Мигел Соуза Тавареш - Экватор

• Название: Экватор
• Автор: Мигел Соуза Тавареш
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00087-079-2

«Роман классический, старинный…» Эта пушкинская формула, как ни странно, абсолютно соотносится с написанным в 2003 г. романом «Экватор», принадлежащим авторству мало нам знакомого португальца Мигела Соузы Тавареша. Но… «Нравоучительный и чинный, / Без романтических затей…» — вот это нет! «Экватор» — роман грандиозного драматизма и бешеной страстности, а его внешняя неспешность и подробность лишь еще более акцентируют неудержимое движение главного героя, молодого дипломата Луиша-Бернарду, столичного плейбоя, а по сути идеалиста и романтика, — к карьерному фиаско и любовному краху…

---

Небольшую перестановку он затеял также и в спальных. Их было три. Главная была просто огромной, с видом на океан, с супружеской постелью из бакаута или священного дерева и двумя предметами мебели в индо-португальском стиле, который ему никогда не нравился. Не полюбил он и среднюю спальню, так что решил сначала расположиться в маленькой, что находилась позади остальных, в задней части дома, выходившей в сад, природный будильник на каждое утро. Там же рядом находилась ванная комната, вполне приличная, с цинковой ванной, хотя и без водопроводной воды, которую заменял самодельный душ с большим баком на пятьдесят литров. Для того, чтобы он заработал, надо было потянуть вниз висящую сбоку цепочку. В обязанности Доротеи, одной из представленных ему служанок, входило наполнять бак или саму ванну теплой или прохладной водой, в соответствии с распоряжением хозяина.

Установив все детали, Луиш-Бернарду сел немного отдохнуть под уличным навесом в передней части дома, где весь день была тень. Он согласился на предложенный ему ананасовый сок и закурил сигарету, глядя на залив, по которому плыли редкие лодки. Половина из них участвовала в загрузке «Заира», который уже начал готовиться к снятию с якоря. Затем, поборов охватывавшую его вялость, он нашел в себе силы и заглянул на кухню. Там были Мамун и Синья, которым он рассказал о своих кулинарных предпочтениях, и осведомился об их кулинарных возможностях. Он узнал, что у губернаторского дворца за городом был собственный участок земли, откуда ежедневно поставлялись свежие фрукты и овощи. Здесь также было собственное хозяйство, где разводились свиньи, куры, индейки и утки. Рыба покупалась на местном рынке, где она была в изобилии, каждый день и по очень низкой цене. На острове выращивали прекрасный по качеству кофе, а остальные продукты регулярно привозились из Анголы — рис, мука, сахар, а также, по специальному заказу, говядина. С этой стороны, будучи, к тому же гурманом, привыкшим хорошо питаться, Луиш-Бернарду оценивал общую картину как более, чем удовлетворительную. Тем не менее, в противовес всеобщему ожиданию на кухне, что «сеньор губернатор к этому часу уже, наверняка, проголодался», он попросил приготовить ему только яичницу со свиной колбасой, очень крепкий кофе с большим бокалом воды и накрыть это все на веранде. Через пятнадцать минут, приняв душ и переодевшись, он уже сидел на веранде, чтобы быть обслуженным, в первый раз Себаштьяном, проникнутым исключительной важностью своей роли, хотя и заметно расстроенным — по поводу недостатка в обеде как самой еды, так и его торжественной церемониальной составляющей. Луиш-Бернарду принялся было за трапезу, но заметил, что Себаштьян оставался рядом, молча и не шевелясь, внимательно наблюдая за каждым его движением. Посчитав, что это неудобно для них обоих, Луиш-Бернарду попросил:

— Себаштьян…

— Да, сеньор губернатор!?

— Прежде всего: я не хочу, чтобы ты называл меня «сеньор губернатор»; когда ты так говоришь, мне кажется, что ты обращаешься не к человеку, а к памятнику.

— Да, хозяин.

— Нет, Себаштьян, снова нет. Давай-ка подумаем. — Вот! Обращайся ко мне «доктор», хорошо?

— Да, доктор.

— Теперь, Себаштьян. Мне хочется немного пообщаться. Поэтому пододвигай-ка стул и садись: я не могу сидеть и разговаривать со стоящим человеком.

— Мне сесть, хозяин?

— Доктор. Да, садись, садись!

С большим для себя трудом Себаштьян пододвинул стул и присел на него с краю, оставаясь на почтительном расстоянии от стола, оглядевшись по сторонам, будто желая убедиться, что его никто не видит. Было заметно, что ему приходится совершать определенное усилие над собой, чтобы понять и приспособиться к особенностям нового господина.

— Скажи мне, пожалуйста, свое полное имя.

— Себаштьян Луиш де Машкареньяш-и-Менезеш.

Луиш-Бернарду тихонько присвистнул, подавив в себе желание расхохотаться: его старший лакей в этих тропиках, затерянных в океане где-то к западу от африканского берега, негр, с кожей, опаленной божьей милостью и солнцем, носил фамилию, представлявшую два довольно знатных португальских рода. Представители династий Машкареньяш и Менезеш никогда не останавливались в Африке, где вообще мало кто из цивилизованных людей находился подолгу, но вот в Гоа и в Португальской Индии[30] имперская знать служила, уже начиная с XVI века.

