Блэки Хол - Sindroma unicuma. Книга 2.

• Название: Sindroma unicuma. Книга 2.
• Автор: Блэки Хол
• Жанр: Фэнтези

Это городское фентези, близкое к научной фантастике. Не пугайтесь вступления. Дотерпите. В нем просто рассказывается что произошло в мире. Без этого будет трудно понять мироустройство романа. Действия происходят в научно-магическом институте. Г. героиня девушка Эва — студентка, на долю которой выпало немало бед. Рассказывается о её жизни, учёбе, о людях что ей помогают и наоборот терзают. Г. герой как раз из последних. Мир романа достаточно жесток. Но в повествовании есть и юмор, и ирония. Все герои очень живые, яркие.

---

До меня неожиданно дошло, что Мэл не пойдет на попятную. Не нытьем, так катанием он будет добиваться ответа и продолжит изматывать меня всеми возможными способами в институте, на улице, в общежитии.

Это провал. Провал провалов. Как ни крути, а наилучшим выходом станет, если Мэл поверит в существование соперника, созданного в его воображении, и отвернется от меня с отвращением.

— Успевала, — подтвердила я спокойно.

— Вот как? — растерялся Мэл. Он не ожидал признания, приготовившись к новой порции отговорок. — И кто? Не спортсмен, это точно. Хромой? Певун из клуба? Один из Чеманцевых? Или тот, который… с которым…

Мэл не договорил, но я поняла, кого он имел в виду. Того, кто стал первым.

— Ты его не знаешь.

— Ошибаешься, — заверил парень, и в голосе промелькнула угроза. — Я узнаю.

Кто бы сомневался, что Мэл не сможет. У него родня и связи. У него фамилия. У него отец, на столе которого в стопочке «горячих» дел лежит досье на некую Папену Э.К., студентку третьего курса, и любое мое слово или движение в поле зрения Мэла находятся под прицелом пристального внимания его родителя. Мне не дадут спокойно вздохнуть, пока парень неподалеку. Сколько можно? Осточертело жить с оглядкой, боясь разоблачения из-за неосторожного поведения.

— Как же я забыла, что твой папочка может всё? — выкрикнула я, не сдержавшись. — Ах, сынулечка связался не с той! Ах, деточка заразится от швали! Папуля не побрезгует и трусы ко мне залезть, чтобы найти доказательства!

Выговорилась и испугалась. Что я несу? Мне сейчас свернут шею.

— Ты права, — сказал медленно Мэл. — Залезет, если потребуется.

Странный у него был взгляд — шальной, с безуминкой. Да и я, наверное, выглядела не краше. Меня трясло внутри, а снаружи леденело, покрываясь коркой льда. Хотела сказать, что вовсе не считаю Мэла папенькиным сынком, что он сам по себе невероятный парень, но… не стала. Разогнались сани с горы — не остановить.

— Думаешь, ты особенный? Ничего в тебе нет, кроме фамилии и денег. Ни-че-го! Такой же, как все. Один из многих. Только гонору через край, а убери напускное, и останется ноль. А я выбрала единичку!

Убивала. Мерзкими, отвратительными словами убивала нас. Корежила, кромсала, увечила всё, что произошло хорошего между нами, а душа обливалась слезами от бессилия.

Отрывала от себя, выдирала — кусками. Потому что чувствовала: он не отступит и не устанет искушать меня день за днем — взглядами, словами, прикосновениями.

Так надо. В одиночку я справлюсь со своей болезнью, а рядом с ним не вытяну. Двум зарядам нельзя приближаться друг к другу. Наши дороги должны разойтись.

И реветь не буду. Не здесь и не сейчас.

— Так что пусть твой папуля приглядывает за Эльзушкой. Кстати, её тоже обеспечили таблеточками от нежелательных внуков? Наверное, и инструктаж провели по безопасным отношениям. Так сказать, регулируете рождаемость в отдельно взятом семействе, — выдал мой язык, и я отшатнулась к стене, прикрыв рот рукой. Вот дрянь!

Мэл не повелся на словесный понос. Нахмурившись, с гуляющими желваками, смотрел на светлый прямоугольник проема и молчал. Потом опустил руку, давая мне возможность сбежать, и сказал:

— Балда ты, Папена. Смотришь и не видишь. Неужели ничего не поняла?

А что мне нужно видеть? Я понимала только, что еще секунда, и разревусь самым позорным образом, и повисну на шее у Мэла, прося, умоляя о прощении. И зацелую. И устрою мерзкую сцену, крича, что не отпущу его ни за какие коврижки.

Поправив сумку, я ринулась в проем и выскочила в спортзал. Тренерская оказалась рядом.

Отдав старшему тренеру, молодцеватому подтянутому мужчине, конверт с извещением и получив взамен расписку, я выбралась из спортивного ада через женские раздевалки, обозначенные значком «Ж» и дамским силуэтом в ромбике.

Не помню, как доползла до туалета и закрылась в кабинке, дав волю отчаянию. Но ни слезинки не выдавилось. Сплошная пустыня.

Что я наделала?

16.7

Горюют и бьются лбом о стену, то есть о дверцу туалетной кабинки, истеричные и нервные особы. Что случилось, того не миновать. Слова правды вылетели и с размаху нокаутировали Мэла, ударив по самолюбию.

