Иван Исаков - Каспий, 1920 год

• Название: Каспий, 1920 год
• Автор: Иван Исаков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1973

 Иван Степанович Исаков (1894-1967), адмирал флота Советского Союза, Герой Советского Союза и член-корреспондент Академии наук СССР, с конца пятидесятых годов стал публиковать в журналах «Новый мир», «Москва», «Наш современник» и «Нева» рассказы о флоте. Участник четырех войн и один из самых выдающихся моряков современности пришел на склоне лет к литературному творчеству, побуждаемый желанием передать молодым соотечественникам любовь к морю и мореплаванию. Его рассказы выходили отдельными сборниками в различных издательствах; в 1966 году «Советский писатель» издал его книгу рассказов «Неистребимый майор». Литературное наследие И.С. Исакова велико и разнообразно. Оно содержит и крупные военно-научные труды, и публицистику, и прозу. «Каспий, 1920 год» — книга, возникшая из дневниковых записей командира эсминца «Деятельный», которые вел автор во время завершающей кампании гражданской войны на Каспии против английских интервентов и белогвардейцев, при жизни Исакова публиковалась лишь частично. Подготовленная к публикации комиссией СП СССР по литературному наследию писателя И.С. Исакова, книга была в журнальном варианте напечатана в 1970 году «Новым миром», а сейчас предлагается читателю по авторскому оригиналу. И. Исаков стремился сочетать в своем произведении и непосредственность свидетельств и наблюдений участника и очевидца значительных событий прошлого, и объективность историка, и остроту взгляда художника, метко и лаконично изображающего черты своих современников

---

Ослабление переборок и обшивки в сочетании с короткой и крутой каспийской волной, особенно на толчее, образовавшейся в Кизлярском заливе во время последнего шторма, привели в какой-то момент к столь неблагоприятному совпадению, что без заранее обнаруженной остаточной деформации корпус сразу начал разрушаться.

Но остров Чечень скоро будет захвачен. На рейде уже заканчивает снаряжение повторная экспедиция с «Пролетарием» и «Кауфманом». На последнем размещен матросский десант.

* * *

Захватив в каюту газеты, перекинутые с плавбазы, я впервые спустился в каюту на ходу миноносца и залег на койке, предоставив Снежинскому вести корабль по каналу, который он знал лучше меня.

Предварительно дали в Астрахань подробное радио о подготовке дока.

В течение всего перехода из медного раструба переговорной трубы докладывалось о кораблях и транспортах, шедших навстречу.

Это в Петровск! Как силы и тылы флотилии, так и «хвосты» XI армии.

В добрый час!

20- 12 апреля. Астрахань.

Разговоры с докмейстером и инженером. Со мной - механик и боцман. От ячейки - И. Белов насчет мобилизации команды.

Доклад в штабе о походе и наших задачах, после чего «по требованию публики» - рассказ о первых операциях. Несмотря на то что здесь уже находится плененное воинство генерала Толстова, из Петровска до прихода «Деятельного» никого не было.

Узнал, что на подходах к Тюб-Караганскому заливу мой «любимый» «Карамыш» готовится выставить новое заграждение. Не зря ли?

Но штабники уверили, что нельзя рисковать. Будто есть сообщение, репетуемое из Москвы, что Фрунзе доносит об обстреле бело-английскими крейсерами железной дороги у Красноводска.

Встреча с Л. Рейснер

С Ларисой Рейснер я был знаком еще в Москве, когда она служила в качестве комиссара Генмора.

Зимой 1919 года, когда Ф.Ф. Раскольников убеждал меня ехать на Волгу, чтобы принять миноносец (а я, не веря в свои силы, соглашался только на должность «флагспеца по тралению и заграждению»), меня вызвали к нему на квартиру, где вместо служебных разговоров прослушал несколько интересных воспоминаний Ларисы о времени ее учебы в Мюнхене, где она с отцом была в эмиграции.

Я все пытался подвести разговор к операциям на Волге. Об ее личном участии в боях на миноносцах рассказывали легенды, иногда невероятные. Но хозяйка дома (и это было ее правом) упорно возвращалась к вопросам графики и показала мне изумительные работы Сергея Грузенберга (тоже мюнхенского периода).

Осталось впечатление об очень образованной, волевой женщине, к тому же очень красивой.

Затем две-три встречи в Астрахани, на докладах у комфлота. Теперь она была начагитпропом полиотдела флотилии и вместе с политотделом ожидала переброски в Петровск.

Имея поручение от комфлота передать Л. Рейснер личное письмо, я вечером направился к ней.

Первое, что мне не очень понравилось, - это атмосфера какого-то избранного общества, когда посланца ввели в царство хорошего тона, разместившееся в большой, роскошно убранной и явно купеческой гостиной. И если комната и обстановка служили своего рода трофеем, оставленным удравшим богатеем, за стиль которого нынешняя хозяйка не могла нести ответственности, то состав компании, окружающей крупного политработника и жену комфлота, всецело определялся ее выбором.

Пять или шесть глубоковоспитанных дам восседали вокруг кресла той, которая сейчас являлась старшей среди равных, и трудно было поверить, что она наганом и конем владела лучше, чем вязальными спицами, и спокойно могла стоять на мостике корабля во время артиллерийского боя.

Еще раз я убедился, какой сложный человек был в этой оболочке {67}.

