Джон Биггинс - Под стягом Габсбургской империи

• Название: Под стягом Габсбургской империи
• Автор: Джон Биггинс
• Издательство: Группа «Исторический роман»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2016

Отто Прохазка, будущий герой № 27 империи Габсбургов, а пока капитан-лейтенант флота Австро-Венгерской империи, вроде бы обреченный умереть от скуки и артиллерийских учений на борту линкора мирного времени решает стать пилотом зарождающейся морской авиации, интересно и неожиданно проводит время, а также пытается предотвратить начало Первой мировой войны, хотя и безуспешно. События разворачиваются на территории современной Хорватии, Сербии, Аравии и Китая.

Невероятно интересно написанная книга с отличным юмором, повествующая о малоизвестной нам теме – Австро-Венгерской империи.

«Ретро техно-приключенческий триллер, нечто среднее между Томом Клэнси и Патриком О'Брайаном»

«Лайбрери Джорнел»

---

Я уже был знаком со штабсторпедомайстером Кайнделем — он служил унтер-офицером в моем дивизионе, когда в начале века я был еще кадетом на борту парового корвета «Виндишгрец» во время учебного плавания по Южной Атлантике осенью 1902 года. Я хорошо его запомнил: седеющий старый пройдоха с тридцатью годами флотской службы за спиной уже тогда и по крайней мере одним сроком во флотской тюрьме за продажу латунных гильз штатским сборщикам металлолома.

Редкостный циник, Кайндель являлся постоянным источником сведений и рекомендаций для тех, кто помоложе. Я хорошо помню его на румпеле шлюпки одним жарким ноябрьским днем неподалеку от Мадейры. Мы сидели на веслах, сабли свисали с поясов, поскольку предполагалось, что мы должны изображать десант, и наблюдали, как изношенные шестидюймовые пушки нашего корабля (нарезные, казнозарядные, но до сих пор установленные на колесные станки) полыхнули бортовым залпом. Кайндель смотрел (фуражка сползла ему на затылок), как снаряды, вылетев из облака дыма, плюхнулись в море в паре сотен метров от шлюпки. Кайндель сплюнул в воду, а затем повернулся к нам.

— Ну-c, молодые люди, вот поэтому на флоте и выдают спиртное перед боем: чтобы, когда враг вдруг встанет борт о борт, вы могли хотя бы помочиться на него, раз не сможете сделать ничего другого.

Кайнделю уже оставалось меньше года до выхода на пенсию, но он огорчался, что пропустит теперь войну, считая ее своего рода спортом, который не должен доставаться только молодым.

— Не то чтобы я хочу, чтоб меня убили, герр шиффслейтенант, — признался он мне, когда поезд грохотал по направлению к Цинанфу, — просто мне особо некуда возвращаться в Австрии после увольнения с флота, у меня только сестра в Вене. И если случилась война, я бы хотел в ней поучаствовать, раз уж говорят, что она закончится через пару недель.

Корветтенкапитан Фихтерле его энтузиазма не разделял. Насколько я мог судить, он был рад укрыться в относительной безопасности нейтрального Китая. Его в основном заботило, что в его отсутствие фрау Фихтерле не сможет выплатить остаток за виллу в Граце, где он собирался провести старость.

Мы прибыли на пересадку в Тяньцзинь, где нам приказали до дальнейших распоряжений оставаться в немецких казармах — мрачном сборище кирпичных зданий, которые вполне могли бы располагаться где-нибудь в землях Бранденбурга. В ту ночь пошел дождь — не по-европейски сдержанная туманная морось с хорошей погодой на следующий день, а внезапно началась северо-китайская осень: устойчивый, непрекращающийся ливень, который вскоре превратил дороги в реки, а поля — в зеркала из жидкой желтой грязи. Но худшее ждало впереди, потому что двадцать седьмого мы получили еще две телеграммы.

Первая была из нашей миссии в Пекине, и в ней сообщалось, что в связи с китайским нейтралитетом, а также, поскольку железную дорогу в столицу контролируют британцы, мы не сможем продолжить путешествие. Вторая же пришла из Циндао, где получили радиосообщение из Вены. Австро-Венгрия теперь находилась в состоянии войны с Японией, и «Кайзерин Элизабет» должна сражаться бок о бок с немецким гарнизоном. Поэтому всем трудоспособным членам экипажа приказывали немедленно вернуться на корабль. Все дружно застонали и начали паковать вещи: это означало еще один круг загрузки корабля по возвращении.

Около полудня нас посетил германский консул в Тяньцзине. Китайские власти вряд ли позволят нам возвращаться в австрийской морской форме, сообщил он, поэтому консул организовал экстренный сбор гражданской одежды среди немецкого и австрийского сообществ города. Мы должны скинуть мундиры и ехать по железной дороге обратно в Циндао в гражданском, разделившись теперь уже на группы человек по двадцать, которые, надо надеяться, будут привлекать меньше внимания на железнодорожных станциях по пути.

