Игорь Федорцов - Сталкер-югенд

• Название: Сталкер-югенд
• Автор: Игорь Федорцов
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2016

Они считали себя командой и гордились названием «Сталкеры». Они рвались в герои спасать Мир. Большое заблуждение. Герои не спасают Мир. Герои спасают тех, кого любят. Великая Цель, конечно, потребна, но любить кого-то это, согласитесь, очень и очень немало.

Внимание! Ненормативная лексика

---

− Пасечники? — спросила Чили, не молчать. В тишине будто один на один с покойниками остаешься.

− Нет.

Чили сделалось совсем дурно и страшно….

− Не их работа.

А чья?

Паха заглянул в окошко и сплюнул в негодовании. Заслонил на всякий случай дорогу. От чрезмерно любопытных.

− Не надо.

Предупреждение излишне. Ей и того что вокруг предостаточно.

Паха не был растерян, расстроен или сбит столку. Не прибывал в отчаянии и не скорбел в горе. Он походил на дикого пса, готового к драке. Того гляди оскалится.

− Кто их?

− Не знаю…. Не уверен, что знаю… Но они здорово всех напугали. Мертвяки двое суток лежат, а никто не притронулся. Обычно такого не бывает.

− Обычно? — переспросила Чили. О чем же необычном он не говорил ей? О белоглазых? Она пожалела, что Нити поскупились на прочие подробности из его жизни, кроме самой бесполезной. Что ей с того что он гад? А то она и так не знала.

На оторванную руку они наткнулись позже. Конечность заложили в ветки подросшего дубка с перехваченным ленточкой стволом. Паха дубок от груза освободил.

В предвечерье пятого дня от разгромленной заимки, преодолев несколько мелких речушек, где Паха лихо ловил хариусов; болотину, где пришлось прибегать к вазику и пленке; каменистые увалы, сбившие ноги в кровь, вышли к небольшому распадку. Высоченные ели стиснули крохотную поляну. Между елей угадывалась тонюсенькая тропинка, вьюном оплетавшая могучие комли.

Вопреки ожиданиям, Паха костра не развел. Достал из поняги жареной рыбы, по две галеты на едока, и собранных дулек − диких груш. Всего понемногу. Отчего от ужина лишь неприятная полусытость.

«На ночь вредно наедаться,» − напомнила себе Чили, но с превеликим удовольствием стрескала бы еще что-нибудь. Даже погрызла бы брикет не угрызаемой гречки, без соли и хлеба. Но запасами ведал Паха. Не клянчить же у него?

Вокруг необычайно тихо. Ни ветка, ни травина не шелохнется. Будто лес таился от них. Кто такие? Зачем?

Паха достал припасенный стебель борщевика и принялся резать. В результате получилось что-то вроде свистка или дудки. Погудел раз другой, прислушался. Чили задрала голову, подумала о птицах. Но приманивали не пернатых. Сбоку мелькнул пушистый хвостик. Через понягу скакнул бурундук. Потешный зверек пронесся мимо со скоростью стрелы. Резко запрыгал. Там-сям, туда-сюда-обратно. Паха погудел еще. Вокруг поднялась неожиданная и потешная суматоха и толкотня. С десяток зверушек скакали и прыгали. Один, самый отчаянный, заскочил Чили на плечо и сиганул дальше. Такое увидишь только в мультиках. Девушка протянула руку, совсем не осознано. Полосатый комок, разогнавшись от локтя, оттолкнулся от ладони и взмыл вверх, кувыркнулся и замелькал в траве. Другой, похитрей или пошкодливей, не прыгнул, а юркнул ей в рукав.

− Ой! — вскрикнула Чили, отдергивая руку.

Бурундук вылетел из рукава, как ошпаренный.

Паха отложил манок, высыпал из коробочки на ладонь семян, передал Чили.

− Самоеды считают, души умерших вселяются в этих зверьков, − пояснил он.

Зверьки не отказались от дармовщинки и таскали угощение наперебой. Некоторые озоровали. Полосатик хрупал семечко, придерживая лапками. Его собрат, подождав пока тот справится с шелухой, вырвал еду. Оба покатились по траве, рванулись в одну сторону, столкнулись и разбежались.

Суета замерла как в стоп-кадре. Зверушка тихонько взобралась Пахе на колени, посидела, оглядываясь и принюхиваясь. Паха поднес ладонь с угощением ближе. Тихоня подумала и скромно взяла семечко. Паха ссутулился, навис, будто хотел заслонить зверька от чужих нескромных, любопытных взглядов. Шепнул — поздоровался. Осторожно, как прикасаются пушистой шапки одуванчика, дотронулся до полосатика. Чили обратила внимания на пахины подрагивающие пальцы. Он тяжело выдохнул, выпуская боль из тайников души, где нет мусора слов, где нет грязи лжи. Что надежно упрятано от всех, даже от Нитей.

Чили подчиняясь внутреннему неясному и путанному порыву, протянула семена, угостить серенькую скромницу, повергшую Паху в волнение. Тихоня посмотрела на нее умными спокойными глазками и не притронулась к угощению. Даже не потянулся.

