Иван Майский - Перед бурей

• Название: Перед бурей
• Автор: Иван Майский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1945

О с н о в н ы м мотивом, побудившим меня написать эти воспо минания, было желание на собственном примере показать, как люди старого поколения, выраставшие в условиях цар                                                   ской России, приходили к революции

---

стали к небольшому пустынному острову. Купались, валя

лись на песке, боролись, кричали, а потом ели уху и пили

чай. Дальше опять река, опять солнце, опять голубое небо,

опять луга и леса, опять свежий, бодрящий сибирский воз

дух. Так продолжалось целый день. К вечеру мы, наконец,

приблизились к месту нашего назначения. Когда вдали по

казались крыши и трубы заимки, мы все выстроились в

«боевой порядок» на лодке. А когда наше «судно» сдела

ло поворот к пристани, мы «салютовали» толпившимся на

берегу обитателям заимки грозным залпом из одного дро

бовика л двух револьверов.

Три дня, проведенные на заимке, прошли, как в тумане.

Здесь уже была вся многочисленная семья Марковичей с

целой кучей родственников, знакомых и приживальщиков.

Дом был полон веселой женской молодежи. Всей компа

нией ходили в лес на прогулки, играли в хороводы, пели

песни, катались на лодках. Очень скоро образовались па

рочки, и вся атмосфера наполнилась пьянящим ароматом

легкого юношеского флирта. Всем было страшно весело, и

все много шутили, смеялись, поддразнивали друг друга.

То и дело слышались взрывы веселого, здорового хохота.

Мариновский, отличавшийся хорошей памятью, потешал

публику нелепыми цитатами из произведений разных не

признанных поэтов. Ставши в унылую лозу, мрачно глядя

пред собой, безнадежно размахивая руками, он вдруг про

возглашал:

Ж и з н ь наша проходит в трепете жутком,

Температура в ней ноль!

И мы ползаем в ней без рассудка

Боком и исподволь.

230

Все хватались за бока и хохотали доупаду. Или Мари

новский начинал декламировать из сибирской поэтессы

Древинг, незадолго перед тем выпустившей «солидный

том» своих произведений:

За окошком роща,

В роще соловей,

Что быть может проще

И сего милей?..

При этом Мариновский строил невероятно идиотскую

рожу, и все опять помирали со смеху.

Или, наконец, тот же Мариновский, делая вид, что

представляет меня обитателям заимки, нелепо-восторженно

кричал:

— Позвольте рекомендовать гражданина вселенной, сы

на отца бога-солнца и матери-земли, нареченного жениха

ее величества Революции!..

— Заткнись, дурак! — в ответ кричал я.

А все окружающие хохотали и громко аплодировали нам

обоим.

Так со смехом, с весельем, с радостными надеждами, с

восторженными ожиданиями наша молодая компания про

водила на заимке время и затем вернулась уже на лоша

дях в Омск.

22. ПОСЛЕДНЕЕ ЛЕТО ДОМА

То лето наша семья опять проводила на «Санитарной

станции». Чемодановы на этот раз к нам не приехали. Мы

жили одни, и теперь мир и гладь царили в отношениях

между мной и родителями. Мать окончательно убедилась,

что я уже вырос и могу ходить на своих ногах. Мне было

семнадцать с половиной лет, я кончил гимназию и через

два месяца должен был уехать в Петербург на самостоя

тельную жизнь студента... Это производило впечатление.

А сверх того, в недалеком будущем предстояла разлука

надолго, —- ни матери, ни мне не хотелось отравлять по

следних недель совместной жизни спорами и конфликтами.

И потому мы жили дружно, хорошо, даже любовно. Мне

это было очень приятно, и я все время пребывал в самом

лучшем настроении.

К тому имелись и другие причины. Еще с шестого

класса я твердо решил по окончании гимназии попасть в

Петербургский университет, и чем дальше, тем прочнее я

231

утверждался в этом намерении. Почему я так страстно

стремился в Петербург? Мои мотивы были двоякого рода.

Во-первых, я мечтал в литературной карьере. Кем имен

но я буду, — публицистом, литературным критиком, беллет

ристом или поэтом, — мне было не совсем ясно. Но что

мне на роду писано держать в руках перо, — в этом я

не сомневался. Литературной же столицей, конечно, был

Петербург.

