Яков Минченков - Воспоминания о передвижниках

• Название: Воспоминания о передвижниках
• Автор: Яков Минченков
• Издательство: Художник РСФСР
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

Воспоминания одного из поздних передвижников - Якова Даниловича Минченкова - представляют несомненный интерес для читателя, так как в них, по существу впервые, отражена бытовая сторона жизни передвижников, их заветные мечты, дружба, трогательная любовь к живописи и музыке. Однако автор не всегда объективно оценивает события, омногом он говорит неопределенно, не указывая дат, некоторых фактов, называет некоторые картины неточными именами и т. п. Поэтому редакция считала необходимым снабдить книгу подробными примечаниями, дающими точные сведения о жизни и деятельности художников, упоминаемых в книге. Эти примечания дадут читателю возможность получить представление о той эпохе, к которой относятся воспоминания Я.Д. Минченкова

---

   Иногда он откровенно сознавался: "Ну какой я профессор? Это так, когда другого нет. А согласился потому, что все же я хоть вреда не сделаю никому, не навяжу никому своего, что у меня есть плохого. Так и говорю своим ученикам: вы меня слушайте, а делайте так, чтоб на меня не было похоже".

   И конечно, Киселев, не имея большого мастерства, будучи скорее дилетантом в живописи, не мог создать своей школы и подготовить больших мастеров живописи. Преподавание его сводилось к доброжелательным собеседованиям с учащимися.

   При мне, в 90-х годах, Киселев был уже стариком, ходил прихрамывая с палочкой. Один сапог у него был с толстой двойной подметкой. Сжимал и морщил лицо и сильно щурил один глаз.

   Тон его речи был полушутливый, без едкого сарказма или горькой иронии. У него все выходило безобидно и немного поверхностно, скользяще, подчас красиво. Картина -- душа художника, его портрет. По ней можно заглянуть во все изгибы его души, характера. То, что было в картинах Киселева, лежало и в основе его натуры. Ему не свойственна была большая углубленность в жизнь, как в картинах его не было глубокого проникновения в природу. Он не проявлял исчерпывающего интереса к чему-либо, мысль его точно скользила по поверхности жизни, вылавливая в ней красивое или невинно-комическое, но как человек образованный, вращавшийся в кругу людей науки и искусства, он много знал, был интересным и приятным собеседником и обладал достаточным запасом интересных воспоминании из пережитого, которые он передавал со своим легким юмором.

   Все это увязывалось с его картинами, со светлыми, радостными тонами его пейзажей, немного идеализированных и подкрашенных, но в которых все же была культурная умелость и искренность чувства.

   В большой академической квартире Киселева, как почти у всех передвижников-питерцев, были свои вечера, содержание которых носило характер, присущий самому хозяину.

   Вечера были занятные и оживленные. Александр Александрович принимал участие в забавах молодежи и, казалось, был самым изобретательным человеком в проведении вечеров и объединении молодежи с почтенными гостями.

   Он очень любил стихи и сам сочинял их. Его стихи, главным образом басни, были гладко написаны и остроумны. Красивая легкая рифмованная шутка давалась ему свободно.

   Обступает его молодежь и пристает:

   -- Александр Александрович! Напишите скороговорку, да подлиннее, чтоб язык можно было сломать.

   Вытаскивают кресло на середину зала, усаживают в него Киселева и ждут. А он наклонит набок голову, еще больше прищурит левый глаз и-- уже готово.

   -- Пишите! Только чтоб читать без отдыху, да побыстрей!

   Александр Александрович диктует:

   На мели мы лениво

   Налима ловили,

   А в домике цветами

   Алела малина.

   За малиной цвела лебеда.

   Не беда,

   Что в малину, меня

   Не любя, вы манили,

   Что про все вы забыли,

   А меня в том винили --

   Вот в этом беда!

   Попробовали читать записанное и со смехом "ломали язык" на половине, а потом говорили:

   -- Да это вы, Александр Александрович, заранее приготовили, а вот мы придумаем такой стих, такие слова, что к ним не подберете рифмы.

   -- Ну вот увидите, ну вот увидите! -- прыгала егоза-гимназистка.

   -- Ладно, пробуйте, -- соглашался Киселев.

   Молодежь убегает в другую комнату. Смех, спор! Выходят. Высокий худой юноша объявляет:

   --Мы начали писать глубочайшее по идее и великолепное по форме стихотворение, но на второй строке вдохновение у нас выветрилось, а потому просим вас закончить стих.

   Александр Александрович ждет. Юноша, став в театральную позу, прыскает со смеха в платок и начинает:

   Покататься хотят девочки.

   Вот оседланы и лошади...

   и останавливается, а Киселев продолжает:

   Я во двор гляжу, надев очки,

   -- Грязи нет, хоть без калош иди.

