Екатерина Мансурова - Возвращение чувств. Машина.

• Название: Возвращение чувств. Машина.
• Автор: Екатерина Мансурова
• Жанр: Исторические приключения

Эта книга написана в нетрадиционном для меня жанре любовного романа. Поэтому при ее написании мне помогала дочь, Мансурова Екатерина, за что я приношу ей самую искреннюю благодарность. Собственно, по-большому счету это книга о том, что даже если волей Провидения тебе и дается Второй Шанс, то, чтоб доказать, что ты его достоин, нужно очень и очень постараться. То есть – ПОРАБОТАТЬ. И головой и телом. Как в каждой книге фэнтэзи, здесь много Волшебных приключений, драк, погонь, чудесных спасений, коварных злодеев и преданных друзей. И даже – Шабаш Ведьм, где героиню наделят… Тем, что поможет ей в преодолении невзгод, и битвах с врагами. А Героиню и правда – ждет упорная и жестокая борьба. И победа, несущая справедливое возмездие злодеям, будет действительно – заслуженной. И, разумеется, главной Героине придется со временем отказаться от мировоззрения прагматичной и суровой Воительницы, боевой Машины – если она хочет найти свое подлинное "Я", и обрести свою Любовь.

---

План замка чётко отпечатался в её голове. Время потрачено не зря.

Вот и вернулся часовой с ложкой жира. Было отлично слышно, как Пулен ругается, а часовой суетливо мажет дверные петли жиром, проверяя, скрипят ли они «теперь».

Наконец, устранив скрип, дверь заперли.

Самый ответственный момент – Комендант направился в кордегардию. Вот отворилась дверь клетушки под массивными воротами, вот он вошёл. Слышен его немного заторможенный, но громкий и вполне деловой голос, затем ответ подчинённого – вероятно, сержанта. Вот слышен ещё топот сапог – двое побежали в конюшни. Послышалась уже их ругань – вероятно на дежурного конюха.

Воинская дисциплина всё же – великая вещь. Минут через пять-шесть пару запряжённых коней выводили из конюшен. Никому и в голову не пришло (вопреки её опасениям) спросить у начальства, куда это оно собралось в три часа ночи.

Спустя ещё минуту Пулен, уже верхом, и со вторым конём в поводу, подъехал к её двери.

Прикрываясь, по возможности, туловищем коня, она, собравшись с духом и силами (вот чего, к счастью, не занимать этому телу – тьфу-тьфу – так это сил!), забралась в седло.

Ох, какое неудобное, она привыкла не к такому, а к современному. Впрочем, не будем врать самой себе – ездила верхом она в жизни всего два раза. За это время к седлу не привыкнешь! Да и не в таком она сейчас положении, чтобы капризничать.

Когда они с Пуленом подъехали к воротам, он уже был проинструктирован, и грозно потребовал, чтобы всё делалось побыстрей, и оставил за себя старшим сильно растерянного сержанта. Караульные и сам оставленный «за главного» если и были удивлены, или что-то заподозрили, прекословить и спрашивать что-либо всё равно не посмели.

На этом и строился её расчёт – на субординации. То есть, начальник всегда прав.

В случае, если начальник не прав, действуй по Правилу – начальник всегда прав.

Конечно, неторопливо проезжая под аркой подъёмного моста и через ворота, она чувствовала на себе подозрительные взгляды и порадовалась, что умеет хотя бы правильно сидеть на лошади. Осанкой она – практически мужчина. С бородкой и усами её явно не узнали. В завершение маскарада, выехав за ворота и проехав мост, она смачно сплюнула, ещё и почесав зад. Ощущала она себя… актрисой.

Ворота со скрежетом и скрипом, достойным целой миски жира, закрылись.

Может, это было как-то символично, но именно в этот момент на колокольне какой-то соседней церкви пробило три часа.

Она, слушая, как за ними поднимают мост и опускают тяжёлую толстую железную решётку, подивилась – неужели всё позади? Неужели то, что она, Ирина из двадцать первого века, задумала, сидя на гнилой соломе в затхлом подземельи, осуществилось?!

Э-э, нет, радоваться рано. Позади только первый, хотя, возможно, и самый трудный, этап её полного спасения. Работы много.

Приблизившись к Пулену, она тихо сказала:

– Едем шагом. Направление – Париж.

10

Шагом, конечно, они ехали недолго. Когда дорога, идущая вдоль рва замка, углубилась в лес достаточно далеко, и громада нависающих чёрных стен осталась позади на достаточном расстоянии, чтобы стук копыт не был слышен в тишине летней ночи, они перевели коней на рысь, а затем и в галоп. Лошади выглядели вполне здоровыми и ухоженными, поэтому они практически не сбавляли хода вплоть до самых ворот Курбевуа.

Эта поездка навсегда запомнится ей.

Они ехали на юго-восток, проносясь сквозь застывший в предрассветном молчании таинственный лес, и только топот копыт нарушал какую-то особенную, густую, как патока, тишину. И – удивительное дело. Она ощущала себя не Ириной из далёкого будущего, а Катариной-Изабеллой, Катариной из этой реальности, этого мира! Словно стены чёрного замка-тюрьмы отрезали навсегда её прошлое, её ту жизнь…

Впрочем, разве это и не к лучшему? Пора вживаться, а не играть. Жить, а не прикидываться! Что бы ни готовило ей Будущее – она примет всё!..

