Игнасио Идальго де Сиснерос - Меняю курс

• Название: Меняю курс
• Автор: Игнасио Идальго де Сиснерос
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1967

 Игнасио Идальго де Сиснерос — одна из примечательных и романтических фигур испанской революции, человек необыкновенной судьбы. Выходец из старинного аристократического рода, Сиснерос, получив традиционное для своего круга военное образование, становится одним из первых военных летчиков в Испании. На протяжении 15 лет участвует в колониальных войнах в Северной Африке, а затем командует воздушными силами Испании в Западной Сахаре. Непосредственно перед фашистским мятежом Франко в 1936 году Сиснерос занимает пост авиационного атташе Испании в фашистской Италии и гитлеровской Германии. Перед Сиснеросом открывалась блестящая военная карьера. Однако, будучи настоящим патриотом своей родины и человеком, любящим свой народ, он отказывается от привилегий своего класса и наследственных имений, переходит на сторону народа и в самые трудные для испанской революции дни, в период героической обороны Мадрида вступает в ряды коммунистической партии. Назначенный командующим воздушными силами, Сиснерос с первых дней фашистского мятежа сражается в воздухе плечом к плечу с советскими летчиками-добровольцами, участвовавшими в национально-революционной войне испанского народа. Книга Сиснероса переведена в ряде европейских стран, где пользуется широким успехом. Она нелегально распространена и в самой франкистской Испании. В русском издании книга печатается с небольшими сокращениями. 

---

Трудно объяснить причины той атмосферы, царившей в стране, когда огромное большинство испанцев с невероятным безразличием выслушивало недовольных. Я не могу этого сделать еще и потому, что сам проявлял полнейшее равнодушие к происходящему и не придавал значения услышанному. Можно было наблюдать такие, например, странные вещи. В клуб «Гран Пенья», то есть в одно из самых заметных мест столицы, где всегда собиралась наиболее реакционно настроенная часть мадридского общества: аристократы, крупная буржуазия, придворные, военные, консервативные политики, одним словом, ярые представители монархического режима, по вечерам приходили Пепе Легорбуру, Луис Рианьо, Аграмонте, сын генерала Вейлера{70}, критик-искусствовед, и некоторые другие, которых я не помню. Они совершенно открыто выражали недовольство существующими порядками, и никто из высокопоставленных сеньоров - придворных, консерваторов и им подобных не останавливал их и не принимал абсолютно никаких мер. Я редко ходил туда, но иногда целые вечера просиживал с Легорбуру и его друзьями, слушая те же речи, что и в Алькала. Я вступил в члены клуба «Гран Пенья», чтобы иметь возможность посещать его бар - комфортабельное кабаре, с особым входом для дам - со стороны улицы Рейна. Это кабаре не предлагало ничего неприличного сверх преимуществ находиться в «Гран Пенья», то есть пользоваться великолепным обслуживанием, хорошими винами, замечательной кухней, умеренными ценами и возможностью встретиться со знакомыми. Рядом с большим салоном для танцев имелось несколько отдельных комнат, обставленных оригинально и с большим комфортом. Одним словом, бар «Гран Пенья» отвечал своему назначению - услаждать жизнь сливкам общества. Он пользовался особой репутацией у женщин легкого поведения. Приглашение в бар являлось своего рода посвящением их в персоны высшей категории. [133]

Французская компания «Латекоер» открыла почтовую воздушную линию Тулуза - Южная Америка, проходившую через Испанскую Сахару. Ее самолеты пролетали 1200 километров над нашей территорией, совершая посадки в Кабо-Хуби и Вилья-Сиснерос - маленьких фортах с несколькими испанскими солдатами, словно заточенными внутри проволочных заграждений. Эти два укрепления и пост в Агуэре являлись единственными позициями, занимаемыми нами на всей территории Испанской Сахары. Контроль над ней осуществляли главный инспектор, находившийся в Кабо-Хуби, и два губернатора: один - в Вилья-Сиснерос, другой - в Агуэра. Столь звучные титулы давались скорее для формы, так как на самом деле сеньор «инспектор Испанской Сахары» имел власть только над маленьким гарнизоном своего форта, не располагая юридическими правами на Вилья-Сиснерос и Агуэра. Губернаторы управляли территорией, заключенной в ограду из колючей проволоки, и 25 или 30 солдатами, не осмеливавшимися далеко отходить от своих укреплений.

Бывали случаи, когда местные племена брали в плен и убивали экипажи самолетов компании «Латекоер», вынужденных совершать посадку в пустыне. Франция сделала представление Испании об отсутствии безопасности на нашей территории, сопровождавшееся громкой кампанией в печати. Озабоченное этим обстоятельством, правительство решило направить для защиты самолетов гражданской линии одну эскадрилью, поручив мне возглавить ее и присвоив мне громкое звание командующего воздушными силами Испанской Сахары. Эти воздушные силы никогда не превышали 9-10 самолетов, но используемые мною служебные бланки всегда производили большое впечатление благодаря своему грифу, достойному Тартарена.

В Сахаре

Выполняя приказ, я вылетел из Севильи во главе эскадрильи самолетов «Бреге-14». Эти машины были легки в управлении, прочны и приспособлены для пустыни, так как могли садиться и взлетать с любой площадки. Ночь мы провели в Лараче. Нас встретили командующий гарнизоном, впоследствии видный фашистский генерал Мола (кстати, он первым применил во время гражданской войны выражение «пятая колонна»), и командир авиационной части, симпатичный [134] и жизнерадостный капитан Мартин Луна. На следующий день мы отправились в Касабланку.