Именно потому и вышло, что вечером двадцать седьмого августа 1914 года линиеншиффслейтенант Оттокар Прохазка прибыл на железнодорожную станцию Тяньцзинь, чтобы и дальше служить его имперскому королевскому и апостолическому величеству, одетый не в соответствии с «Наставлением о правилах ношения военной формы», а следующим образом: защитного цвета бриджи ниже колен (по крайней мере на два размера больше, чем нужно); шерстяные чулки, подбитые гвоздями горные ботинки; широкая твидовая куртка с поясом и стоячим воротником (почти нужного размера) и шляпа-котелок на размер меньше необходимого. Остальная часть моего отряда была одета примерно в том же стиле или еще хуже: причудливая смесь немецкой одежды для скалолазанья, полосатые матросские куртки, мягкие фетровые шляпы, соломенные канотье, велосипедные шапочки и даже отдельные элементы вечерних костюмов. Большую часть пожалованной нам одежды когда-то пошили, чтобы она подошла дородным фигурам немецких железнодорожных чиновников и руководителям мануфактур среднего возраста, поэтому все это жалко смотрелось на юных и худых австрийских матросах.

Несмотря на эксцентричный внешний вид, первый этап нашего путешествия прошел достаточно гладко: ночной переезд в Цинанфу в вагоне третьего класса, полном веселых, плюющихся, курящих, играющих в кости китайских крестьян, едущих на рынок со связанными пучками живыми курами и свиньями, привязанными к бамбуковым палкам. Весьма пахучее сборище, нужно отметить, но добродушное и благожелательное и (казалось) совсем не возражающие против путешествия с двадцатью длинноносыми дьяволами, одетыми как цирковая труппа. С помощью языка жестов мы обменялись сваренными вкрутую яйцами, арахисом и сигаретами. Затем появился набор для игры в маджонг. Я засомневался, но Кайндель с готовностью сел за партию. Костяшки щелкали по доске как пистолетные выстрелы, и к тому времени как солнце встало над залитыми водой плоскими полями, он не посрамил честь кригсмарине, сорвав банк. Китайские игроки оказались «умными», сообщил он, но, видимо, недостаточно умными для унтер-офицера из Вены.

Дело усложнилось после Цинанфу — пересадочной станции на немецкую железную дорогу Шаньдунбан. В вагон поднялся молодой и вежливый китайский полицейский и на безупречном немецком попросил нас покинуть поезд на следующей станции, Вэйфане. По какой причине? Китай сохраняет нейтралитет. И что нам в таком случае делать? Он лишь пожал плечами. Мы можем вернуться обратно в Тяньцзинь? Нет, согласно полученным им приказам, это невозможно. Можем ли мы связаться с германским консулом в Тяньцзине по телеграфу? Нет, это также невозможно.

Похоже, нам придется торчать на платформе в Вэйфане и дожидаться, пока китайцы решат нас интернировать. У меня возникло такое чувство, что он выпрашивает взятку, но даже если бы я решил заплатить, то не хватило бы средств: деньги на карманные расходы мы давно истратили, и даже с учетом выигрыша Кайнделя в маджонг мы едва могли наскрести пару китайских долларов. Я спросил полицейского, можем ли мы уйти из Вэйфана пешком. Он ответил, что это тоже не дозволено, но он в любом случае сомневается, что мы уйдем далеко, раз к западу от Циндао высадились японцы и оккупировали часть железной дороги Шаньдунбан.

Целый день мы просидели на платформе в Вэйфане под проливным дождем, замерзшие, промокшие и голодные, в ожидании ночи, когда сможем улизнуть от китайского полицейского и двинуться вдоль железнодорожных путей. Мы решили идти двумя группами по десять человек на расстоянии оклика одна от другой и надеялись, что удача и рука провидения помогут нам избежать японского патруля. Если мы натолкнемся на японцев, то свернем в поле и попытаемся прорваться на север. Мои спутники не воспринимали японцев всерьез и считали их какими-то потешными войсками, состоящими из слабаков и очкариков. Я же видел их в деле — в Манчжурии в 1905 году — и предпочитал держаться от них подальше.

Как только стемнело, мы двинулись по путям и несколько часов уныло брели по хрустящему щебню под проливным дождем. Мы промокли насквозь и устали, но всё же не пали духом, разве что кроме Фихтерле — тот был уже слишком стар для подобных приключений. Он всё чаще и чаще требовал остановиться, чтобы передохнуть. Около полуночи мы заметили впереди свет и услышали голоса.

Мы нырнули в укрытие и залегли в мокрой траве у насыпи. Думаю, их было человек двенадцать, но, судя по голосам, это были скорее китайские солдаты, чем японские. Мы пропустили их, поднялись и устало возобновили поход. Серый рассвет застал нас отдыхающими под прикрытием насыпи. Мы разделили последние остатки еды: несколько промокших рисовых печений и конфет, которые выменяли в поезде. Цвет у них был такой яркий, что, даже несмотря на голод, есть их было страшновато. Фихтерле привалился к нашим спинам. Он плохом выглядел — с трудом дышал, лицо приобрело землистый оттенок. Но мы не могли его оставить и потому снова двинулись вдоль железной дороги. Фихтерле приходилось практически нести.