Носители этих фамилий плавали вместе с Васко да Гамой, воевали вместе с Афонсо де-Албукерке и доном Франсишко де-Алмейдой[31], были воинами и иезуитами, губернаторами и вице-королями, судьями и строителями. От каждого из поколений уезжали туда по одному из рода Машкареньяш, и по одному из Менезеш. Некоторые из них оставались надолго, на десять и более лет, другие — чтобы уже никогда не вернуться и быть похороненными на кладбищах Панаджи[32], Диу или Лутолима[33], где сегодня можно видеть их имена выгравированными по-английски надписями на надгробных плитах:

«То the memory of our beloved….»[34] Вполне может быть, что Себаштьян является внуком или пра-пра-пра-правнуком какого-нибудь Машкареньяша или Менезеша, потерпевшего кораблекрушение у берегов Африки или у экваториальных островов в открытом океане по дороге в Индию. Кроме этого, он мог просто унаследовать фамилию от предка-раба, получившего ее от своего владельца, как это иногда происходило в старые времена в Африке. Или же, наконец, возможно, он был выходцем из самого «нижнего слоя», потомком первого поколения островитян, появившихся здесь в XVI веке, детей первых, приехавших из метрополии колонизаторов и прибывших с континента негров — так сказать, местной «аристократии», метисов, которые, фактически, и являлись первыми господами-управленцами на островах. Именно так они всеми и воспринимались, несмотря на то, что после своего открытия земли находились в собственности капитанов-наместников, которым короли Португалии попросту отдавали далекие и негостеприимные экваториальные владения в обмен лишь на то, чтобы эта целина была ими занята, обжита и освоена.

Луиш-Бернарду, еще несколько минут назад, когда часы пробили половину второго пополудни, смотревший на Себаштьяна с симпатией, теперь добавил к ней и значительную долю уважения:

— Ну что ж, фамилия эта из вполне славных…

— Да, хозяин.

— Доктор.

— Простите, доктор. Она досталась мне в наследство от моих предков, прибывших сюда с Кабо-Верде. Но мне также объяснили, что по отцовской линии род происходит из Гоа.

— Да, несомненно. А скажи мне, ты женат?

— Нет. Был, но сейчас я вдовец. Уже пятнадцать лет.

— А дети есть?

— Двое, доктор. Один работает на плантациях Боа Энтрада, заведует складом. Работа неплохая, и ответственная. Другой, точнее другая, дочь вышла замуж и живет на Принсипи, я ее уже пару лет не видел.

— И снова ты не женился?

— Нет. Жена обходится дорого. Да мне здесь и так хорошо, не нужна мне жена.

— А секретарь Агоштинью, он женат?

Себаштьян сделал небольшую паузу и исподлобья посмотрел на него. Луиш-Бернарду понял, что информация, которая последует, окажется несколько завуалированной.

— Да, да, женат… на местной женщине.

«Ага, — на черной», — догадался Луиш-Бернарду.

— Но отец ее был португальцем… — поторопился уточнить Себаштьян. — «Мулатка», — заключил Луиш-Бернарду.

— И это здесь имеет значение, среди португальцев?

— Среди белых, доктор? Да, имеет, конечно! Белый есть белый, а черный — это черный. Но мулат здесь ни сам руки не целует, ни подает руку для поцелуя. Поэтому такому лучше всего сидеть дома, вы меня понимаете, доктор?

Луиш-Бернарду закончил с яичницей и выпил кофе. Он слегка потянулся в кресле, после чего, с некоторым трудом поднялся. Его охватывала абсолютная апатия, хотелось все пустить на самотёк, оказаться под чьим-то командованием, а не командовать самому.

— Скажи мне, Себаштьян, во сколько здесь ужинают?

— Когда хозяину будет угодно. Но обычно ужинают после дождя, примерно к половине восьмого.

— После дождя? А что, дождь идет по расписанию?

— Если это не сухой сезон, «гравана», то всегда после захода солнца. А в семь, в половине восьмого все уже заканчивается.

— Хорошо. Значит, ужин будет в половине восьмого. Здесь.

— Здесь нет, хозяин.

— Не хозяин, а доктор. А почему не здесь?

— Из-за комаров. Простите, доктор.

Поборов в себе подступившую лень, Луиш-Бернарду приказал Висенте передать, чтобы сеньор Агоштинью де-Жезуш ждал его через час, когда он спустится на нижний этаж, чтобы познакомиться с секретариатом правительства. Оставшееся время он решил посвятить распаковке и разбору вещей, в чем ему помогали Себаштьян и Доротея. Пока она вешала костюмы на вешалки и наклонялась, расставляя в шкафу его обувь, Луиш-Бернарду не мог удержаться от того, чтобы иногда не бросить на нее искушенный взгляд. Ее движения были такими же плавными, как у цветочного стебелька, упавшего в воду, жесты легкие и танцующие, обнажающие части темно-коричневого тела со слегка блестящей на солнце кожей. Вырезы на ее собиравшемся в складки платье из хлопковой ткани в желтый цветочек позволяли иногда увидеть верх бедра, упругого и чуть влажного от пота, или верх груди, слегка поднимавшейся в такт едва учащенному дыханию. Когда ее взгляд вдруг встретился с его, и он ясно увидел всю ту неприрученную невинность, что жила в ее черных глазах, Луиш-Бернарду почувствовал легкий удар в грудь и тут же отвел взгляд в сторону, словно на мгновение сам стал охотником, за которым тоже охотятся. Он вспомнил один из своих последних разговоров с Жуаном в Лиссабоне, когда жаловался другу на вынужденное воздержание, грозившее на Сан-Томе ему, привыкшему всегда находить успокоение в женских объятиях. Тогда Жуан ответил, наполовину серьезно, наполовину в шутку: «Да не выдумывай! К концу месяца, я обещаю, негритянки начнут казаться тебе мулатками, через пару месяцев — уже хорошо загорелыми белыми, а через три, когда совсем припрет, они станут для тебя голубоглазыми блондинками!» И вот, прошло каких-то три часа на острове, а он уже смотрит жадным взглядом на свою горничную, которую природа одарила телом греческой богини, окрашенным в черный цвет!