Андрей Ветер-Нефёдов - УБИТЬ СТИВЕНА КИНГА

• Название: УБИТЬ СТИВЕНА КИНГА
• Автор: Андрей Ветер-Нефёдов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Как написать книгу? Как стать писателем? Для многих этот вопрос становится главным из-за выбранного пути и поставленной цели. Многие выдающиеся литераторы рассказывали о сложности писательского ремесла, учили правилам сочинительства, предостерегали от заблуждениях и ошибках, которые приводят в тупик. Вересаев, Горький, Веллер, Бредбери, По, Моэм… всех не перечислить. Эта книга не повторяет сказанное другими авторами, она даёт возможность увидеть творческую лабораторию писателя, увидеть внутренний мир художника. А когда мастер берёт вас за руку и ведёт по тропе своих успехов и ошибок, рассказывая о них честно, непредвзято.

---

Восхитительно, удивительно точно… Впрочем, понятно лишь тем, кто знает, что такое быть поглощённым своим трудом. Время мчится, где-то топчется унылая, неинтересная жизнь, люди прозябают в своих мелких проблемах (даже если это проблемы и беды мирового масштаба), а ты не видишь и не слышишь ничего, ты поглощён другой жизнью – единственно-важной и единственной, которая имеет значение. Потом книга подходит к концу, и ты вдруг понемногу, с каким-то удивлением обнаруживаешь себя в другой обстановке. Нет, нет, это привычная обстановка, окружавшая тебя последние полгода, год, полтора, два, но она отсутствовала, пока ты трудился над книгой, она находилась в ином измерении. «Я увидел, во второй, совсем малюсенькой комнате, – гость стал отмеривать руками, – так… вот диван, а напротив другой диван, а между ними столик и на нём прекрасная ночная лампа, а к окошку ближе книги, тут маленький письменный столик», – написано в «Мастере и Маргарите». И я, в то время ещё не бредивший сочинительством, видел, чувствовал и понимал всё, о чём рассказывает Булгаков. На самом деле, довольно скупо рассказывает. У Михаила Булгакова вообще язык не очень яркий, а если сравнивать с Набоковым, то даже скудный. Но имелось во мне, вероятно, та болезненная точка, в которую безошибочно попало острие булгаковского писательского пера, взрезало и выпустило на свободу дух, ставший моим проводником по жизни.

Хорош писатель или нет, дело не в этом. Важно, живёт ли он здесь, в мире своих знакомых, родственников, друзей, или же он лишь изредка заглядывает сюда, а основное время проводит в другом измерении, где время исчисляется не здешними минутами. Там можно в считанные мгновения прожить годы, а иногда наоборот – часами висеть в одном мгновении, растянув его до состояния вечности, и смаковать, наслаждаться застывшим временем, чтобы из этого состояния вынести, быть может, лишь одно предложение, за которым (будем говорить правду) читатели могут и не увидеть того, что пережил автор. Но художник творит не для того, чтобы передать что-то другим, он создаёт воздух, которым дышит. Если кому-то удаётся передать хотя бы глоток этого воздуха читателю, тот может считать себя гением.

Жизнь Мастера казалась мне самой заманчивой, почти эталонной для художника: существовать в своём подвале, куда не суются посторонние, и превращать этот подвал в канал, через который можно уходить в другие миры. Правда, здесь нужно напомнить, что герой Булгаковского романа смог позволить себе такую жизнь, выиграв сначала сто тысяч рублей. Не каждому выпадает такое везение, поэтому приходится удерживать себя на плаву в здешней суете, чтобы найти минимальные средства для существования. Но об этой стороне дела не думалось, когда я читал «Мастера и Маргариту». Думалось о миру художника. И зависть меня брала, когда я представлял его жизнь.

Добился ли Мастер того, о чём мечтал? Стал ли он счастлив, закончив свой роман о Понтии Пилате? Нет, не стал, потому что важным для него был процесс, а Мастер, закончив сочинять, вернулся в обычную жизнь.

Я готов повторять снова и снова: писательство (как процесс) важнее выхода книги в свет. Не каждому выпадает счастье жить в творчестве. Я бы сказал, что возможность жить в творчестве – небывалая удача. Нужно ли признание писателю? Нужен ли ему успех? Они приятны, они льстят самолюбию, но они не обязательны. Написанная книга, которую люди читают с удовольствием, – это уже успех. Не каждому автору удаётся создать произведение, которое зовёт и открывает двери в тот мир и то состояние, которых обыкновенный человек лишён в повседневности. Если книга не даёт прикоснуться к чему-то величественному, то такая книга не нужна.

Здесь уместно вспомнить слова Дорна в пьесе Чехова «Чайка»: «Вы взяли сюжет из области отвлечённых идей. Так и следовало, потому что художественное произведение непременно должно выражать какую-нибудь большую мысль… Я прожил свою жизнь разнообразно и со вкусом, я доволен, но если бы мне пришлось испытать подъём духа, какой бывает у художников во время творчества, то, мне кажется, я презирал бы свою материальную оболочку и всё, что этой оболочке свойственно, и уносился бы от земли подальше в высоту… И вот ещё что. В произведении должна быть ясная, определённая мысль. Вы должны знать, для чего пишете, иначе, если пойдёте по этой живописной дороге без определённой цели, то вы заблудитесь и ваш талант погубит вас».

