Курт Воннегут - Мальчишка, с которым никто не мог сладить

• Название: Мальчишка, с которым никто не мог сладить
• Автор: Курт Воннегут
• Издательство: «Литература артистикэ»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1981

---

Курт Воннегут Мальчишка, с которым никто не мог сладить

Утро. Половина восьмого. С лязганьем и скрежетом заляпанные грязью машины раздирали холм позади ресторана, глыбы земли тут же увозили на самосвалах. В ресторане дребезжала посуда в шкафах, тряслись столы, и очень добрый толстый человек, у которого в голове непрестанно звучала музыка, сидел, уставившись на дрожащие желтки своей утренней глазуньи. Жена его уехала навещать родственников. Он остался сам по себе.

Толстого добряка звали Джордж М. Гельмгольд, ему было сорок лет, он возглавлял музыкальную кафедру в средней школе города Линкольна и дирижировал оркестром. Жизнь его баловала. Год за годом он лелеял одну и ту же великую мечту. Он мечтал дирижировать лучшим оркестром в мире. И каждый год его мечта становилась явью.

Она исполнялась потому, что Гельмгольц свято верил: его мечта — самая прекрасная на свете. Столкнувшись с этой непоколебимой уверенностью, члены клуба «Кивани», «Ротари» и «Львы» выкладывали на форму оркестрантов вдвое больше, чем стоили их собственные выходные костюмы; школьный совет разрешал разорительные расходы на дорогие инструменты, а юнцы готовы были играть ради Гельмгольца на разрыв сердца.

Все шло благополучно в жизни Гельмгольца, кроме денежных дел. Он был так заворожен своей дивной мечтой, что в вопросах купли-продажи оказывался хуже младенца. Десять лет назад он продал холм за рестораном Берту Квинну, хозяину ресторана, за тысячу долларов. Теперь всем, в том числе и самому Гельмгольцу, стало ясно, что Гельмгольца облапошили.

Квинн подсел к столику дирижера. Это был одинокий, маленький, черный и унылый человек. Далеко не все у него было в порядке. Он не мог спать, не мог оторваться от работы, и он не умел по-хорошему улыбаться. У него было только два настроения: либо он всех подозревал и плакался на свою жизнь, либо начиная задирать нос и хвалиться напропалую. Первое настроение означало, что он теряет деньги. Второе означало, что он деньги делает.

Когда Квинн подсел к Гельмгольцу, он как раз лопался от самодовольства. Он со свистом посасывал зубочистку и разглагольствовал об остроте зрения — своего собственного зрения.

— Интересно, сколько глаз смотрели на этот холм до меня? — сказал Квинн. — Сотни и тыщи, на что угодно поспорю, — а кто видел то, что я углядел? Сколько тыщ глаз?

— Да уж мои-то, по крайней мере… — сказал Гельмгольц. Ему холм напоминал только одышку, когда приходилось карабкаться вверх, бесплатную смородину и налоги на землю. И еще там можно было устраивать пикники для всего оркестра,

— Вы получили холм в наследство от своего папаши и не чаяли, как от него избавиться, — сказал Квинн. — Тут-то вы и решили спихнуть его на меня.

— Я не собирался его на вас спихивать, — запротестовал Гельмгольц. — Бог свидетель — цена была более чем скромная.

— Это вы теперь говорите, — игриво заметил Квинн. — Теперь-то вы можете так говорить, Гельмгольц. Вы уже сообразили, что торговым кварталам понадобится место. Теперь и вы увидели то, что я сразу углядел.

— Да, — сказал Гельмгольц. — Поздно, слишком поздно. — Он осмотрелся, ища предлог, чтобы переменить тему, и увидел мальчишку лет пятнадцати, который медленно продвигался по проходу между столиками, протирая пол мокрой тряпкой, накрученной на щетку.

Ростом мальчишка был невелик, но мышцы у него на руках были крепкие, узловатые. Детство еще медлило у него на лице, но когда он остановился передохнуть, рука его машинально потянулась вверх, стараясь нащупать пробивающиеся усики и бачки. Работал он как робот, ритмично, механически, однако очень старался не забрызгать носки своих черных сапог.

— И что же я сделал, когда завладел холмом? — сказал Квинн. — Я его срыл начисто — и тут такое началось, будто кто-то плотину прорвал. Вдруг всем приспичило строить магазины как раз на месте холма.

— Угу, — сказал Гельмгольц. Он ласково улыбнулся мальчишке. Тот смотрел на него без всякого выражения, как на пустое место.

— У каждого свое, — сказал Квинн. — У вас вот — музыка, а у меня — глаз. — И он ухмыльнулся: обоим было понятно, к кому денежки текут. — Думать надо крупно! — сказал Квинн. — Мечтать крупно! Вот где нужен глаз. Раскрывай глаза пошире, чем другие-прочие.

— Послушайте, — сказал Гельмгольц. — Я этого мальчугана все время вижу в школе, а как его зовут, не знаю. Квинн язвительно захохотал.