Была ли правда? А хотя бы и кривда. Теперь неважно.

Всего-то достаточно показать себя взбалмошной девицей, у которой что на уме, то и на языке.

Не буду жалеть: ни его, ни себя. Чтобы обоим поровну.

Про отца правильно сказала, это факт. Хотя Мэл не удивился, что я знаю о должности его папаши. Смелая, этого не отнять. Смелыми бывают либо дураки, либо герои. Кто-нибудь видел здесь героев?

А про ноль перегнула. Мэл способный и знает гораздо больше сверстников. Опять же, почему? Потому что он — из семьи, чье родословное древо омывает корни в земной мантии. Гонял бы Мэл на машинах последних моделей, родись он в семье инженера и школьной учительницы? Выбирал бы из вереницы девиц, закрыв глаза и наугад ткнув пальцем, если бы появился на свет «слепым»?

С его характером всё возможно…

И ведь не встал на одно колено, воскликнув: «Прости меня, образину, за обидные слова в столовой. Краше тебя нет на этом свете и на том». Посчитал, что достаточно парочки фраз, оброненных невзначай. Видите ли, товарищ не приучен извиняться перед девчонками. Привык, чтобы они сами на него вешались и прощали грубиянские выходки.

По мне, наверное, издалека видно, что я терпеливая к хамству — закамуфлированному и открытому. Что ни брось — все проглочу. Пообижаюсь и забуду.

Нетушки. Навечно.

Так что слова оказались верными, обжегши словно пирожки с пылу с жару.

Хороша тирада. Убаюкивает, успокаивает.

И ведь права я, права! Хотя правда однобокая, но полезная. Как прививка для повышения иммунитета.

Поганое ощущение. Будто вылила на себя ушат помоев — самой худо от того, что наговорила. От своей же несдержанности воротит. Может, не следовало сгоряча? Стоило тщательнее подбирать слова, обойдя стороной двусмысленности и острые углы…

Вот-вот, послать письмо на надушенной бумаге и вложить засохший цветок. Мол, также скукожились и мои чувства… Тьфу, какие чувства?

Кстати, идея с письмецом неплоха, но запоздала. По крайней мере, я переписала бы черновик раз на двадцать, прежде чем отправить адресату окончательный вариант. Или, в конце концов, скомкала бы и выбросила в мусорное ведро.

Не понимаю себя. То сержусь на Мэла до трясучки, а через мгновение оправдываю и защищаю. Докатилась…

В канализацию его — спутанный клубок непонятностей. К Тао Сяну. Выбросить на помойку и не терзаться. Надо жить проще и тогда будет легче: дышать, говорить, смотреть — на Мэла. Встретится другой, добрый и ласковый. И без начальственного папы. И невидящий, — у меня нет особых запросов.

Соберусь и пойду. И никто не помешает зажить по-новому, пусть и с душком в душе. Каламбур, чтоб его.

Из кабинки я выползла, закинув сумку на плечо, а из туалета не успела выйти. Эльза-красавица и белобрысые пешки за её спиной закрыли путь к свободе.

Почему все, кто мнит себя институтскими пупами, разгуливают втроем: вожак и две шавки по бокам? Взять, к примеру, Касторского с дружками или ту же Штице со свитой. Наверное, группа поддержки нужна, чтобы напевать в оба уха дифирамбы несравненной красоте и уму предводительницы.

Эльза, похоже, не ожидала встречи, как и я, но быстро сориентировалась. Огляделась по сторонам, прислушалась, нет ли в туалете прочих задержавшихся, кто мог маяться животом, и начала напирать. Мне пришлось отступить к окну.

Вот незадача. Теперь не сбежать, потому что однокурсницы плотно заслонили проход. Главное, не бояться и на каждый гав отвечать тремя. Если свора почует страх, то разорвет.

— Совсем обнаглела, убогая? — начала Штице без предисловий.

— Наглость — мое второе имя. Не знала?

— Может, вырвать её длинный язык? — спросила девица, что стояла чуть позади и левее Эльзы.

— Силенок не хватит, — хмыкнула я надменно.

— По-моему, она что-то путает, — резюмировала моська по правую руку от командирши. — От страха шарики за ролики заехали. Ку-ку! Ты одна, а нас трое.

Компания рассмеялась.

Белокурые красотули, навскидку неотличимые друг от друга одинаковыми кукольными лицами, все же разнились прическами и украшениями — сережками и цепочками. Зато язвили одинаково плоско и тупо.

— Теперь я с Мэлом, уяснила? — сказала самодовольно Эльза. — Запомни: увижу, что строишь ему глазки, повыдергаю твои реденькие реснички. Думаешь, если выставила меня дурой, то тебе сойдет с рук?

— Зачем выставлять, когда ты от рождения такая?

— Ах ты, шваль! — замахнулась Штице, и я отпрянула, уклоняясь от удара. — Боишься? Дрожи, быдло провинциальное!

— Вот еще!

По разъяренному виду Эльзы я поняла, что она настроена решительно и намерена воспользоваться моментом уединения в туалете, чтобы прояснить ситуацию раз и навсегда.