И ещё немного Чехова (из письма Суворину): «Я хотел только сказать, что современные лучшие писатели, которых я люблю, служат злу, так как разрушают. Одни из них, как Толстой, говорят: “не потребляй женщин, потому что у них бели; жена противна, потому что у неё пахнет изо рта; жизнь – это сплошное лицемерие и обман, так как человек по утрам ставит себе клистир, а перед смертью с трудом сидит на судне, причём видит свои исхудалые ляжки”. Другие же, ещё не импотенты, не пресыщенные телом, но уж пресыщенные духом, изощряют свою фантазию до зелёных чёртиков и изобретают несуществующего полубога Сикста “психологические опыты”… И в памяти остаются только “опыты”, которые… третируют с высоты писательского величия совесть, свободу, любовь, честь, нравственность, вселяя в толпу уверенность, что всё это, что сдерживает в ней зверя и отличает её от собаки и что добыто путём вековой борьбы с природою, легко может быть дискредитировано “опытами”, если не теперь, то в будущем. Неужели подобные авторы “заставляют искать лучшего, заставляют думать и признавать, что скверное действительно скверно”? Неужели они заставляют “обновляться”? нет, они заставляют Францию вырождаться, а в России помогают дьяволу размножать слизняков и мокриц, которых мы называем интеллигентами. Вялая, апатичная, лениво философствующая, холодная интеллигенция, которая не может придумать для себя приличного образца кредитных бумажек, которая не патриотична, уныла, бесцветна, которая пьянеет от одной рюмки и посещает пятидесятикопеечный бордель, которая брюзжит и охотно отрицает всё, так как для ленивого мозга гораздо легче отрицать, чем утверждать… Вялая душа, вялые мышцы, отсутствие движений, неустойчивость в мыслях – и всё в силу того, что жизнь не имеет смысла, что у женщин бели, и что деньги – зло.

Где вырождение и апатия, там половое извращение, холодный разврат, выкидыши, ранняя старость, брюзжащая молодость, там падение искусств, равнодушие к науке, там несправедливость во всей форме. Общество, которое не верит в Бога, но боится примет и чёрта, которое отрицает всех врачей и в то же время лицемерно оплакивает Боткина и поклоняется Захарьину, не смеет и заикаться о том, что оно знакомо с справедливостью».

ХЛЕБ НАСУЩНЫЙ

Поиски средств. Некоторые ломаются на этом. Часто приходится слышать от начинающих писателей: «Для начала похалтурю маленько, чтобы деньжат заработать, а уж потом для себя поработаю, настоящее произведение сделаю». Не получается так. Все ломаются на этом «для начала». Начиная с халтуры, человек укрепляет в себе халтуру. Мы – то, что мы делаем. Кто позволяет себе фальшивить, когда нет настроения трудиться в полную силу, тот превращает это в норму. Творчество – это труд, пот, усталость, полная отдача себя. Когда этого нет, творчеством и не пахнет, а есть только халтура, механическое исполнение заказа, за которым прячется тот, кто бережёт себя «для будущих шедевров». Про такого писателя можно уверенно сказать, что у него нет будущего. Он может стать грамотным ремесленником, хорошенько напрактиковавшись и нахватавшись кое-каких знаний, но ему не суждено стать художником.

Мой путь сильно отличается от пути многих других писателей. Я начинал сочинять для себя, не ориентируясь на публику. Но не это главное. Писательский труд не приносил мне денег. Мне приходилось работать кинооператором, журналистом, фотографом, рисовальщиком, и это была не халтура, а качественное выполнение поставленной передо мной задачи, в которую я вкладывал всё моё мастерство. Параллельно я трудился над моими книгами. Неоднократно мне предлагали писать для «кого-то», то есть стать, как это называлось в те дни, «литературным негром», то есть «ghost writer», но это означало, что я должен расстаться с собой, ибо «литературный негр» не пишет своё. Растрачивать талант на это – нравственное преступление.

Однако настал момент, когда я, будучи автором четырнадцати уже опубликованных книг, получил предложение поработать над чужими мемуарами. Я понятия не имел о том, как это может происходить. «Он тебе расскажет, а ты превратишь его слова в литературу, – объяснил мне издатель. – В книге будет указано, что ты автор литературной записи, возле твоего имени будет стоять копирайт».

Я колебался. В первую очередь меня коробило то, что я могу раствориться за чужим именем. Но, покопавшись в архивах и справочниках, я обнаружил, что многие мемуары содержат на первой страничке строку с указанием автора литературной записи. Это был особый вид работы. Окончательно меня убедили воспоминания Андрея Кончаловского («Низкие истины») – это оказалась литературная запись Александра Липкова, а к этой книге я отношусь с большим уважением. Получается, что Кончаловский не сам писал мемуары. И Клавдия Шульженко не сама писала о себе (литературную запись её воспоминаний сделал Глеб Скороходов, мой преподаватель киножурналистики во ВГИКе). Каждый должен заниматься своим делом. И если кому-то хочется написать воспоминания, но он не наделён литературным даром, то ему следует привлечь для работы профессионала. Это всё равно что пойти к хорошему живописцу, а не пытаться самому намалевать себя, если вы не умеете рисовать, а вам захотелось сделать свой портрет… Аркадий Райкин писал в предисловии к своим «Воспоминаниям»: «Некоторые мемуаристы оказывают себе плохую услугу, когда, прибегая к помощи профессиональных литераторов, делают вид, что не только вспоминают и размышляют, но и владеют пером… Я не считаю нужным таить, что литератором не являюсь. Эта книга не написана мной, а рассказана».