Отчего-то теперь зверьки не казались Чили мультяшными.

− Спать нельзя, − предупредил Паха с приближением ночи.

Чили поджала губы. Не слишком ли много речей между ними?

− Скоро уйдем.

Он просидел, уставившись в одну точку. Помнить всегда больно. А если не помнить? Будет ли легче и лучше?

Едва утро подсветило небеса, Паха засобирался, так быстро, словно хотел сбежать с поляны. Он и сбегал. Факт однозначный и подмечен Чили. Сбегал от прошлого. Она тоже.

Тропа шла почти прямо, лишь время от времени огибала гигантские покрытые мхом валуны. Паха шагал размерено, не сбивался и не блудил. Лес менялся. Сперва к елям присоседился можжевельник, а потом и вовсе вытеснил всякую растительность. Воздух загустел, преобрел сладость.

Паха убавил прыти.

− Теперь нельзя спешить.

На пути им попался шалашик, в нем и заночевали. Утром Чили поела, Паха главным образом налегал на воду.

− Осторожней с едой.

− Что? Жалко? — сузила глаза Чили, готовая прожечь Паху до печенок.

− Не жалко. Пропадет.

О чем сказал?

Воздух осязаемо плотен. Не дышишь — пьешь. Пьешь и физически ощущаешь его нехватку. Легкие надсажено загоняют вдох за вдохом. Немного кружится голова, подкатывает слабость. Но терпимо.

Темное, почти черное место. В редкие разрывы между высоченных деревьев проглядывают крохотные лоскутки далекого неба. Подлеска нет, вместо него жидкий ползущий неизвестно куда и откуда туман. Под одним из деревьев уложен песчаник. Паха сгрузил имущество в сторонку, вытянул припрятанное кем-то (может и им самим) деревянное ведро.

− Располагайся.

Где тут располагаться? Чили устало повалилась. За последние полдня вымоталась больше, чем за все время пути. Она так не уставала, волоча Паху пять километров на себе.

«Знала бы, бросила подыхать,» − таковы её чувства на спасение человека. − «Еще гусятников постреляла, спасала урода, − напомнила себе геройство. Но столь ужасающим фактом не устыдилась.

Паха скоро вернулся. Поставил полное ведро, зачерпнул берестянкой и выпил. Протянул девушке. Чили выплеснула воду, зачерпнула свежей, отпила. Вода на вкус горьковато соленая.

Дальше Паха удивил. Он это умеет. Удивлять. Стащил с себя рубаху, разулся, снял штаны. Остался в одних трусах.

− Лучше так побыть, − не смог он внятно объяснить. Да и кому нужны его объяснения?

− И как не догадалась!

− Это место…

− Да по фигу мне…, − шла наперекор Чили. Что угодно, но только не по его.

− Как знаешь.

Постелив брезентуху, лег, заложил руки за голову и, уставился в далекое небо. Чили скинула берцы. Подложила рюкзак повыше. Одну ночь она перетерпит. И плевать ей на всякие предрассудки дикарей.

Ночь подглядывает звездами. Поразительно тихо. Странный лес. Нет ни птиц, ни летающих букашек, никого. Даже ветра нет! Можжевельник, толстый слой опавших игл, туман и где-то вода.

Разболелась голова и Чили постаралась задремать. Сон долго не приходил, но потом будто разверзлась пропасть в негу, в ласковые баюкающие волны, солнечные и теплые….

… Выход на «берег» просто чудовищен! Болело везде. Руки-ноги, спина, грудь, живот (особенно внизу), голова разламывалась, хотелось по нужде…

− Больше пей. И лучше разденься.

Попить Чили попила. Отказавшись от помощи, самостоятельно добралась до ведра. А по поводу остального… Прошло время когда она безоговорочно ему верила. Прошло.

День первый….

Кое-что Чили помнила. Её бил озноб, текли слезы и сопли. Ручьем…. Ручьями… Подумала, простыла. Когда с дури, разгоряченная, влезла под водопад, а потом валялась на досках, спасая жизнь этому подонку. Она слышала Паха блевал. Выхлестал берестянку воды и его тут же вывернуло. Так и надо!

Время разбилась на сценки. Пьет воду и Паха её поит.

− Угоришь, − увещевал он, стаскивая с Чили куртку. Она не сопротивлялась. Тело противное, потное, ватное. Ткни сильней, продавишь. Под вечер с трудом уснула и ли забылась. Не мерзла, но трясло так, что клацали зубы.

День второй….

Смогла подняться и зайти за ближайшее дерево. Обратно приползла на четвереньках. Рухнула на разложенные Пахой тряпки. На удивление, он не срубил ни единой ветки, подложить для мягкости. Все-таки у камня минимальная комфортность. К вечеру не осталось сил даже пугаться. Сильно потела. И если бы это просто был пот. Пополам с кровью. В порах собирались маленькие розовые капельки. Кожа сильно чесалась.

− Я умираю, − спросила она у Пахи. Хотелось, что бы её пожалели. Прижали крепко и наговорили всяких милых глупостей. Пусть даже Паха. Теперь все равно.

− Наоборот, − еле произнес он.