Все занимались «рукоделием», а одна из дам, помоложе, читала вслух какую-то книгу.

С моим приходом заведенный порядок был нарушен. Хотелось ограничиться ролью курьера, однако пришлось рассказать все с момента выхода в операцию с 12-футового рейда. Повышенный интерес слушательниц был естественным, все они были женами командиров, ушедших со штабом флотилии или дивизиона эсминцев.

По таинственному знаку хозяйки появился подносик с чаем, домашним печеньем и ломтиком подобия колбасы. Хорошо, что я имел небольшой тренинг в Петровске, поэтому не испытывал тошноты, когда уничтожал угощение.

Через минуту неприятно резануло другое. От имени комфлота доложили, что он ее ждет; уже приготовлена квартира сбежавшего контр-адмирала Сергеева.

- Как он не понимает, что я не смогу жить в этом доме и дышать тем воздухом, которым дышали наши смертельные враги!

Пафос и дрожь голоса от гнева привели в трепет всех дам. А я следил глазами за возмущенной женщиной, шагавшей с пылающими глазами из угла в угол, и не мог понять, насколько эта щепетильность является искренней… Ведь нынешняя гостиная тоже принадлежала не пролетарию. Не знаю, прасолу или рыбопромышленнику, но вижу, что миллионеру.

Чужая душа - потемки. А такой необыкновенной женщины - и подавно.

Через несколько минут морской фельдъегерь или дипкурьер забыл все сомнения и оценил остроумие хозяйки.

Остановившись против меня, Лариса Михайловна сказала:

- Спасибо за письмо, каптен! Спасибо за повесть о первых операциях… Вы интересно рассказываете. Будь у вас время - заставила бы написать в газету о случае с зарубленными у тюрьмы. Ну, да бог с вами… Меняйте винты, это сейчас важнее!… За отличное выполнение поручения вы награждаетесь… Ну, что больше всего нужно капитану, несколько суток простоявшему на мостике? - Она оглядела своих дам, но те насторожились и не рискнули отгадать вслух. - Вы награждаетесь горячей эмалированной ванной с душистым мылом!

Это было неожиданно для всех и для меня. Это было великолепно {68}!

Комендант - картинный матрос с маузером - сделал кислую мину и, когда вел меня в ванную комнату, возмущенно ворчал.

Только сидя в мыльной горячей воде, в отличной «мальцевской» купели, я оценил жест хозяйки. Совершенно очевидно, что она сама испытывала это блаженство после длительных (и очень рискованных) скачек по калмыцким степям, с ночевками в грязных кошарах. После подобия душа на «Деятельном», которым было неудобно, а главное, некогда пользоваться, награда, полученная в виде ванны, воспринималась с благодарностью, как приятное с полезным.

Розовый и сияющий, как херувим, посланник опять предстал перед дамами, благодаря от души хозяйку, после чего произошел деловой, но неприятный разговор.

- Вот что, кэптен! Пока вы плескались, я решила идти в Петровск с вами на миноносце!… Тут Сергей Андреевич {69} готовит мой переезд на одном из транспортов, который пойдет дня через два, в составе конвоя. Но с вами я выиграю полсуток, а главное - тряхну стариной!…

После взгляда на мою недвусмысленную мину холодно и с издевкой:

- Или вы боитесь «бабы» на корабле?… Может быть, вы по понедельникам в море не рискуете выходить?…

- Ни понедельника, ни тринадцатых чисел и прочих примет не боюсь. Но, во-первых, я не имею разрешения командующего, а во-вторых, скажу откровенно, у нас в гальюне офицерского отсека - одно очко. И два пассажира - штабные командиры… Устали все изрядно. Думаю, что экстренный док обойдется нам еще дороже. Вправе ли я усложнять жизнь своих командиров еще больше? Поверьте, что одно дело идти в бой, а другое - быть только гостем. Последнее более обременительно.

- Ясно! Не продолжайте! Вы правы, я иду на транспорте.

По дороге на миноносец я вспомнил, как мне демонстративно твердо пожали руку…

- Спасибо за откровенный ответ! - Это было явно сказано для аудитории, шокированной моим отказом и еще больше грубыми морскими терминами.

Ссылка на отсутствие разрешения была явно несостоятельна: ведь речь шла не столько о жене комфлота, сколько о начагитпропе. А что она стеснила бы нас независимо от пропускной способности гальюна - в этом я не сомневался.

* * *

Больше ничего об Астрахани не помню, так как больше на берегу не был.

Записал отрывочно кое-что.

Ясно, что теперь, когда мы стоим на подступах к Баку, здесь готовится огромный и сильный флот. Чуть ли не десяток миноносцев, столько же канлодок и сторожевиков. Но, к сожалению, никто из них еще не готов.

Комиссар в день выхода узнал в штабе, что остров Чечень захвачен. Подробностей еще нет.

* * *

В городе, на пристанях, заводах, базарах - новый тонус жизни… Еще нет привычного (огромного) потока нефти (хотя из Гурьева уже пришло два или три каравана); еще не увеличен продовольственный паек, но все на рейдах и в городе готовятся к перекачке нефтепродуктов для дальнейшего направления вверх по Волге. Баржи, буксиры, насосные станции, железнодорожные цистерны, баки… Все это огромное хозяйство как бы предчувствует приближение нефтяной волны, если не наводнения.