Но сквозь чернильно-вязкую тьму эта бешеная скачка, да ещё с философскими мыслями, длилась недолго.

Небо посветлело, стали видны промежутки между деревьями, кусты и поляны. Затем горизонт стал чудесного тёмно-бирюзового цвета, какой бывает только у летних рассветов. А вскоре и лес поредел, а затем и вовсе кончился. Дорога шла какое-то время по его кромке, и её взору открылись поля, поля, и между ними полосы деревьев, и виноградники. Оглядываясь, она видела только пыль, маленькими облачками относимую с дороги ветерком, и разбитую грунтовую (ну ещё бы – не асфальтовую же!) дорогу.

Кони неутомимо мчали их по пустынной, пока безлюдной, явно сельской местности. Конечно: ведь что там этот Париж – не то, что мегаполис её времени, раскинувшийся почти на сто километров. А в этом сейчас, наверное, не больше полумиллиона человек…

Они продолжали скачку в молчании. Не то, чтоб у неё не было вопросов, но, во-первых, с непривычки почти все силы уходили на то, чтобы просто удержаться в седле на этой бодрой и чудесной живой махине, а во-вторых, большинство вопросов могло и подождать.

Да и язык очень даже легко можно прикусить.

Пулен, судя по нему, никаких неудобств от скачки не испытывал. Ещё бы, с его-то практикой. Ей же, спустя примерно час, не натирало разве что в носу. Ладно, она потерпит.

Вскоре лес кончился совсем. Поля и виноградники остались, стали попадаться и сады с деревеньками – выглядели они какими-то ненастоящими, кукольно-театральными. Домики казались совсем маленькими, низкими. Покрыты, как на хуторах Украины, соломой.

Кое-где уже вовсю велись хозяйственно-полевые работы, бегала живность (пестренькие куры, и мелкие, какие-то зачуханные, бараны и козы, тощенькие коровёнки).

Люди, возившиеся в огородах и на полях, по большей части крестьяне, мимо которых они проносились, обращали на них мало внимания, кроме, разве, тех, кто попадал в тучу пыли. Такие ругались им вслед, отходя от дороги. Остальные просто провожали спешивших всадников равнодушными взглядами, и занимались дальше своими делами.

Одежда крестьян вполне соответствовала эпохе: рубахи, безрукавки, мешковатые штаны до колен, и чулки. Почти у всех на ногах были массивные бесформенные туфли – очевидно, сабо. Некоторые, особенно дети, ходили просто босиком. Женщины, попадавшиеся на пути, все сплошь одеты одинаково, словно это они служили в армии: чепец на голове, облегающий корсаж до пояса, и пышноскладчатая юбка до земли.

Неудобство такого наряда она вполне успела оценить. Нет уж. Пока необходимо быстро передвигаться, она лучше побудет мужчиной. У них и сёдла удобней – можно ноги вдевать в стремена.

Рассматривать получше этих спокойных, занимающихся своими делами людей ей, однако, было не совсем сподручно: на той скорости, которую они поддерживали, всё вокруг подскакивало, едкий пот заливал глаза, каска всё норовила съехать на глаза, и вытереться было нельзя – а то плакали её усы и борода.

Оставалось лишь утирать лоб, да отдуваться – она, конечно, ездила на коне, но лёгкая прогулка на смирной отдрессированной кобылке не шла ни в какое сравнение с тем землетрясением, что содрогалось сейчас под ней, остро воняя потом и сердито всхрапывая.

Пропотела она в своём камзоле так, что с нижней рубахи пот можно было, похоже, выжимать. Ну (конечно, это дело вкуса), пахло от неё всё же получше, чем от жеребца. Однако грех на него жаловаться – это именно его стараниями она сейчас отдалялась от своей тюрьмы, и нависающего меча угрозы жестокой казни. Так что к концу пути она прониклась к своему коню благодарностью и уважением – он, как настоящий дисциплинированный воин, безропотно и быстро мчал её к её цели.

Спустя два часа бешенной скачки Пулен так и не вспотел, и в седле сидел всё так же уверенно и грамотно. Похоже, бессонная ночь и гипноз никак не сказались на его профессиональных навыках. Она же довольно сильно измоталась и запыхалась. Но – она продержится!

Она спросила, Пулен ответил – они добрались, и проезжали через предместье Эрбле.

Справа заблестела под лучами взошедшего солнца, Сена. За ней зелёным монолитом стоял лес Сен-Жермен. В Безоне они перешли на шаг, чтобы несколько отдышаться самим и успокоить лошадей. Пыль больше не летела из-под копыт. Людей, по-прежнему крестьян, встречалось теперь гораздо больше, и неудивительно – самое время было везти на рынки дары полей. Многие тащили здоровые тюки со всякой зеленью прямо на плечах, иногда попадались и телеги, нагружённые всё теми же продуктами. Она не рассматривала специально, но были там в основном фрукты, зелень, и мешки овощей.

Собственно говоря, что же там ещё могло быть в конце лета – большому городу нужно много продуктов, свежих и спелых!..

Ближе к стенам, с видневшимися в них воротами, им пришлось расталкивать и окриками разгонять толпу, чтобы проехать.

Перебравшись по длинному мосту через Сену (с Волгой, конечно, не сравнить!), они подъехали, наконец, вплотную к высоким Парижским стенам.