Н. Денисов - Стезя

• Название: Стезя
• Автор: Н. Денисов
• Издательство: Издательство ПО «Исеть»
• Жанр: Поэзия
• Год: 1997
• ISBN: 5-7142-0135-3

Стихотворения и поэмы, вошедшие в книгу избранных произведений известного поэта и прозаика Николая  Денисова, наиболее полно представляют его поэтическое творчество.

В книге опубликованы ранние стихи поэта, датированные началом 60-х годов, непубликовавшиеся стихи, а также произведения, что составляли сборники, выходившие в издательствах Москвы, Свердловска, Тюмени.

Творчество Николая Денисова, как отмечают критики, рецензенты, подкупает лиризмом, естественностью интонации в разговоре с читателем, чистотой поэтической строки.

---

Европейская тема

Клочья пены срываются с мокрых тамбучин,
Будто шторму подкинули в топку дровец.
Сквозняками Ла-Манша простужены тучи,
В зябком Северном море идет бусенец.

Вот и все – началась европейская тема:
Дует ветер химический с Эльбы-реки,
Ждет нас Кильский канал, ждет причал Флиссингена,
В эмигрантских лавчонках нас ждут маклаки.

Это те, что давно в свои тайные ложи
Пронесли робеспьеров кровавый топор,
И в семнадцатом, вырядясь в черную кожу,
Развязали безжалостно красный террор.

Это с тех похорон еще – пышности царской,
На костях и на бедных крестьянских гробах,
Возвеличен был ими портной Володарский,
Накроивший смирительных тесных рубах.

И когда в них вели нас на скорбную плаху,
Низводили до нищенской скудной сумы,
Верховодил все тот же кагал авербахов –
На Лубянке, в управах глухой Колымы.

За баланду, за смертный отрез коленкора,
За святую идею – жила бы страна! –
Мы месили проклятый бетон Беломора,
Им Калинин в Кремле раздавал ордена.

А теперь они лгут, что к делам непричастны,
Торопясь во вранье – кто кого переврет.
Сколько их советологов нынешних – гласных,
Сочиняют доносы на русский народ!

Но трудней им приходится, рыцарям рынка,
Ведь все меньше слепцов, что не помнят родства.
Наконец-то, и в недрах российской глубинки
Прозревать начинают и чудь и мордва.

Пашет волны форштевень, просевший от груза,
Ждут Марсель нас и Гамбург, и ждет Роттердам.
Жму рабочую, честную руку француза,
Жму – голландцу. А этим руки не подам...

1988

Приход в Гамбург

В Гамбурге каждое судно встречают гимном той страны, под флагом которой оно плавает

Покой и тишь, как откровенье,
И все так чинно и ладком,
И веет майскою сиренью
И синтетическим дымком.

Идем. И трюмы полны груза.
Просторной Эльбою идем.
Под гимн Советского Союза,
А не под гибельным огнем.

Но там за плесом, поворотом,
Где заводские дым и чад:
Похоже – стрекот пулеметов
И, мнится, шмайсеры строчат.

Сейчас нас втянут в драку, в свалку,
Пленят, потопят иль сожгут?
Но дюжий немец, приняв чалку,
Кивнул спокойно: «Аллес гут!»

1988

Моряцкая сказка

Жил-был штурман один, он читал романтичные книжки,
Он ходил по морям и стихи сочинял для жены:
Мол, к весне буду дома, скучаю, люблю, а сынишке
Попугая мечтал привезти из далекой страны.

Месяц к месяцу. Ждут ли красивые флотские женки?
Им положено ждать, компенсация будет потом –
Чемоданами шмоток. Но штурман читал все книжонки,
Он о шмотках не думал. А это тревожный симптом.

Как-то бросили якорь в стране, где жара и лианы,
Где купить попугая слабо за валюту – в момент,
Хоть у братьев по классу, что чаще стучат в барабаны,
Чем трудиться желают. Но строгий был их президент.

Президент приказал: из страны – ни зверушки, ни птицы!
Контрабандный товар! Накажу и не дрогнет рука!»
И советский генсек, укрепляя стальные границы,
Параллельно придумал такое ж решенье ЦК.

Словом, штурман-романтик зажат был в суровые узы.
Но решился товарищ, ведь сыну он, знамо, не враг.
И потом на таможне родного до боли Союза
Спрятал птицу за пазуху: только, мол вякни, дурак!

И пока потрошили его чемоданишко тощий,
Говорящая птица, – конечно, не ведая зла, –
Острым клювом на теле трудилась с угрюмою мощью,
Штурман вынес и это. Бывали покруче дела!

Вышел бледный, шатаясь, он в зиму. И словно проснулся.
На квартире записка: «Устала одна куковать...»
Взял за голову птицу он и широко размахнулся,
А потом передумал, живой отпустил умирать.

