Владимир Скороденко - Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

• Название: Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи
• Автор: Владимир Скороденко
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1973

В сборник входят новеллы современных английских писателей, посвященные молодежи: подросткам, молодым людям, вступающим в жизнь, — и тем далеко не простым социальным, нравственным и психологическим проблемам, с которыми им приходится сталкиваться. Противоречие между бескорыстием, чистотой помыслов и отношений и общечеловеческими идеалами, свойственными юности, законами и моралью буржуазного общества, стремящегося «отлить» молодежь по своему образу и подобию — главная тема большинства рассказов.

---

— Так, стало быть, ты и есть тот самый двоюродный брат?

Голос был старчески сиплый, и слова она выговаривала как-то чуточку не так, будто иностранка. Вопрос остался без ответа и словно растаял в воздухе вместе с клубами дыма, за которыми мальчик следил завистливым взглядом. Ведь сейчас на него все настойчивей посыплются еще и еще вопросы. Сейчас его прижмут к стенке, станут шпынять, выпытывать… А пока он улыбался, и, похоже, старухе это не понравилось.

— Вот не ждала, что они пришлют мальчонку запирать дом, — сказала она. — Я думала, придет кто-нибудь взрослый.

Это его уязвило. Он забыл о робости, обозлился, улыбка его стала дерзкой.

— Ко всему ты еще и запоздал, — продолжала старуха, глядя на его губы, — сильно запоздал. А у меня дома дела, и мужчин пора кормить. Ну да ладно — пришел, и слава богу. Значит, мне можно идти. Я гляжу, ты уже подобрал все, что тебе требовалось.

Ее взгляд скользнул по фотографии, которую он все еще держал в руке, другой рукой он перебирал хрусталики у себя в кармане. На ощупь они казались сейчас бриллиантами, но ему это было неприятно. Старуха все не уходила — подошла к сараю, рывком распахнула дверь. Там в одном углу была свалена всякая хозяйственная утварь — из темной груды торчали сенные вилы, грабли, садовые ножницы. По стенам висели рюкзаки, на шнурках болтались походные башмаки, между мешков и старых плащей валялась смятая, но все еще снежно-белая новенькая палатка. Пахло заплесневелой резиной, луком и масляной краской.

— Вот, погляди! — сказала старуха. — Тебе в доме, верно, было легче управиться, чем мне здесь. Подсоби-ка теперь! Кое-что еще заберут грузчики, а остальное — на свалку.

Старуха склонилась над грудой спиной к нему, стала в ней разбираться, не оборачиваясь, раскидывать все на две стороны. Толстый сложенный брезент угодил ему в грудь, хорошо, хоть он успел увернуться от горных башмаков, шипы которых грозно сверкали. Да, эта старуха не больно церемонилась с хозяином дома, пусть даже с хозяйским двоюродным братом. Пока она не обернулась, он поспешно сунул фотографию в ощетинившийся колючками цветущий куст — тут она будет в безопасности. Потом вновь подошел к сараю и сказал с достоинством:

— По-моему, прежде я вас не видел.

— Конечно, не видал. Мое дело — сад, да я и приходила-то к ним всего три раза. Еще до того, как они решили съезжать. — Она круто обернулась, уставилась на сверкающие шипами башмаки. — Тут столько всего понабросано, можно подумать, они и впрямь ходили в походы да лазили по горам, а на самом-то деле только и знали, что перекидывали все это с места на место. Их самих я, считай, только в машине и видела. Ну ладно, парень, двоюродный или кем еще ты им приходишься. Нечего на меня глаза пялить. Это ведь твоя родня, не моя, и уж я что хочу, то и скажу. Чего ради мне перед всеми вами помалкивать? С жиру бесятся, не знают, куда деньги девать. Все новенькое, только-только из магазина. Разок попользовались — и швырк в угол!

Мальчик весь вспыхнул, сдвинул брови. Старухины колкости стали его задевать, будто речь и впрямь шла о его родне. Притом у него уже начало складываться кое-какое представление об этих незнакомых людях. Он ощущал и гордость и стыд — не за них самих, но за то, как все это отзывалось на девушке, чье лицо сияло сейчас из колючего кустарника, как ясный месяц из-за туч.

— А девчонке-то… сам знаешь, девчонке взяли да подарили арфу, — сказала старуха, словно услыхав его тайные мысли. — Надо ж — самую настоящую арфу!

— Ну, ну, рассказывайте! — с вызовом воскликнул он и расправил плечи.

Был он ростом не ниже этой старухи. А сейчас, казалось, стал на голову выше ее, и глаза его сверкали.

— Рассказывать, — усмехнулась она. — А что еще рассказывать? Она пощипала струны раз-другой и больше и не подходила к этой самой арфе. А ведь новая была арфа, прямо из ящика!

— Прямо из ящика! — передразнил он и, не найдя, что бы еще сказать поязвительней, откинул голову назад, захохотал. А дым все поднимался над оградой и уплывал в небо, и ему тоже хотелось поскорей отсюда убраться. Но сейчас те люди взывали к нему, чтобы он их защитил. К тому же нападки старухи придали ему сил. Она снова отвернулась и, что-то бормоча про себя, стала вытаскивать из угла сарая какие-то вещи.