   -- Что? Поймали? -- кричат кругом, и при общем смехе Александр Александрович объявляется непобедимым стихотворцем и первым поэтом Васильевского острова. Собирается подписка на сооружение ему при жизни памятника. При выборе для него места присутствующий здесь Мясоедов предлагает поставить памятник в Зоологическом саду и вносит на его построение первый камень -- коробку спичек.

   Киселев берет и благодарит, а Мясоедов не может утерпеть, чтоб не добавить:

   -- При выражении добрых к вам чувств будьте уверены в их неискренности.

   К спичечным коробкам Киселев был неравнодушен. Он брал сперва пустые коробки, а потом он машинально клал в карман лежавшую перед ним коробку и уносил домой. Там он разгружал свои карманы и из собранных за зиму коробок сооружал весной с детьми в саду целые замки причудливой архитектуры. Спичечные коробки служили кирпичами при постройке.

   Обращаются к Киселеву:

   -- Скажите, в каком виде изобразить вас на памятнике в Зоологическом саду?

   Александр Александрович разводит руками:

   Не знаю сам, кем лучше быть:

   В саду голодным волком выть,

   На страх людей там львом реветь

   Иль средь дерев орлом сидеть?

   Нет, лучше стану тигром-людоедом

   И растерзаю Мясоеда!

   А Мясоедов, заложа руки за спину, с поднятой головой уходит в столовую, бросая слова:

   -- Зубы обломаете!

   Александр Александрович просится:

   -- Ну, будет! Отпустите душу на покаяние!

   Молодежь начинает играть на рояле, петь, а Киселев достает большой альбом и кладет на стол.

   Лемох заглядывает в него:

   -- Это у тебя новости, Александр Александрович? Ты опять? Ах ты: затейник!

   Товарищи переворачивают страницы альбома, и смех не умолкает. В альбоме каждая страница перерезана пополам. Открывается первый лист -- видите портрет известного лица, наклеенный на страницу альбома и перерезанный пополам. Перевертываете нижнюю половину листа, и к верхней половине портрета присоединяется теперь совершенно несоответствующая нижняя часть фигуры от другого портрета. Так, например, вы видите вначале портрет во весь рост бывшего прокурора синода Победоносцева с елейным выражением лица и в благочестивой позе. Перевертываете нижнюю часть страницы, и перед вами появляется фигура Победоносцева, отплясывающая канкан в юбке балерины.

   Иллюстрации подбирались остроумно и, глядя на них, нельзя было удержаться от смеха.

   Киселев, изнывая под тяжестью житейских забот, вынужден был писать ходовые вещи, которые публика любила и раскупала для украшения гостиных.

   Как пейзажисту, ему необходимо было писать этюды. Это вызывало расходы, и даже большие, если ехать приходилось далеко -- на Кавказ или в Крым, особенно с семьей. И вот у него, как и у некоторых других художников-передвижников, явилась мысль завести свой уголок, свою дачу-мастерскую, где можно было бы дешево жить и с удобствами работать. Это предприятие казалось не таким дорогим, требовалась только единовременная затрата на постройку. Содержание же дачи должно было стоить не дороже найма чужого помещения.

   -- А главное, -- говорил Киселев, -- подумайте: вы приезжаете в свою мастерскую, -- свет, удобства для работы, никто и ничто вам не мешает. Какая продуктивность в работе, какая независимость! Правда, вы становитесь улиткой, прикрываетесь своей крышей, как раковиной, от внешних поражений, поводите из-под нее усиками, озирая маленький мирок, вас окружающий. Нет широкого простора, мал вам горизонт, вы связаны местом, но зато вы не треплетесь по пустякам, не тратите энергии на житейскую дребедень и отдаетесь исключительно искусству. В настоящее время только при таких условиях можно независимо работать. Посмотрите, за границей все художники так и делают -- те, конечно, кто имеет для этого возможность.

   Сказано -- сделано. На Кавказском побережье чуть ли не даром раздавались участки с условием, чтобы на них были построены жилища. Киселев выбрал участок в Туапсе, на горе у скалы Кадоша. Чего лучше: перед глазами море, Кавказ, горы... Для художника -- рай!

   "Я видел море, очами жадными простор его измерил", -- повторял" в восторге Александр Александрович.

   С большими затруднениями, войдя в долги, построил он свою дачу и с увлечением стал писать кавказские горы и море.

   И действительно, новые благоприятные условия дали ему возможность без особых помех отдаться искусству, а в природе был неиссякаемый материал для пейзажиста. Киселев блаженствовал, в его вещах появились впечатления от новой для него природы и даже свежесть письма. Он, что называется, встряхнулся и ожил под южным солнцем.

   Но вскоре материальные затруднения возобновились.