Андон Чаюпи - Поэзия социалистических стран Европы

• Название: Поэзия социалистических стран Европы
• Автор: Андон Чаюпи
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1976

В том включена поэзия восьми стран Европы — Албании, Болгарии, Венгрии, Германии, Польши, Румынии, Чехословакии и Югославии .

Вступительная статья Б. Слуцкого.

Составление и примечания Б. Шуплецова.

---

Кровавая сказка

Перевод Б. Слуцкого

Это случилось в одном государстве балканском —
в горном, крестьянском.
Горькое там приключилось злосчастье
с группой ребят —
целым классом пали они в одночасье
смертью героев.

Все они были ровесники;
все — одногодки.
Вместе учились и вместе играли,
хором стихи наизусть повторяли.
Вместе ходили к врачам на прививки.
Все у них общее было:
уроки, болезни, привычки.
Вместе они и погибли.

Это случилось в одном государстве балканском —
в горном, крестьянском.
Горькое там приключилось злосчастье
с группой ребят —
целым классом пали они в одночасье
смертью героев.

Ровно за сорок минут до их смертного часа
вот что умы занимало
этого класса:
«Грядки. Их шесть на моем огороде.
Десять арбузов на каждой».
И прочее в этом же роде.
Мысли мальчишек касались домашних заданий,
по выполненью которых
качество ими усвоенных знаний
будет измерено грудой никчемных пятерок,
Детям казалось,
что долго бродить им по белому свету,
Долго решать им задачи —
сначала вот эту,
кто помешает?
Все, что им задано,
перерешают.

Это случилось в одном государстве балканском —
в горном, крестьянском.
Горькое там приключилось злосчастье
с группой ребят —
целым классом пали они в одночасье
смертью героев.

За руки взявшись,
пошли они на смерть рядами.
Самые слабые дети и те не рыдали.
После уроков, сложив аккуратно тетрадки,
шли на расстрел они поступью твердой
в полном порядке,
прямо и гордо.
За руки взявшись,
прямо под пули
эти ребята навстречу бессмертью шагнули.

Хлеб месят Перевод Б. Слуцкого

Солнце спало, и птицы спали,
спрятав клювы в теплые крылья,
Женщины раньше солнца встали,
двери пекарни они открыли.

Они забыли о скорби вчерашней,
о всей суете желаний мелких.
Словно пахарь, когда он на пашне,
словно мельник, когда он — мельник.

Муку просеивают снова и снова.
Волосы словно в белых цветочках.
Работают,
не говоря ни слова,
думая о сыновьях, о дочках.

В море хлебного запаха канув,
они смеются пьяно, счастливо,
словно не тесто мнут руками,
а мнут руками цветущую ниву.

Солнце спит, и птицы не слышат
женщин, тех, что пришли на работу.
Хлебный запах из печи пышет —
это пекарня раскрыла ворота.

Руки на хлебе горячем грея,
женщина думает: «Пусть настанет,
пусть придет благодатное время,
когда всем людям хлеба достанет!

А враг пусть подавится нашим хлебом!
Пусть в горле вражьем он станет комом!»
Женщина смотрит с порога на небо,
внемля птичьим напевам знакомым.

«Я здесь, отчизна!» Перевод Б. Слуцкого

Бледнеет небо, птица бьет крылом.
Испуганно дрожит листва.
Старик пастух шапчонку снял рывком,
и слышны причитания слова:
«Отчизна! Люди!»
Замолкни, утро! Стихни, тишина!
Пусть вся земля застынет на мгновенье,
чтоб выстрелы услышала она
и слова каждый звук в последнем пенье:
«Отчизна! Люди!»

Ты, солнце, выглянь из-за облаков
и освети разверстую могилу,
чтоб веселей, бодрей им сделать было
последние десятки их шагов.
Благоухай, осенняя трава,
последнее их ложе окаймляя.
Пускай у них замлеет голова
от запахов родного края.
Последний крик, последний их привет
ты, ветер, унеси в леса и горы,
чтобы узнали родины просторы,
кто вспомнил их в последний свой рассвет.
«Отчизна! Родина!» — кричит гора горе.
«Отчизна!» — подхватила вся округа,
перекрывая эхом пулеметы,
а издали, как будто голос друга,
доносится из свежей их могилы:
«Я здесь, отчизна!»

Когда промчится ваша юность, птицы… Перевод М. Алигер

Когда промчится ваша юность, птицы,
что делаете вы, дрозды, овсянки и синицы?
Ты, жаворонок, что устал бороться с вышиной?
Что зяблик делает под августовским светом,
когда приходит срок прощаться с летом
и пенье птиц заглушено поющей тишиной?

Почуяв аромат снегов, дыхание мороза,
услышав осени шаги, что делают леса?
Что делаете, тополя, что делаешь, береза,
когда минует лето, и слышен ветра свист,
и по ветру кружится ваш первый желтый лист,
и облака над вами плывут, как паруса?

Когда в хрустальной синеве летают паутинки,
что делаете вы, поля, луга, покосы,
когда колючий иней все одел,
когда в железную броню закованы травинки,
и стали искристым ледком сверкающие росы,
и в изгороди ломонос внезапно поседел?

Когда от северных высот за южные отроги
подует ветер ледяной, что делает вода,
когда стихают подо льдом порывы и тревоги,
когда потока синева
внезапно вянет, как трава,
и цепенеет пульс, и плеск смолкает навсегда?

Детская косичка в Освенциме Перевод Б. Слуцкого

Осень сменяет лето, пятый раз сменяет,
а тонкая, словно ящерка, девочкина косичка
лежит в Освенцимском музее — живет и не умирает.

Мамины пальцы сгорели, но все-таки ясно видно,
как девочку в путь-дорогу пальцы те собирают,
то они цепенеют, то беспомощно виснут
и черную ленту предчувствий в тонкую косу вплетают

Туго косичка закручена, не расплетется до вечера.
Слезные змейки стелются — мама горько плачет.
Девочка улыбается ласково и доверчиво,
девочка не понимает, что эти слезы значат.

Вот палачи ледяные — банды их ясно вижу —
косят людские волосы, мечут в стога большие.
Легкие детские локоны ветер уносит выше,
в грузные копны сложены женские косы густые.

Словно шерсть настриженную, словно руно овечье,
в кучи их кто-то сваливает и приминает ногами.
Вижу — пылают яростью большие глаза человечьи,
вижу старух испуганных рядом со стариками.

То, что словами не выскажешь, тоже вижу ясно:
пламя пышет из топки и палачей озаряет,
длинные их лопаты — от детской крови красные,
стылые детские трупы в топку они швыряют.
Вижу седины бедные — все в серебристом инее,
и рядом — как ящерка — тонкую девочкину косичку,
вижу глазенки детские — большие, синие-синие.

Все равно Перевод М. Ваксмахера

Даже тысячу лет проживши,
после смерти я буду схожа
с теми, кто не родился.

Даже век свой прожив счастливо,
после смерти я буду схожа
с теми, кто плакал.

Даже запятнанная клеветою,
после смерти я буду схожа
с теми, кого хвалили.

Даже память оставив в душах,
после смерти я знать не буду,
что меня вспоминают.

Даже мудрость впитав земную,
после смерти я знать буду меньше,
чем ком земли у дороги.

Даже доброе сердце имея,
после смерти я стану
равнодушнее камня.

Даже радуясь ясному солнцу,
не смогу после смерти
выйти из мрака.

И, полна сознания жизни,
после смерти я знать не буду
о том, что жила на свете.

Оскар Давичо