима удар! Если Клим пустит, всегда опасно, — поддержал кто-то из парней.

Я старался. Мне нравилось играть в футбол, и я пропадал на стадионе все свободное время. У меня едва хватало времени на уроки. Иногда я подумывал, что неплохо бы играть за наш город в команде класса «Б». Тренер взрослых присматривается к нам, и может так случиться, что его заинтересует юный полузащитник Эдуард Клименко.

О «Ночной купальщице» я вспоминал редко — холст так и лежал за шифоньером. А тут еще распался школьный изокружок, потому что Ефимыч надолго уехал лечиться в Крым.

Нет, я не бросил писать картины, а временно отложил. Просто так сложились обстоятельства. Поздней осенью, когда пойдут дожди, я вернусь к мольберту…