Во-вторых, я мечтал также о приобщении к тому широ

кому общественно-политическому движению против цариз

ма, которое в то время все сильнее разливалось по стране,

и слабое эхо которого доносилось и до нашего омского

захолустья. Как должно произойти это приобщение, в ка

ких формах, на каких основаниях, — для меня тоже было

не совсем ясно. Но жгучее стремление к такому приобще

нию было налицо и становилось все сильнее по мере моего

приближения к окончанию гимназии. Я был твердо уверен,

что достаточно приехать в Петербург, и все мои трудности

и сомнения будут сразу разрешены: врата истины здесь са

ми собой откроются предо мной. Отсюда моя неодолимая

тяга в столицу. Мне было решительно все равно, в каком

качестве я туда попаду, — лишь бы попасть. Все осталь

ное казалось мне уже совсем просто. Как чеховские три

сестры, я все время твердил: «В Петербург! В Петербург!

В Петербург!» Но, не в пример чеховским героиням, я не

только мечтал о Петербурге, — я твердо решил во что бы

то ни стало попасть, и действительно попал в Петербург.

Однако далось это мне не сразу и не без борьбы. Со

стороны родителей мне отказа не было, но зато имелись

препятствия со стороны... царского правительства. В то

время в судорожной борьбе против нарастающего револю

ционного движения министерство народного просвещения

додумалось, между прочим, до такой своеобразной меры:

вся Россия была разделена на ряд крупных университет

ских районов, причем все среднеучебные заведения каж

дого района были приписаны к высшей школе именно это

го района. Учащиеся по окончании гимназий или реальных

училищ обязаны были поступать в университет или техно

логический институт своего района и в высшие школы дру

гих районов не принимались. Смысл этой меры состоял в

том, чтобы затруднить скопление в столицах крупных масс

учащейся молодежи, где она все больше превращалась в

серьезную революционно-политическую силу. Конкретно,

232

таким образом, мне предстояло учиться в Томске или Ка

зани (поскольку в Томском университете в то время е щ е

не было всех факультетов, двери Казанского университета

для омичей также были открыты). Это меня ни в какой ме

ре не устраивало. Одно время, чтобы обойти имевшееся

препятствие, я собирался по окончании седьмого класса пе

ревестись в Москву и там закончить свое среднее образо

вание. По разным причинам, однако, этот план не мог быть

осуществлен.

Тогда мне пришла в голову другая мысль. Историко-

филологический факультет в то время считался плохонь

ким, захудалым факультетом, ибо он душил студентов

древними языками и открывал пред оканчивавшими лишь

скромную карьеру учителя гимназии. Этот факультет

был мало популярен, и туда шли главным образом неудач

ники. Обычно на историко-филологическом факультете

никогда не бывало полного комплекта, и свободных вакан

сий имелось сколько угодно. Я все это знал и решил

попытать счастья. Я подал прошение на историко-филологи

ческий факультет Петербургского университета и, ссыла

ясь на свою золотую медаль, просил принять меня «в виде

исключения». Мой расчет полностью оправдался. Золотые

медалисты стучались в двери историко-филологических фа

культетов не каждый день, — ив конце июня я получил

сообщение, что буду зачислен в число студентов столич

ного университета. Я был в восторге: итак, моя мечта осу

ществилась, — я еду в Петербург!

Начались сборы и приготовления. Мать на швейной ма

шинке «Зингер» сама сшила мне белье и верхние рубашки-

косоворотки. Знакомому сапожнику, в течение многих лет

обувавшему всю нашу семью, были заказаны новые, особо

прочные сапоги. «Мужской портной для гг. военных и

штатских» Махоткин, тоже наш многолетний поставщик,

сшил мне серую студенческую тужурку и темнозеленые

диагоналевые брюки. В магазине у Шаниной я купил сту

денческую фуражку с синим околышем. Таким образом, я

был полностью экипирован. Новый костюм мне очень нра

вился, — особенно когда под тужурку я надевал темноси¬

нюю косоворотку, лихо перехваченную тонким кожаным

пояском. Тогда я чувствовал себя таким взрослым, таким