Сколько видел еще он и звезд заграничных, а лун-то!
Много разных событий стряслось на пути холостом:
Президента сгубила какая-то черная хунта,
А советский генсек сам от старости умер потом.

1990

ПИТЕР. ЛЕТО-88

Жара. И пыль хрустит. Средина лета.
«Ситра» б глоток какой или пивка.
На Смольном флаг.
И, значит, власть Советов,
Как говорили сталинцы, крепка.

Душа парит и требует полива,
Но, черт возьми, порядочки новы:
Вчера прошел я Датские проливы,
А в ресторан на Выборгской – увы!

Конечно, будь я фрукт какой цековский,
Я б этих мук души не осязал.
Рубцова нет, остался Глеб Горбовский,
Но, говорят, он прочно завязал.

Сходил, конечно, к Пушкину на Мойку.
И завертелся, как веретено,
В толпе, спешащей делать перестройку,
Иль Зимний брать со Смольным заодно?!

Ну, стало быть, на родину вернулся!
Простой моряк, не барин и не граф.
Не сдался Зимний. С почтой промахнулся.
И лишь под вечер «занял» телеграф.

Друзьям приветы – долг, а не обуза,
Родным поклоны – помню, мол, всегда!
Залитый потом, грузный, как медуза,
На Невский выгреб. И – вот это да!

Иду – бреду в огнях. Куда, не знаю?
Иду... И тут – фартовая – она:
Ажур колготок, ножки, «четвертная» –
В ажуре том – начальная цена.

На хате – стол, шампанское рекою,
Витают вздохи – милый, дорогой!
Плачу за все я царственной рукою
И наливаю весело – другой.

Час утра. Та же жаркая погодка.
В башке туман. И думы глубоки.
Па Смольном флаг. Цела и «мореходка»[11].
А этот факт оценят моряки.

Большой переход

Завершили большой переход,
Точно к сроку доставили грузы.
Как Везувий, остыл пароход,
Якоря скрежетнули о клюзы.
Шапки вверх! Но молчала братва.
Тишина – по трюмам и отсекам...
В те часы хоронила Москва
С ритуальным почетом генсека.
Щекотливый державный вопрос
И у нас был продуман заране:
У гудка встал партиец-матрос,
Что стоял на руле в океане.
Трижды вынул он души из нас.
И радисты сработали круто:
Сотня пушек ударила враз –
Холостыми пока... Для салюта.
Погадали: кто сядет на трон?!
А к нему уж – без нашего спроса, –
Пробирался,
Спеша с похорон,
Это будущий «узник» Фороса.
Помню, день был и мрачен и сер,
И циклон налегал по-пиратски,
Начинался разгром СССР,
Первым пал Петропавловск-Камчатский.
В горле бухты кипел океан,
И над рубкой, пока еще робко,
Шевелился горячий вулкан –
Ключевская дозорная Сопка.

1994

В НЕБЕ ХОЛОДНОМ

Провинция

Поет комар, гудит мошка,
Стрекочет вещая сорока,
И кот на троне чердака
Xолостякует одиноко.
Бычок об угол чешет бок,
В сарае хрюкнул боров сонный,
«ДТ» свалил в канаву стог –
Ничейный, стало быть, – казенный.
Ничья дорога, даль ничья... Но – чу!
Как будто скачут тройки?
И, сдунув с крыши воробья.
Нагрянул ветер перестройки.
Ура! И выкрикнув «ура»!»,
Забив всех раньше в барабаны,
На этот ветер флюгера
Отреагировали рьяно.
Опять на гребне, на виду
За всенародные усилья:
Теперь в двухтысячном году
Сулят здесь лад и изобилье.
Толкуют складно – блеск и шик!
Мол, были беды и потери...
И хмуро, думает мужик,
Привычно в будущее веря:
«Ну что ж, идем к версте верста,
То попустительство, то ломка.
В итоге жизнь и прожита –
Вся для счастливого потомка...»

1986

Подростки в сквере

Нет, нет – не наркоманы!
Иду, бросаю взгляд:
В кроссовках и бананах
Они сидят, галдят.
О чем?
Прикину вкупе –
И хил и беден слог,
Толкут водичку в ступе,
Вот так и я толок.
При кепке, при монете,
При флотских брюках клеш...
У отроков у этих
Изысканней балдеж.
В тревожных ритмах века,
Где кругом голова,
«Монтана», «дискотека» –
Со смаком пьют слова.
Лопочет: «Мани, мани!»
Висящий, как праща,
Транзистор фирмы
«Сони» На плечике прыща.
Свободный от иллюзий,
От сложностей души,
Он цедит, глазки сузив:
«Цигарку разреши...»
И все-то понимаю,
И взгляд мой злой – в упор,
И все же вынимаю
Проклятый «Беломор».

1987

* * *