— Билли-пират? Рудольф Валентино? Неуловимый мститель? Флэш Гордон? — Он крикнул мальчишке: — Эй, Джим! Пойди-ка сюда на минутку.

Гельмгольц с ужасом заметил, что глаза у мальчишки равнодушные и холодные, как у устрицы.

— Сынок сестриного мужа, от первой жены, — сказал Квинн. — Зовут его Джим Доннини, и он из южного Чикаго, геройский парень.

Пальцы Джима Доннини судорожно сжали ручку щетки.

— Здравствуй, — сказал Гельмгольц.

— Привет, — едва проронил Джим.

— Теперь вот живет у меня, — сказал Квинн. — Теперь это мое диеятко.

— Хочешь, я подвезу тебя в школу, Джим?

— А как же, обязательно подвезите, — сказал Квинн. — Посмотрим, что у вас получится. Со мной он разговаривать не желает.

Он повернулся к Джиму.

— Ступай, детка, умойся и побрейся. Джим зашагал прочь, как робот.

— А где же его родители?

— Мать умерла. А его старик женился на моей сестре, потом ее бросил и оставил у нее на шее вот это сокровище. Но властям не понравилось, как она его воспитывает, и они принялись гонять его из приюта в приют. Потом они решили убрать его из Чикаго подальше, вот и сунули ко мне. — Он потряс головой. — Забавная штука, жизнь, Гельмгольц.

— Не очень забавная, — сказал Гельмгольц. Он отодвинул яичницу.

— Похоже, какая-то новая порода людей нарождается, — задумчиво произнес Квинн. — У нас тут таких мальчишек сроду не видывали. Эти сапоги, куртка черная — и разговаривать не желает. С другими мальчишками водиться не желает. Учиться не желает. По-моему, он и читать-писать толком не выучился.

— А музыку он любит? Или рисование? Или животных? — спросил Гельмгольц.

— Может, он что-нибудь коллекционирует?

— Знаете, что он любит? — сказал Квинн. — Он любит начищать свои сапоги — забьется куда-нибудь и полирует эти самые сапоги. Ему только и надо забраться подальше от людей, комиксы по всей комнате разбросать, наводить блеск на сапоги и смотреть телевизор — это для него сущий рай. — Он угрюмо усмехнулся. — И коллекция у него была, это точно. Я ее отобрал и выбросил в реку.

— В реку выбросили? — повторил Гельмгольц.

— Ага, — сказал Квинн. — Восемь ножей, там такие были — длиной с вашу ладонь. Гельмгольц побледнел.

— О-о… — у него по спине поползли мурашки. — Для линкольнской школы это новая проблема. Я даже не знаю, как к ней подступиться. — Он собрал рассыпанную соль в аккуратную маленькую кучку. — Хорошо было бы вот так же собрать разбежавшиеся мысли. Но ведь это своего рода болезнь? Так и надо считать, что это болезнь?

— Болезнь? — сказал Квинн. Он ударил ладонью по столу. — Скажите, пожалуйста! — Он постучал по своей груди. — Доктор Квинн уж подыщет ему подходящее лекарство от этой болезни, будьте покойны!

— А какое? — спросил Гельмгольц.

— Пора кончать разговорчики про бедного больного крошку, — мрачно сказал Квинн. — Наслушался он этого от своих попечителей, да и на разных там судах для несовершеннолетних и еще Бог знает где. С тех пор он и стал просто-напросто негодным паразитом. Я ему хвост накручу, я с него до тех пор не слезу, пока он не выправится или не засядет за решетку пожизненно. Другого выхода нету.

— Так, так… — сказал Гельмгольц.

— Любишь слушать музыку? — приветливо спросил Гельмгольц у Джима, когда они ехали в школу на машине Гельмгольца.

Джим ничего не сказал. Он поглаживал усики и бачки, не тронутые бритвой.

— Ты любишь отбивать такт пальцами или притопывать ногой под музыку? — спросил Гельмгольц. Он заметил, что на сапогах Джима красовались цепочки, которые были совершенно ни к чему — зато позвякивали, когда он двигался.

Джим вздохнул, чтобы показать, как ему все опротивело.

— А насвистывать любишь? — сказал Гельмгольц. — Когда притопываешь или насвистываешь, ты как бы подбираешь ключи к двери в совершенно новый мир — и этот мир фантастически прекрасен.

Джим испустил приглушенный вопль диких команчей.

— Вот-вот! — обрадовался Гельмгольц. — Ты продемонстрировал основной принцип игры на медных духовых инструментах. Ведь чтобы извлечь из них дивные звуки, нужно сначала добиться такой вот вибрации на губах.

Пружины сиденья в старом автомобиле Гельмгольца скрипнули, когда Джим зашевелился. Гельмгольц счел это признаком заинтересованности и повернулся к нему с дружеской улыбкой. Но оказалось, что Джим просто старается выудить сигареты из внутреннего кармана своей облегающей кожаной куртки.