— Походы! — презрительно фыркнула она и потрясла у него перед носом смятой палаткой. Снежная белизна палатки ясней ясного говорила, что ни в каких походах она не бывала.

— Все равно… — начал мальчик.

— Что все равно? — вскинулась старуха. — Может, они разбивали лагерь в саду за домом?

Мальчик перевел дух. Закричал:

— Вы ничего про это не знаете. Я с ними ходил! Хватит поливать их грязью! Я всюду с ними ходил!

В саду вдруг стало тихо. Пальцы старухи замерли, она уже не теребила палатку. И она сама, и мальчик словно застыли. Но перед домом, в битком набитом фургоне зашевелились грузчики. Слышались шарканье, глухие удары — это они устраивались поудобнее, вытягивали ноги, задевая мебель, и снова все стихло.

— Я с ними и ходил и ездил! — крикнул мальчик, мотая головой и размахивая руками. — Они всюду побывали.

— Может, они весь свет объездили? — усмехнулась старуха.

— Да нет. Всю Европу.

— А, Европу! В горах были, да?

— Были. В Швейцарии.

— И лазили по этим самым горам? Разбивали лагерь и лазили по горам? Смех, да и только. Здесь они никуда носу не показывали. Ну, потише, потише. Больно ты горячий. Сядь лучше посиди.

У него и вправду щеки так и горели, глаза щипало. Казалось, он с трудом сдерживает слезы. Он присел на край старого ящика, отвернулся от старухи. А ее воинственный пыл уже погас, она сложила руки на груди и смотрела теперь куда-то поверх ограды. Палатку она бросила, и та валялась у них под ногами, точно огромный растоптанный цветок. Горные башмаки лежали на земле, уныло поблескивая шипами.

— А девчонка тоже там была? — осторожно, уже без ехидства спросила старуха.

Он кивнул. Немного погодя она тоже села, скрестив ноги, подперла подбородок темной костлявой рукой, под ногтями чернела набившаяся земля. Долго, пристально смотрела она куда-то поверх ограды.

— А какой вид с тех гор! — воскликнула она наконец своим хриплым голосом.

— Да, — сказал мальчик. Он ничем себя не выдал.

— А даль-то какая, даль! — скрипучим голосом сказала старуха и вытянула большую руку с растопыренными пальцами.

Мальчик повернул голову, опасливо на нее поглядел и успокоенный снова отвернулся.

— Там далеко не видать, — хмуро сказал он. — Когда опускается туман, свою руку и то не увидишь.

Старуха досадливо отмахнулась.

— Да, да, — устало сказал мальчик. — Бывает, ждешь-ждешь просвета или окна… иногда несколько часов, а то и несколько дней…

— Да… просвет, — сказала старуха и вся подалась вперед, — заглянешь в этот просвет одним глазком. А все лучше, чем ничего. Ну и что тогда?

— Тогда видишь, что там можно увидеть. Может, другую гору, может, краешек долины и какой-нибудь дом. А может, просто голубой клочок или зеленый.

— Краешек водопада, да?

— А то корову или человека.

— И надо только выйти из этой палатки?

— Что?

— Сидишь себе в палатке. А потом выходи и гляди в просвет?

— Ну да.

— А палатка… ее где ставят? Ищут ровное местечко на горе?

— Бывает. А может, просто выступ, узкий такой выступ, а под ним пропасть сотни футов глубиной.

Старуха присвистнула сквозь зубы и потерла локти, будто ее вдруг прохватило ледяным ветром.

— А перед тем как. выйти, делаешь дырочку в палатке, щелку и глядишь наружу? — требовательно спросила она.

— Вроде так.

Старуха глубоко, тяжко вздохнула.

— Глядишь одним глазом в щелочку в палатке. Потом выходишь наружу, а кругом туман… и ждешь, может, и не один час, покуда можно будет глянуть в окошко, в просвет?

На этот раз мальчик промолчал.

— Господи… помилуй… нас… грешных! — воскликнула старуха раздельно, с силой выговаривая каждое слово.

Она долго, неотрывно глядела вдаль, губы ее сурово сжались, глаза сузились. А меж тем все перед ней было ясно и мирно. Сады чем дальше, тем казались все меньше, каменные ограды словно белые полоски, а зеленые и черные заборы — что частые гребни. Неподалеку, мягко ступая по искусственной горке, прошла большая белая кошка, приостановилась, понюхала лиловый цветок, двинулась дальше и снова остановилась, хвост у нее слегка подрагивал. А кругом на редкость тихо, воздух совсем недвижный, и тоненькая струйка дыма поднимается теперь прямо вверх, в небо, не отклоняясь ни вправо, ни влево. Синие тени листьев переводными картинками отпечатались на выкрашенных белой и розовой краской дверях.

— Не говори мне про ветер! — вдруг выкрикнула старуха.

Он в испуге дернул головой, обернулся. Даже руку вскинул, заслонился локтем, словно защищаясь.