То ли от избытка смелости, то ли от несознательности, но я не помню, чтобы меня хоть в малейшей степени беспокоило предпринятое нами путешествие. Хотя оснований для этого было более чем достаточно. Впервые я оказался в положении командира, не имевшего возможности ни с кем посоветоваться и вынужденного самостоятельно разрешать все затруднения, какие могли возникнуть. К тому же я никогда ранее не выезжал за границу. Пока мы находились на испанской территории, все это меня не волновало. Отчасти, видимо, как я уже сказал, из-за несознательности, но в какой-то степени и из-за фатализма, который время от времени проявлялся во мне. Иногда он удобен, но всегда обрекает на бездействие. Только оказавшись во французской зоне, я понял, что мы летим за границу и на мне лежит вся ответственность за наши действия.

С воздуха Касабланка показалась мне огромным белым городом, возможно потому, что в тот день как-то особенно ярко светило солнце. На аэродроме нас встретил испанский консул Бегония. Он помог нам выполнить ряд небольших формальностей, связанных с приездом в чужую страну, с которыми без него мне было бы трудно справиться.

В Касабланке мы провели два отличных дня. Жили в великолепном отеле, питались в лучших ресторанах. Французская кухня привела нас в восторг. Должен признаться, здешние вина понравились мне больше, чем знаменитые риохские. Нужно было прилететь в Касабланку, чтобы узнать, что французская кухня и вина не имеют себе равных в мире!

Следующая посадка предполагалась в Магадоре. В день нашего отъезда из Касабланки, точнее, в час отлета обнаружилось отсутствие одного летчика-наблюдателя, лейтенанта Фернандо Эрнандеса Франка. Моторы уже были запущены, и мы готовились взлететь, как вдруг я заметил автомобиль характерной для такси окраски, в котором ехал этот гуляка. В руках он держал две огромные куклы и букет цветов, проданные или подаренные ему в кабаре, где он истратил на шампанское, очевидно, немалую сумму денег.

Магадор с воздуха имел прелестный вид. На его маленьком аэродроме нас ожидали испанский консул Маэстро де Леон, префект, алькальд и военный начальник полковник спаги{71}, элегантный на вид человек, с моноклем, и еще кто-то. [135]

В группе встречавших стояла сеньора с двумя девочками. Неожиданно у меня возникла идея. Я попросил у Эрнандеса Франка куклы и цветы и, прежде чем поздороваться со всеми, к великому удивлению французов и испанцев, преподнес куклы девочкам, а цветы - сеньоре. Оказалось, это были жена и дочери консула. Затем я отдал приветствие властям и представил своих летчиков. После того как мы устроились в отеле, консул пригласил нас и представителей французских властей на обед. В тот же вечер Маэстро де Леон рассказал мне, какой эффект произвел на французов мой маленький жест с куклами и цветами. Они были невероятно удивлены нашей вежливостью, называли нас настоящими испанскими идальго, полагая, что мы заранее продумали наше поведение. Я не осмелился открыть правду. О пребывании в Магадоре у нас остались самые приятные воспоминания. Все носились с нами. Консул оказался симпатичным человеком и способным дипломатом. У него сложились хорошие отношения с французскими властями, и они уважали его. С тех пор остановки в Магадоре при перелетах из Испании в Сахару стали обязательными, и все мечтали о них.

Три дня в Магадоре промелькнули незаметно. На четвертый день рано утром мы отправились в Агадир, намереваясь к вечеру прибыть в Кабо-Хуби. Эта часть пути произвела на нас сильное впечатление: справа простирался океан, слева - Малый Атлас с его снежными вершинами. Под нами - ландшафт с первыми признаками пустыни. В Агадире мы заправились бензином. Предстояло преодолеть последние километры. Миновали Ифни - большое нагромождение глиняных домов того же цвета, что и земля, которое поэтому трудно было разглядеть. Тут заканчивались французские позиции. Пролетев Санта-Крус-де-Мар-Пекеньо, в то время еще не занятый Испанией и выглядевший оазисом среди зыбучих песков, мы оказались в Испанской Сахаре. Кабо-Хуби появился значительно раньше, чем все ожидали, - мы не учли пассатных ветров, сильно подгонявших нас. С воздуха он показался нам самым затерянным и печальным местом в мире.

Обязанности инспектора в Кабо-Хуби выполнял подполковник Пенья. Его секретарем был капитан Гуарнер. Здесь же находилась казарма дисциплинарной роты - подразделение, в котором отбывали наказание осужденные трибуналом военные. Ею командовал другой Гуарнер, брат секретаря. В захудалую факторию форта время от времени приезжали местные жители, чтобы продать несколько килограммов шерсти [136] и купить чаю, сахару, муки и пользующуюся огромным спросом голубую материю, линявшую, как калька. Лавчонка была маленькой, грязной и бедной, но через нее поддерживался контакт с местным населением. Испанцы никогда не удалялись от Кабо-Хуби дальше чем на 100 метров. Подполковник Пенья производил впечатление хорошего человека. Его семья жила на Канарских островах (я думаю, он поступил на службу, чтобы накопить некоторую сумму денег). Пенья редко выходил из своих комнат и никогда не вмешивался в наши дела. Отношения между нами всегда были спокойными и корректными. Братья Гуарнер своей несносной педантичностью вызывали у нас антипатию. Здешний врач, молодой человек со скучающим лицом, проводил время, подсчитывая оставшиеся до возвращения в Испанию дни.